Сотрясатели земли - Алексей Лукьянов

То не было ни гроша, то вдруг алтын, подумал Иван Иванович. Ну что же, насчет барсука в задании ничего не говорилось, можно будет выторговать у старушенции фигурку и посмотреть, как же эта хреновина на самом деле работает.

— А ваш кулон к какой культуре относится? — спросил однажды Иван Иванович.

— У вас наметанный глаз, друг мой, — очаровательно улыбнулась Барбара. — Некоторые относят к скифской, другие — к сарматской, но, к сожалению, предмет в единственном экземпляре, и сравнить не с чем. Так что эта вещь не продается.

— Я вам хорошую цену дам, — сказал Иван Иванович. — Все равно этот барсук больше на поросенка похож.

Женщина рассмеялась:

— Зачем же он вам тогда?

— У меня друг есть в Москве, — сказал Мезальянц. — Вы, наверное, знаете, его сейчас часто по телевизору показывают…

— Я не смотрю телевизор.

Мезальянц тяжело вздохнул и назвал Первого по фамилии-имени-отчеству, а главное — должности.

— Вот как… — удивилась Барбара. — И что?

— Он собирает такие штуки, я у него несколько видел. И все, говорит, в единственном экземпляре.

Барбара задумалась. Мезальянц ликовал: буквально от фонаря ляпнул первое, что в голову пришло, а как озадачил собеседницу. Первый — звезда, фаворит!

— Так что, продадите?

— Я подумаю.

Думала она недолго, дня два. А потом пригласила к себе домой.

Дома у Барбары стоял тяжелый запах лекарств. И выглядела она из рук вон: старая развалина, да и только.

— Не пугайтесь, — сказала она. — У меня неоперабельный рак, мне осталось совсем немного. Вы первый за последний год человек, побывавший у меня в гостях.

Мезальянц немного струсил. Он не боялся смерти или болезней, но вот так, с ходу узнать, что цветущая на людях женщина на самом деле одной ногой уже в могиле стоит… Неприятный сюрприз.

— Может, я могу?..

— Нет, не можете, мне даже в Израиле ничем не помогли. Но у меня есть к вам деловое предложение…

Барбара Теодоровна выложила перед ним две звериные фигурки. Две! Барсук и мышь! Ай да Иван Иванович, ай да сукин сын!

— Я умру, не сегодня — так завтра. Все, что я имела, уже продано, только эта информация пока под большим секретом. Коллекционеры все ужасно обидчивые, перессорятся еще раньше времени, никто на похороны не придет, а у меня уже все готово… Остались только эти две вещи — моя и сестры.

Это что же за семейка у вас: каждый свой предмет имеет? Мезальянца взяли было сомнения, но он их отбросил: потом сомневаться будет, когда предметы получит.

— Не сочтите меня маразматичкой, но я открою вам небольшой секрет: эти предметы воровать или отбирать бесполезно. Только получить в дар или найти. Можно еще с мертвого тела снять, но, думаю, мы успеем раньше.

— Вы мне их дарите? — обалдел Мезальянц.

— Не совсем. Я подарю их вашему другу. Но с одним условием. Все свои сбережения я оставила своему двоюродному внуку. Но, думаю, этих денег не хватит, чтобы обеспечить его жизнь до конца, — он инвалид и никогда не сможет работать. Я прошу купить эти вещи. По два миллиона за каждую — не очень дорого?

Мезальянц крякнул.

— А что они умеют?

Тут настала очередь удивляться Барбаре:

— Так вы в курсе?

— Ну, более или менее, — открыл карты Мезальянц.

— Тем лучше. Барсук позволяет видеть сквозь землю и сквозь любую горную породу. Мышь роет идеально круглые норы какой угодно длины и ширины, в любой породе. Вместе они способны устроить землетрясение, поэтому пользоваться ими одновременно нельзя, так и передайте вашему другу.

— Э… — хотел возразить Мезальянц, но Барбара Теодоровна скривилась, сморщилась, скрючилась вся и попросила оставить ее и навестить, когда вопрос с деньгами решится.

Вопрос решался два дня. Пока Мезальянц придумал убедительную версию, зачем ему такие деньги, пока эти деньги перечислили, Иван Иванович извелся весь — как бы не крякнула старушка раньше времени.

Но она дождалась. Иван Иванович принес ей сберкнижку на имя Егора. Барбара Теодоровна лежала в постели и мучительно кашляла.

— Спасибо, — прошептала она еле слышно. — Навестите его сразу после моей смерти, он в соседнем городе живет. Пусть обязательно приезжает на похороны.

— Может, его сейчас привезти, пока не поздно?

— Чтобы он запомнил меня такой? — Барбара Теодоровна засмеялась, а потом закашлялась. — Ну уж нет. В гробу меня подшаманят, буду как живая. Возьмите предметы, они на столе.

Мезальянц взял. Тяжеленькие, твердые, и впрямь — как из победита сделаны.

— А вы не могли бы мне их подарить? — спросил он.

— А как же друг?

— Я ему сам подарю. Ну очень мне хочется попробовать, как это они работают.

— Мы поступим так. Я их никому не подарю, и вы автоматически станете их владельцем после моей смерти. Потерпите? Совсем немного осталось.

— Потерплю.

Она держалась еще неделю. Потом умерла. И тут Иван Иванович понял, что бабка его надула.

Предметы не действовали. У Мезальянца не поменялся цвет глаз, он не смог смотреть сквозь землю и рыть норы силой мысли. Иван Иванович нагрел барсука зажигалкой — и обжегся о его поверхность.

Многие пытались обмануть Мезальянца, но получалось это у единиц. И всем им Иван Иванович отплатил сторицей. А вот бабушке фиг отомстишь, она померла. Отомстить внуку? А что толку?

Вот оно! Внук. Почему она говорила в единственном числе, когда в документах речь идет о двух? Может, настоящие предметы она ему подарила? Кинула лоха, позвонила внучку, сказала: «Хватай деньги и драпай!» Хотя нет, не вяжется. Книжка-то с деньгами осталась у Мезальянца.

В любом случае, стоило этого Егора навестить.

18

Внуки оказались занятной фигурой — одной на двоих. Егор, тот, на которого Иван Иванович оформил вклад, переносил уродство стоически, но вследствие этого приобрел вагон всяких комплексов, поэтому корчил из себя мизантропа и циника. Недоверчивость, возведенная в принцип, сочеталась в нем с наивностью, граничащей с идиотизмом. С первых минут разговора Мезальянц понял — Кравец надула всех, развела, как кроликов. Внук вообще не подозревал о наличии бабушки, а следовательно, ни о каком барсуке знать не мог. Тем не менее деньги открывают любые двери, и, оказавшись наконец в квартире Кругловых, Мезальянц сначала не поверил глазам. Мышь и петух. Висят, судя по старому дюбелю в стене, весьма давно. Все-таки удача на стороне Ивана Ивановича.

Егор отказался продать предметы, но Мезальянца это не расстроило. В конце концов, деньги уже заплачены, а что возьмет Иван Иванович не совсем то, что покупал у покойной Барбары Теодоровны, — так это издержки коммерции.

Теперь надо было действовать быстро и четко. Иван Иванович позвонил в Москву и надиктовал на автоответчик информацию о близнецах и петухе, тактично промолчав о мыши и упущенном барсуке. Скорей всего, чистильщиков отправят сразу же, то есть если ночью бойцы вылетят в Екатеринбург, то будут там около пяти утра местного времени. Пока найдут машину, пока доедут — пройдет еще полдня. Надо успевать.

Егор, несмотря на всю свою категоричность, воспользовался оплаченным такси до Одинцово. Ох уж эта любовь к халяве… ну, ладно, это не беда. Могло быть хуже — если бы Егор заупрямился и остался дома. В Афганистане Ивану Ивановичу приходилось убивать несовершеннолетних, но там выбора не было — либо ты, либо тебя. А здесь такая эскапада могла грозить психическим расстройством. Слава богу, обошлось. Убрать подростков все равно придется — чтобы право на обладание предметами перешло к нему. Допустим, вернутся братья с похорон, а у них утечка бытового газа. Но это же не душить голыми руками, это же несчастный случай.

Мезальянц проник в квартиру легко, будто к себе. Обстановочка, конечно, здесь была та еще. Халупа Мезальянца в Строгино, где он не бывал месяцами, и то выглядела более обжитой и даже не лишенной приятности — по крайней мере сам Иван Иванович любил туда возвращаться и днями напролет валяться на диване, листать подписку «Огонька» за тысяча девятьсот восемьдесят девятый год и пить пиво со слепым соседом, который и в таком состоянии переигрывал Мезальянца в шахматы. А здесь — просто камера предварительного заключения, разве что с обоями, удобствами и без решеток.

И еще его ожидало очередное разочарование — петуха и мыши на месте не было. Очевидно, Круглов взял их с собой. С несчастным случаем придется обождать хотя бы до завтрашнего утра: вечером слишком много народу шастает, опять же, утром пострадавших меньше будет — люди на работу уйдут.

В Одинцово, где проживал все эти дни Иван Иванович, подземных толчков почти не чувствовалось, поэтому, когда утром он въезжал в полуразрушенные Понпеи (вот ведь названьице у города), увиденное его серьезно озадачило. Он вспомнил слова Барбары о возможностях двух предметов и задумался: может, мышь с петухом тоже способны устраивать такие катаклизмы? Или все же его надули? Второй раз? Немыслимо!