Главная роль Веры Холодной - Виктор Полонский

Письмо было написано карандашом. Подпись отсутствовала. Почерк был Вере незнаком, но таким круглым, ровным почерком, похожим на тот, что можно увидеть в прописях у подготовишек[26], пишут тогда, когда не хотят быть узнанными. Бумага была самой обычной, писчей (от целого листа небрежно оторвали половину) и ничем не пахла. Попробуй-ка, догадайся, кто написал записку.

«Какой странный способ переписки, – подумала Вера. – Но удобный. пальто у меня приметное, спутать невозможно. В гардероб постоянно заходят люди – кто портсигар в кармане пальто оставил, кто еще что-то забыл. Гардеробщик не обращает внимания на тех, кто подходит к вешалкам. Написать письмо в туалетной комнате и подложить в карман – двухминутное дело. Но почему именно мне хотят сообщить имя убийцы? И кто его хочет сообщить?»

Вера отвернула рукав на левом запястье и посмотрела на часы. Золотые часы «Лонжин» Владимир подарил ей на Пасху, и она к ним еще не привыкла – долго застегивала застежку, иногда забывала заводить. Сейчас часы шли и показывали без четверти десять.

До встречи в ресторане «Прогресс» оставалось семнадцать часов пятнадцать минут.

Семнадцать часов пятнадцать минут! Целая вечность для того, кто изводится догадками и изнывает от нетерпения!

6

«Вчера состоялась ежегодная благотворительная лотерея городских участковых попечительств о бедных. По приблизительному подсчету, выручено не менее 75 000 руб. чистого барыша. В прошлом году было выручено всего 57 000 руб. Главный выигрыш – автомобиль, стоимостью в 6500 руб., достался кассиру некоей торговой фирмы г. Лукьянчикову.

Окончательный подсчет вырученных средств будет объявлен послезавтра».

Владимир с утра был в превосходном расположении духа. Шутил, смеялся, радовался наступающему лету и уговаривал Веру ехать с ним в это воскресенье за город, выбирать дачу. Вера отвечала уклончиво, потому что плохо представляла себе, чем она станет заниматься за городом, где нет ни бульваров, ни иллюзионов, ни театров, даже домашней библиотеки и то не будет, потому что не станешь же увозить всю библиотеку! А читала Вера прихотливо, не то, что модно или ново, а то, что захочется. Сегодня – Флобера, завтра – Жорж Санд, послезавтра – Крестовского, а следом – Конан Дойла или Шеллера-Михайлова. Иногда тянуло к серьезному чтению, тогда Вера одалживалась у мужа каким-нибудь «Римским правом» или читала «Риторические наставления» Квинтиллиана. Могла читать не все, а только полюбившиеся или казавшиеся интересными места. Владимир, видя, что каждый день жена читает что-то новое, хмурился и говорил, что лучше вообще не читать, чем читать бессистемно, от этого в голове каша. В голове?! Тут в жизни каша, а не только в голове. И самое обидное то, что ты эту кашу не варила, она как-то сама собой сварилась, а есть приходится тебе. Муж предлагал Вере взять на дачу мать с сестрами, чтобы было веселее, но боже сохрани от такого веселья. Мать, никогда не бывшая особенно веселой, после смерти бабушки впала в меланхолию окончательно и бесповоротно. Так, что общаться с ней стало невозможно, – вздохи, обиды и нескончаемые слезы. А как не общаться? Родная мать все же. Раз в неделю непременно надо навестить, иначе обидится. Визиты в Малый Кисловский переулок к своим превратились в нудную повинность. Сестры? У сестер – война Алой и Белой Роз. Наденьке в этом году будет шестнадцать, а Сонечке в феврале исполнилось девять. Не семь лет разницы между ними, а целая пропасть. Одна уже взрослая, но еще не пережившая свои детские мечты с идеалами, и от того очень нервная, а другая – сущий ребенок, но уже возомнила себя взрослой и ежеминутно пытается доказывать это окружающим. При Владимире сестры ведут себя чинно и смирно, но этого смирения больше, чем на час в неделю, не хватит…

Владимир и сам-то никогда дачником не был. Сугубый горожанин, дитя каменных домов и булыжных мостовых. А тут вдруг загорелся. Вера прекрасно понимала, отчего он так загорелся. Лед в их отношениях, еще совсем недавно (страшно подумать – всего год и десять месяцев назад!) бывших совершенно иными, Владимир пытался растопить при помощи смены обстановки. Сам придумал или кто-то посоветовал ему такой рецепт, Вера не знала. Знала другое – смена обстановки совершенно не помогает в тех случаях, когда людям надо менять что-то в себе. А что менять? Как разжечь в душе угасшее пламя любви? Как заново полюбить хорошего, очень хорошего, только скучного и неинтересного тебе человека? Вера не раз задавалась вопросом – когда закончилась любовь? – и не могла найти ответа. После того как у нее на глазах убили подругу Машеньку? От такого ужаса в душе могут угаснуть все чувства. Можно было и самой умереть там же, на месте, от разрыва сердца. Или уже после того, как случился fausse couche[27]? Впрочем, оба эти события были взаимосвязаны и слились воедино… Или не было никакой любви, а только наваждение? Нет, сначала казалось… Вот именно, что казалось…

– Неужели тебе не хочется пожить летом за городом? – удивлялся Владимир, шурша газетой. – Наслаждаться прохладой, дышать свежим воздухом, слушать пение птиц… Смена обстановки необходима, Верочка. Прошлым летом не получилось уехать на дачу из-за автопробега, а на этот раз ничего нам не мешает…

Когда-то привычка мужа просматривать за завтраком газеты импонировала Вере. Она гордилась тем, что у нее такой деловой муж, у которого каждая минута на счету, а не бездельник вроде пресловутого Обломова. Сейчас же, стоило только Владимиру потянуться к лежавшим на столе «Московским ведомостям» (он всегда непременно начинал с них), на Веру тотчас же накатывало раздражение. Что за манера отгораживаться от нее газетой? Она же не читает за завтраком ни газет, ни книг… И увлечение автомобилями тоже начало раздражать, потому что Владимир порой предавался ему без меры, совсем как другие – пьянству. В прошлом году он все лето провел со своей «Лорелеей» (-уменьшительн-ласкательное от марки «Лорин и Клемент»), готовясь к пробегу, который состоялся в сентябре. То отвозил ее в какие-то мастерские и ежедневно туда наведывался, желая убедиться в том, что все делается должным образом. То приглашал каких-то знатоков в гараж, и они долго, словно камерный концерт, слушали, как работает мотор, и обменивались замечаниями. То уезжал в тренировочные пробеги – до Серпухова, до Коломны, а то и до Вышнего Волочка бывало. Вера раз сдуру (иначе и не скажешь) съездила с Владимиром до Коломны и прокляла все на свете, в первую очередь – свое легкомыслие. Тренировочный пробег оказался совсем не чета развлекательным загородным прогулкам, потому что гнал Владимир как сумасшедший, дороги выбирал похуже, желая проверить, как себя поведет на них автомобиль, да вдобавок то и дело бил ногой по тормозам, испытывая их на прочность, отчего Веру резко швыряло вперед. И так ехать от Петербурга до Севастополя? Безумие! Чистейшей воды безумие. Владимир, правда, до Севастополя не доехал – сломался под Екатеринославлем, бедняжка, и чинился там четыре дня. К тому времени пробег закончился. Ради чего все лето мучился, спрашивается?

– Необходима, – согласилась Вера и вдруг, неожиданно для себя самой, выложила одну маленькую мечту, не имевшую никаких шансов превратиться в намерение. – Только я сменила бы обстановку иначе. Тетя Лена на лето подписала контракт с Дранишниковым и едет на гастроли с его антрепризой. Рига, Вильна, Белосток, Варшава…

Многие актеры и актрисы Малого театра пренебрегали антрепризами, считая недостойным «опускаться» до участия в них, но тетя Лена думала иначе. Если в гастрольную программу «родного» театра не вошло ни одного спектакля с ее участием, то отчего бы не поучаствовать в антрепризе? Тем более у Дранишникова, который умеет подбирать и репертуар, и актеров.

– Я бы могла поехать с ней в качестве… – Вера замялась в поисках более подходящего слова, чем шутливое «девчушка на побегушках» из тети-Лениного лексикона, – …помощницы. В антрепризах вечно нужен свободный человек, потому что там неизбежны накладки. То билетер заболеет, то суфлер запьет, то у кого-то из актрис голос сядет…

Замещать билетера или суфлера особого желания не было, а вот выйти на сцену вместо кого-то из захворавших актрис очень хотелось. Но тетя Лена, когда Вера заикнулась о том, что хотела бы поехать с ней, ответила, что такая возможность имеется, но настоятельно посоветовала оставить иллюзии дома, пусть лежат там до Вериного возвращения.

– Вера! – укоризненно произнес Владимир, выглянув по такому поводу из-за газеты. – Ты подумала о моей репутации? Люди решат, что дела мои настолько плохи, что тебе приходится перебиваться такими сомнительными заработками! Одумайся, прошу тебя. Если хочешь, мы можем просто совершить небольшое путешествие…

– Не надо ничего совершать, – печально ответила Вера. – Все свершится само собой…