Под горячую руку - Марина Серова

— Сергей занят. Готовит машину к вашей поездке. Поэтому к Серову отвезу вас я, когда закончите здесь свои дела. Босс сказал, что он с вами так договорился.

— Мои здешние дела за пять минут не закончить, так что подождать действительно придется. Может, как освобожусь, мне лучше самой позвонить по номеру, который Николай Михайлович дал, и вызвать машину?

— Дело спешное, — возразил Сашка. — Я лучше дождусь. Так получится скорее, — и добавил, понурившись: — Босс приказал.

— Как знаешь.

Марина, секретерша Светланы Алексеевны, постучалась в дверь моего кабинета через пять минут после того, как я сбросила с себя уличную одежду и подправила макияж, в тот самый момент, когда, посмотрев на телефон, я решала, что лучше — позвонить ей и спросить о занятости Патрикеевны или самой дойти до приемной.

— Юлия Сергеевна, вас Светлана Алексеевна вызывает, — прочирикала она после приветствия. — Вы идете?

Не терпится Маринке, горит рвением!

— Да.

Идя по коридору на корпус впереди ее, я гадала — что за подлость такая стряслась спозаранок и как отвести от себя беду? Оказалось, напрасно я взволновалась. Не удержалась Марина, вывалила новость. Всей беды-то, что во второй раз позвонили из городской администрации, назвали мое имя и попросили отпустить меня ненадолго поработать у них. Суров, его рука, его манера — незаметно вмешиваясь, облегчать жизнь своему агенту.

— Юленька Сергеевна, я на вас в претензии, ей-богу! — встретила меня Патрикеевна любезной песней. — Мы же договорились вчера обо всем. Достаточно было мне позвонить, и все вопросы были бы решены. А вы опять беспокоите высокое начальство. Срочной незавершенки у вас сейчас нет?

— Нет, Светлана Алексеевна.

— Тогда вы свободны.

Она даже вышла из-за стола, чтобы проводить меня до двери.

— Господи, женщина же я! А женщина женщину всегда поймет. У одних дети, у других болезни, у третьих заботы. У вас вот — карьера. Не возражайте, пожалуйста! Большому кораблю — большое плавание.

Неловко мне стало до невыносимости и пришлось сматываться, но так, чтобы торопливость моя не показалась ей пренебрежительностью.

Сашка вез меня молча, и это удивляло. Я ожидала извинений за вчерашнее хамство, они должны быть в сценарии Николая Михайловича, несмотря ни на какие подозрения, или я ошибаюсь в своем о нем мнении.

Наш с Базаном разговор о чрезмерной осторожности Андрея Леонидовича получился как «сон в руку», только наоборот. Гром позвонил вскоре после моего возвращения домой и потребовал подробного отчета о вечерних событиях. На мой вопрос о том, каким же это образом я смогу рассказать все по телефону, ответил одним словом: «Выкладывай!» Вот и вся конспирация.

Суров похвалил меня за ответную провокацию, устроенную Сашке, ругнул, но несильно, за его обездвижку, оказавшуюся необязательной в тех условиях.

— Пусть ты упустила из поля зрения окружающее, это немалый грех, но — ладно. Но после того, как твои спасители окликнули Сашку, нужно было сообразить, что они готовы вмешаться.

— Сообразила! И спровоцировала их на вмешательство. Могла же я сразу врезать этому актеру так, чтобы он со стула слетел, но — нет, пищала и отмахивалась, как от комара.

— Еще хуже. — Гром был неумолим. — Если заранее предвидела исход, то и сообразить должна была, что применение кольца не только не нужно, но и чревато нежелательными последствиями. Не сообразила?

— Не до того было. Увлеклась, Андрей Леонидович, — признала я свою вину.

— Отвратительно. Где твой былой профессионализм, Юлия? О, господи!

Слушать его было неприятно, но следовало признать его правоту. А когда он узнал, что «жучок» так и остался на рукаве серовского пиджака, то высказался еще обиднее:

— Знаешь, Юлия, мне хочется сейчас замолчать и повесить трубку, — и подвел итог всему моему ресторанному подвигу: — Грязно сработано! Слушай меня внимательно. Завтра постарайся вогнать «жучка» в телефон Серова. Дома, в его конторе ли — неважно. Где он примет тебя для инструктажа, там и поставишь. Лучше, если бы это состоялось у него дома, потому что ты могла бы оставить там свой инфразвуковой излучатель. Надо, Юля! — перебил он мой удивленный возглас. Придется расстаться со своим сокровищем. Назревает комбинация, от которой в недалеком будущем может зависеть многое. Если не попадешь к нему домой, то деваться некуда, подкинешь его в кабинет Серова. Что значит где спрятать? Там, где больше всего пыли. Как ты говоришь: «Это элементарно!» Понятно? И последнее: запомни номер самарского телефона. Позвонишь при первой же возможности, сразу, как туда приедешь, даже если докладывать еще нечего будет. Там расскажут тебе о самарских партнерах серовского «Литера» и немного об их общем бизнесе.

Трубку Гром повесил, не попрощавшись, и этим окончательно испортил мое настроение. Впрочем, несмотря на это, остаток ночи проспала я сном праведницы.

— Подъезжаем уже, — успокоил меня Сашка, заметив, что я вздыхаю. Подумал видно, что утомила меня переполненная автотранспортом дорога. В очередной раз за кисейную барышню принял.

— Куда подъезжаем? — не совсем поняла я его, занятая своими мыслями.

— К дому.

Что и надо. И тут состоялось то, о чем я уже и не мечтала.

— Извини меня за вчерашнее, Юлия Сергеевна, — попросил Сашка почти официально. — Перебрал я. Это не оправдание, но все равно извини.

— Извиняю, — процедила я сквозь зубы, как бы делая одолжение.

— Черт возьми, спасибо! — усмехнулся он. — Я до того тебе признателен!

— Александр! Неужели вы с Серовым всерьез думаете, что я как-то связана с вашими самарскими сволочами?

— Так доказательства обратного отсутствуют. И ехать к ним ты согласилась с радостью. Не уверены, конечно, — сообщил он более миролюбиво. — Ни в чем мы сейчас не уверены, — и, останавливая машину возле старого пятиэтажного дома с лепниной по карнизу, добавил: — Только ехать сейчас, после всего, к ним — все равно что соваться в клетку к хищникам. Тем более по такому поводу.

— Даже ради тысячи долларов?

— Кому как, — ответил он философски.

Дверь нам открыла сухонькая старушка в цветастом переднике, повязанном поверх голубого спортивного костюма.

— Здрасьте!

Она с неодобрением воззрилась на меня, будто подозревая в нехороших намерениях. Сашка, не ответив на приветствие, бесцеремонно отодвинул ее в сторону и шагнул вперед.

— Прошу! — пригласил он меня, едва повернув голову.

Пока я вытирала ноги и стаскивала куртку, он успел заглянуть в комнаты и, вернувшись, спросил у старушки:

— А Николай Михайлович где?

— В подвале твой барин.

Она одернула передник и зашаркала от нас тапочками по паркету темного коридорчика.

— Николай Михайлович один? — вслед ей спросил Сашка.

— Один, — отозвалась она нелюбезно.

Подвал, как назвала его старушка, оказался небольшим, но хорошо оборудованным гимнастическим залом, пройдя через который мы оказались в просторной бильярдной, освещенной по всем правилам ярким светильником, низко висящим над игровым столом.

— Привез, Николай Михайлович, — доложил Сашка и вышел, не дожидаясь ответа.

Светильник освещал только бильярдный стол. Все остальное было едва различимо в полутьме. Здесь приятно пахло кожей обивки дорогой мягкой мебели.

— Юлия Сергеевна!

Серов сидел, утонув в огромном кресле в углу бильярдной. Он пошевелился, позвав меня, и блеснуло кольцо на его пальце. Вчера кольца не было.

— Идите сюда, Юлия, садитесь.

Рядом со слоновьим, хозяйским, стояло кресло поменьше, все в складках и выпуклостях. Оно оказалось неожиданно жестким, но очень удобным.

— Выпьете, Юленька?

В руках Серова оказалась бутылка. Он встряхнул ее так, что булькнула жидкость, и опустил донышком на колено. Я решительно отказалась.

— Напрасно.

Он глотнул из горлышка и продолжил с неожиданным смирением:

— Больше Сашки перед вами виноват я. Примите извинения. Выволочку ему уже устроил.

Вставал он медленно. Тяжело вставал, с трудом выбираясь из мягких кресельных глубин. То ли выпил лишнего, то ли устал этот человек с утра пораньше. Хотя, в общем-то, день уже на дворе.

— Нет, нет! — рассмеялся он, угадав мои мысли. — Просто ночка выдалась на редкость хлопотливой. Отправлю вас и завалюсь спать. Спать!

Он мечтательно вздохнул и пошел впереди, а мне впору было предложить ему руку для опоры.

Миновав прихожую, пройдя темным коридорчиком, в который ушла старушка, мы оказались в большой гостиной, обставленной и скудно, и дорого одновременно. Мебель здесь была из натурального дерева, блестела стеклом и металлической отделкой. Закрыть же ковром или паласом светлый паркет хозяева не сочли нужным. Деревянная лестница с резными перилами вела на следующий этаж. Серов отворил дверь под ней и пропустил меня вперед. Кабинет. Шкафы, забитые книгами, небольшой письменный стол, телефоны, компьютер. Окно, задернутое простенькими занавесками. Уютно, но тесновато. На спинке кресла, стоящего за письменным столом, висит пиджак. По виду — вчерашний, в котором Серов был в ресторане.