Отравленный трон - Селин Кирнан

И снова Лоркан согласился, а Рази сжал губы и положил руку на колено своего друга и пациента:

— Понимаешь, Лоркан, я думаю, что болезнь оставила свои губительные соки в жидкостях твоего тела. Я чувствую, что она осталась здесь. — Он указал на пах Лоркана. — И здесь, и вот здесь. — Он указал на подмышки и челюсть.

Лоркан пожал плечами:

— Да, доктора на Севере говорили мне то же самое. Но они делали кровопускание и сказали, что все должно выйти…

Рази осклабился и сжал кулаки:

— И тебе регулярно с тех пор пускали кровь, не правда ли?

Лоркан кивнул.

— Так я и думал. И давали слабительное, чтобы прочистить кишечник?

Лоркан глянул на Винтер, залился краской и кивнул. Рази, похоже, воспользовался заминкой, чтобы собраться с мыслями. Винтер видела, что он с усилием разжал руки и успокоился.

— Все в порядке, Лоркан. Я прошу тебя поклясться, что ты не позволишь другим докторам ставить тебе пиявки или давать слабительное снова. Я серьезно настаиваю на этом.

Лоркан выглядел озадаченным. Он нахмурился, намереваясь что-то спросить, и попробовал облизнуть пересохшие губы.

«Только не предлагай ему воды!» — подумала Винтер, зная, что ее отец ни за что не возьмет кружку, потому что у него трясутся руки.

— Выпей, — приказал Рази, и девушка вздохнула с облегчением. К ее удивлению, Лоркан безропотно позволил Рази держать кружку, пока он мелкими глотками пил воду.

— Те, другие доктора, — Лоркан прочистил горло, — они говорили, что это будет благотворно для меня — выпустить яд из крови.

Рази на мгновение задумался, подбирая слова, и сказал:

— Они выпустили достаточно крови, я думаю. Если такое лечение продолжать, ты… Это мое мнение: телу начинает недоставать собственных благотворных соков, и лечение становится тебе во вред. Так что никаких больше кровопусканий, никаких чисток. Договорились?

Лоркан поднял на Рази ярко-зеленые глаза, и Винтер подумала, что никогда не видела отца таким открытым и ранимым.

— Договорились. Но мой лорд! Что-то можно с этим делать?

— Тебе нужен отдых.

Ее отец патетически закатил глаза вверх и хотел было подняться. Рази осадил его, дернув за рукав, и сказал жестко:

— Лоркан, я говорю это не просто так. Тебе необходимо отдохнуть. Отдыхать часто и основательно. Хорошо питаться. И избегать раздражения.

При этих словах отец Винтер засмеялся искренним, сердечным смехом, который тут же перешел в одышку и заставил его согнуться, но не спрятать ухмылку. Его веселье было таким заразительным, что Рази и Кристофер прыснули, оценив шутку. Даже Винтер улыбнулась. Избегать раздражения. Ага, как будто это возможно.

— Аххх! — с трудом выдохнул Лоркан, осторожно выпрямляясь и снова вцепившись в ручки кресла. — Смех — это прекрасное тонизирующее средство!

Рази вздохнул и внимательно посмотрел Лоркану прямо в глаза. Его следующие слова смели улыбку с губ отца Винтер, а в ней самой, казалось, проделали сквозную дыру где-то посреди груди.

— Вредоносные соки собрались в твоем сердце, друг мой. Я слышу их там, они мешают приливам и отливам твоих телесных жидкостей. От этого препятствия нельзя отмахнуться. Ты обязан внимательно следовать моим указаниям, Лоркан. От этого зависит твоя жизнь.

Сердце отца. Его сердце! Винтер помнила, как маленькой девочкой часто лежала на папиной груди, слушая стук этого двигателя, надежно и вечно трудящегося там, под ее ушком. Звук убаюкивал ее, говоря: «Хо-ро-шо! Хо-ро-шо! Тук-тук-тук».

Лоркан посмотрел на Рази, потом перевел взгляд на Винтер — улыбнулся, пожимая плечами, словно говоря: «Мы знали это и раньше, не так ли, дорогая?» Он подмигнул дочери, она попыталась улыбнуться в ответ. Сколько Винтер себя помнила, ее отец делал все, чтобы удостовериться, что дочка справится, когда его не станет рядом. Он отлично справился — и вот теперь они были дома, в самом безопасном и милом месте на земле, где ни принадлежность к женскому полу, ни незнатное происхождение не будут ей помехой. Лоркан не боялся умереть. Но несмотря на это, несмотря на разговоры, планы, приготовления к одинокой жизни, Винтер не хотела, чтобы он ушел. Она не представляла себе жизни без любви этого огромного улыбчивого человека, ее отца.

Рази поднялся на ноги и сказал:

— А теперь, Лоркан, я хочу, чтобы мы с Кристофером помогли тебе искупаться и уложили в кровать. Тебе нужно поспать пару часов перед пиршеством.

Отец начал было протестовать, выпучив глаза от негодования.

— Лоркан! — перебил его Рази, не дав произнести ни звука. — Сам ты не справишься, не сейчас. Загони обратно свою гордыню, мой друг, и дай нам помочь тебе сегодня. Я собираюсь дать тебе зелье, от которого ты хоть какое-то время будешь крепко спать. Ты проснешься свежим и бодрым, а если будешь спокоен и нетороплив, то переживешь это проклятое празднество без переутомления.

Что ему оставалось? Бросив последний унылый взгляд на Винтер, Лоркан позволил юношам отвести себя в покои, а когда принесли воду, отмыть с себя грязь после долгого путешествия и наконец-то уложить в постель.

Винтер долго сидела в круглом кресле, рассеянно прислушиваясь к звукам голосов за дверью и глядя, как прощальные солнечные лучи скользят по стенам, отмечая приближение вечера. Когда отец уснул, Рази и Кристофер вышли из его комнаты. Рази чмокнул ее в лоб и пообещал вернуться до начала ужина.

Запах разогретых солнцем апельсинов сменился вечерним ароматом жимолости и лилий, когда густые тени накрыли сад. Коридор наполнился голосами — воздух стал прохладнее, и люди начали просыпаться или же возвращаться с прогулки у реки перед вечерним пиром.

Винтер ни о чем не думала — все казалось бесполезным. Она позволила времени течь сквозь нее. Это оцепенение походило на сон, хотя она не спала.

Рази обещал вернуться заранее, чтобы Винтер успела одеться, но ей все равно пришлось встать из кресла задолго до его прихода. Надо было еще найти что надеть. У нее были пальто — одно легкое, другое зимнее. Два форменных платья, одно из которых все еще лежало грязной кучей у двери. Один теплый рабочий костюм, три пары панталон, три сорочки, два ночных чепца, четыре пары шерстяных чулок и одна — хлопчатых, две пары брюк, шерстяное платье, подходящее для неформального ужина в близкой компании. Никакой нарядной одежды, ничего, в чем можно предстать перед королем.

Рази перевез матушкин сундук камфарного дерева в спальню Винтер, и, заглянув в него, она сразу поняла зачем.

Одно за другим она вытаскивала платья своей матери, проложенные лавандовой бумагой и россыпью сухих роз, гвоздики и апельсинных корочек. Винтер с удивлением заметила, что их доставали проветривать. Все эти годы кто-то регулярно доставал их, развешивал и вытряхивал. Может, Марни? Или какая-то горничная, беззаветно преданная ее матери?