Оловянное царство - Элииса

пиктов-друидов. Быт пленника был для него книгой прочитанной, но не прожитой, а потому теперь он терялся в догадках. Он шел по широкому двору вслед за Вортигерном, по высоким ступеням его необъятной крепости, по бесконечным коридорам с тяжелыми сводами и богато убранным залам. Его не вели в темницу, и это было необъяснимой загадкой. Вторая загадка заключалась в том, что крепость Вортигерна сильно разнилась со стеной Адриана. В форте Банна не было женщин. Не было огромных звериных шкур на широких скамьях. Не было вытканных разноцветными нитями огромных ковров на стенах. Форт Банна был для войны и мужчин.

Крепость Вортигерна была для любого, кто не выступает против него. Откуда-то снизу лестницы до Амброзия донесся смех женщины, запах щелока и мокрой шерсти. Здесь были прачки, может быть, чьи-то жены и дети. Как Вортигерн сумел все это построить? Хотя как — это Полу-бритту было понятно. Зачем — это был уже вопрос посложнее.

— Садись, — бросил Вортигерн. — Где захочется. Ты, верно, голоден после дороги. Эй там, подавайте еду.

Он грузно опустился во главе стола и громко вздохнул.

— Ты, Полу-бритт, видишь вокруг себя плоды неустанной работы. За девять лет, что мы провели с тобой порознь, я ни разу не мог упрекнуть себя в лени и праздности.

Амброзий ему не ответил. Император хищно оскалился своей собачьей улыбкой.

— Не думай, я не начну тебе плакаться, что жизнь правителя вовсе не мед. По правде сказать, — он небрежно взмахнул руками. — она превосходна. Все, что ты видишь здесь, Полу-бритт. Здесь все мое.

И это звучало не как хвастовство. Амброзий пожал плечами.

— Что ж, ты этого и хотел. Император.

Тот поморщился. Перед ними поставили два блюда с запеченной крольчатиной и две кружки кислого эля.

— Не называй меня императором, — Вортигерн оторвал жирную кроличью ножку. Сок потек ему за рукав. — Император, империя… Знаешь, Полу-бритт, за эти девять лет я успел хорошенько подумать. Зачем мне называть себя императором — их было, да ты помнишь и сам, каждую луну по четыре десятка. Толпа дураков, утопившая себя в бессмысленных распрях за Рим, который был слишком далеким и слишком чужим. Ты думаешь, ваш Флавий Клавдий тогда преуспел? Я слышал, его убили в Иберии4. О нет, мой дорогой Полу-бритт, я не какой-то там император. Я царь и властитель этого нового мира. Здесь. На острове. От моря на юге, а со временем — до вашей замерзшей прогнившей Стены. К слову, превосходные кролики, Полу-бритт, почему ты не ешь их?

Амброзий жадно смотрел на блюдо перед собой, но до сих пор не прикоснулся к пище. Есть с врагом — последнее дело, но кто ему теперь больший враг: Вортигерн или Утер? Сподручные Гилдаса, которые пытались его обмануть, или свирепые саксы? У Амброзия Аврелиана наберётся немало врагов, но умирать с голоду он пока не спешил. Запах жаренного мяса сводил голодного центуриона с ума. Жадной дрожащей рукой он ухватился за кроличью ножку.

Вортигерн улыбнулся.

— Приятно, что ты не хочешь расстроить хозяина дома. Этим ты мне всегда и нравился, Полу-бритт. Знаешь, этой поразительной доброжелательностью… граничащей с полной дуростью. И при этом ты отличный боец. Знаешь, я таких ещё не встречал.

При упоминании о хорошем бойце внутри Амброзия что-то сжалось, и он по-волчьи взглянул на нового властелина. Потом в памяти всплыло недавнее сражение, запах дыма и битвы, грязи и чужой крови — нет, насмехается Вортигерн или же нет — он действительно все ещё прекрасный боец.

— Ты можешь проверить, — ответил он. — Если бы не мой добрый братец, твоему прихвостню саксу было бы о чём рассказать. Видишь ли, те девять лет я не просто скорбел над судьбой.

Вортигерн поджал губы и с интересом взглянул на Амброзия. Возможно, сегодня его не убьют. Возможно, завтра или через неделю его просто отравят или он долгие годы будет почетным пленником-гостем. Только теперь Амброзий ни на секунду не доверял императору. Ни единому слову, ни клочку фальшивой радушной улыбки.

— Ты верно хочешь спросить меня, почему ты лишился руки?

— Потому что ты псина?

Жаренный кролик был бесподобен, Амброзий бросил на блюдо последнюю косточку.

— Отчасти. Отчасти, потому что я псина, как ты говоришь. Отчасти, потому что мне плевать на многие ваши условности, Полу-бритт. Понимаешь ли, — Вортигерн откинулся в кресле. — такому, как мне, бесполезно говорить о чести и совести. Честь работает среди равных. Против таких, как я, обычно используют метод топора и дубины — бей, беги и останешься жив. Когда мы, Амброзий, нашли на пустошах ту оловянную шахту… Я был таким. Мне не нужна была честь. Теперь же, — он обвел глазами свой богато украшенный зал. — я царь и властитель. Мне придется играть в ваши игры. Что же до твоей руки и предательства, Полу-бритт, ты можешь не верить мне, но мне это было не в радость.

Центурион молчал. Предательство Утера, плен, дорога и холод, теплый зал с горящим камином и жирная пища наконец лишили его желания спорить. В его голове было тихо и пусто. Он ничего не ответил.

— Ты это знаешь, — негромко продолжил Вортигерн без тени улыбки, — оттого и злишься на себя самого. Что не хочешь мне смерти.

— Не хочу, — устало отозвался Амброзий. — Умрешь ли ты завтра от чьей-то руки или нет — мне, право, плевать.

Император Повиса кивнул ему.

— Порой союзники и больше ненавидят друг друга.

— Иди удавись.

Внутри было тоскливо и мерзко, он вспомнил лицо Утера, искривленное в злобной усмешке. Вспомнил оборону поселений и все эти годы службы на острове. Как забавно складывается судьба: чья-то жизнь — легенда, вытканная шелком и золотом на множестве гобеленов, а его — пустое множество дней, не давшее ни единого плода.

— Я тебе не союзник.

Вортигерн подал знак слуге, чтобы тот принес еще эля.

— Но ты и не враг мне. Полу-бритт… Амброзий. Пойми меня верно. Я никогда не лгал тебе, когда звал тебя с собою в Повис. Даже когда я раздробил тебе руку… — он немножко поморщился. — я хотел, чтобы ты поехал со мной. Я звал тебя, ты ведь помнишь. Я не убил тебя, я не бросил тебя — хочешь знать, я правда хотел, чтобы ты был моим другом. Мне нужен был помощник рядом с собой. Человек, на которого я могу положиться — скажи мне, Полу-бритт, ты хоть на мгновенье задумывался, насколько шатким было положение такого, как я? Полшага от золотых гор и ножа под ребро. Мы нашли с тобой оловянную шахту. Я. Я