Газлайтер. Том 28 - Григорий Володин

— Да всё хорошо, Ненея, — отзываюсь я, присаживаясь на диван.

— Ну и слава богам!

Она усаживается напротив, кокетливо поправляет локон, но тут же сбивает себя на серьёзный тон:

— Скажи, Данила, а почему ты до сих пор не убил Феанора? Ведь он постоянно делает тебе гадости.

Ну и вопросики у моей своячницы! «Почему ты не убил моего дядю?»

— А потому, Ненея, что альвы впадут в шок, если их Воителя прикончит их же король.

Она задумчиво кивает, пухлые губы поджимаются:

— Да… Но лично я бы поняла тебя. — Она склоняет голову на бок. — Пускай дядя Феанор мне и родственник, и все мы его, конечно, любим, но он, конечно, чересчур горячий и сумасбродный. И я бы поняла, если бы сейчас, когда он исчез без вести, ты устроил так, чтобы он не вернулся.

Говорит она это с грустью, будто уже попрощалась с ним. Может, Ненея думает, что именно таким образом я и поступил и потому пытается смириться с этой мыслью.

— Феанор не пытался убить меня исподтишка, — отвечаю я. — И я не собираюсь платить ему той же монетой. Да, я телепат. Да, я умею и предпочитаю бить в спину. И да, я этим пользовался против тех, кто этого заслужил. Но Феанор — пока нет. Пока он достаёт меня честно, без подлых ударов, я не стану его убивать грязными методами.

— Фух, слава богам! Значит, дядя Феанор жив! — радость вспыхивает на лице Ненея, она складывает руки на коленях, смотрит на меня с восторженной преданностью:

— Правильного короля мы выбрали, Ваше Величество!

И вся так расцветает, раскраснеется, глубоко дышит, будто я ей только что комплимент сделал, а не мораль читал. Вздыхаю про себя. Может, и зря я вчера так поспешил уехать из Примолодья. Надо было задержаться на ночь, а то теперь любуюсь на сестру жены, а не на саму жену.

Уже сидя в машине, размышляю, что Феанора и правда надо найти, а то альвы могут, как и Ненея, подумать, что я его тайком пришил. Не хотелось бы такой незаслуженной славы. И в этот момент звонит мобильник.

Гришка.

— Слушай, Мегамозг, когда поедешь к Паскевичам — я с тобой дёрнусь к этой княжеской сволочи, — бодро говорит казах. — Так что не забудь мне сказать время.

— Уверен, Гриш, тебе это ни к чему, — всё же не уточнить не могу. Род казаха не находится в моём клане, и не хочу, чтобы у него были проблемы из-за меня. — Роду Калыйр сейчас совсем не выгодно ссориться с Паскевичами.

Но Гриша, конечно же, упирается:

— А роду Калыйр ещё менее выгодно потерять уважение королевского рода Вещих-Филиновых. Это, прости меня, куда важнее, чем какие-то там Паскевичи.

Я не удерживаюсь, усмехаюсь:

— Хорошо, батыр. Через полчаса приезжай ко мне в усадьбу. Поедем вместе.

Мысленно хмыкаю. Всё-таки хороший у меня друг. Настоящий! Мог бы и отмолчаться, а ведь нет — полезет со мной даже в самое дрянное болото. Впрочем, когда по-другому было?

Усадьба Паскевичей встречает нас чуть ли не в состоянии боевого оцепления. Гвардейцы в экипировке стоят на каждом углу, следят за всеми нашими движениями, будто злые псы. Мда, князь явно боится, что я пришёл с претензиями. Хотя, если бы не личная просьба Красного Влада обойтись без войны, может быть, Степан Алексеевич и не зря переживал бы по этому поводу.

А столько бойцов точно собралось по поводу нашей встречи. Я заранее уведомил о визите, так что сюрприза для князя не было.

Причём прислуга тоже всполошилась. Трясущийся слуга проводит нас с Гришкой в гостиную и мямлит подождать князя, затем бросает вон из комнаты быстрее Лиана или Шарового.

Вскоре появляется и сам Паскевич.

Я аж не сразу его узнаю. Исхудавший, серый, глаза ввалились, как у больного. И злость в каждом движении. Она прямо струится из него, как яд из змеиных клыков. Чокнулся мужик, видно, окончательно.

— Говорите, зачем пришли!

Даже без вежливого разговора про погоду? Ну ладно.

— Степан Алексеевич, по какому праву ваши люди вторглись в мои родовые земли? — без лишних церемоний спрашиваю я.

— А у вас есть доказательства, что это были мои люди, Данила Степанович? — процедил он яростно.

Даже не отвечаю словами. Просто вгоняю воспоминания напрямую в его череп через мысле-речь. Вреда не причинит, но слегка дезориентировать может запросто.

Он дёргается, будто его ошпарили. Лицо белеет ещё больше — если это вообще возможно. Он вскидывает брови, увидев, как его спецназ тупо валится замертво на территории старой усадьбы Филиновых.

— Вот мои доказательства, Степан Алексеевич, — красноречиво поясняю.

Гришка заявляет:

— А также я, как официальный представитель рода Калыйр и свидетель, подтверждаю, что описанное нарушение со стороны ваших людей действительно имело место, Ваше Сиятельство.

— Калыйр? Кто это вообще? — хмурится князь.

Гришка даже обиделся.

— Уважаемый род из Старшего жуза, — поясняю. — Есть вам что сказать на моё обвинение, Степан Алексеевич?

Паскевич смотрит на меня с такой ненавистью, что я аж офигеваю. Не знаю, как Владислав Владимирович его собирается утихомирить, но что-то сомневаюсь, что это возможно.

— Ты убил моего сына! — орёт он мне прямо в лицо, выплёскивая всё, что копилось у него под короной.

Я даже бровью не веду.

— Я никого не убивал. Вообще это сделала Организация. Могу тебе даже показать.

И я показываю. Снова бросаю ему в лобовую кость воспоминание через мысле-речь.

Картинка вспыхивает у него перед глазами: Ангел отрывает голову Димке Паскевичу, как будто отламывает кукле фарфоровую головку.

— Видишь, князь? — спрашиваю.

Паскевич сжимает кулаки и молчит, переваривая увиденное. Секунду, две… и всё-таки выдыхает прорывом злобы, из самой глубины души:

— Всё равно это ты виноват.

Я тяжело вздыхаю. Князь, а ведёт себя как дитя, ей-богу. Плевать ему на Демона, на то, что его сын был одержимым мудаком. Ему важно одно — найти, кого винить, и вцепиться мёртвой хваткой. До Организации Паскевичам ни за что не добраться, кишка тонка, вот ко мне и пристал.

— Ну и что теперь? Войну мне объявишь? — хмыкаю.

Паскевич морщится, как от зубной боли.

— Я бы с радостью, Филинов, уж поверь, но Царь запретил…

— Удобно, да? — бросаю. — А мне Царь не запрещал защищать мой род. Так