Непобедимая и легендарная - Александр Харников

– Никто вас расстреливать, конечно, не будет, – обратился Османов к женщинам. – Теперь вы под защитой Красной гвардии. Сейчас вас проводят в хозяйственный вагон, где товарищ сержант выдаст вам обмундирование и предоставит возможность привести себя в порядок. Обмундирование мужское, но это все же лучше, чем то рванье, которое сейчас на вас. В меру сил будете помогать нам по хозяйству. Насилия можете не опасаться. Вы теперь нам как сестры. Узнаю, что кто-то распускает руки, сам оскоплю, как барана. Я это умею. Будете с нами до конца пути, а там посмотрим. В том числе и на ваше поведение. В Красной гвардии никто не ест хлеб даром. Идите.

– Женщина на корабле – к несчастью, Мехмед Ибрагимович, – тихо заметил адмирал Пилкин, дождавшись, когда подрагивающие от холода бывшие пленницы удалились вслед за своим провожатым.

– У нас не корабль, Владимир Константинович, – ответил Османов, – и к тому же в НАШЕЙ армии женщины вполне успешно служат, по крайней мере на суше, заменяя мужчин на тех должностях, где не требуется большая физическая сила и выносливость, зато необходимы внимательность и терпение.

– Ах, даже так, – хмыкнул Пилкин, – ну что ж, посмотрим…

– Филипп Кузьмич, – обратился Османов к войсковому старшине Миронову, – пленных быстро допросить и… Ну, в общем, вы понимаете. Такой сволочи нет места на земле – только под землей. Комиссар, как я понимаю, возражать не будет.

– Не буду, – угрюмо сказал Железняков, – такие только позорят революцию. Их даже три раза подряд мало расстрелять.

Допрос пленных, как и предполагал Османов, ничего не дал. «Братишки» ничего толком не знали. К тому же они, оправившись от испуга, сыпали матерными угрозами и проклятьями в адрес тех, кто их взял в плен. Правда, стараниями майора Османова удалось выудить у двух наиболее трезвых пленных несколько фамилий и партийных кличек, которые потом могли бы пригодиться Миронову в его работе на Дону. Но до этого еще было далеко.

– Товарищи, – сказал Османов, собрав небольшое совещание в штабном вагоне, – на день-два мы тут задержимся. Необходимо прощупать обстановку на Чонгаре и по возможности раздобыть «языка». Этим делом разведка займется сегодня ночью. А пока приказываю выставить караулы и всем отдыхать. День сегодня был тяжелый. На этом всё.

13 декабря (30 ноября) 1917 года, полдень.

Кишинев, ул. Садовая, дом 111.

Сфатул Церий

Здание в Кишиневе на улице Садовой, дом 111 много раз за свою не такую уж большую историю меняло свое назначение и хозяев. Первоначально, еще в 1902 году, задуманное как дом княгини Вяземской, в 1905 году оно было передано для размещения третьей городской гимназии. А после начала Первой мировой войны в нем размещался военный госпиталь. С осени 1917 года именно здесь обосновался Бессарабский Совет края – по-молдавски «Сфатул Церий», являвшийся уродливым детищем февральской буржуазно-либеральной смуты.

С первых же дней своего существования это националистическое в своей сущности собрание взяло курс на отрыв Бессарабии от России и присоединение ее к Румынскому королевству.

Противостоящие националистам большевистские Советы были в Бессарабии слабы, дезорганизованны и парализованы склоками между сторонниками линии Сталина, взявшими курс на построение унитарного социалистического государства в границах Российской империи, и их противниками, которые, как и покойный Лев Давидович Троцкий, считали, что «больше республик хороших и разных, главное – нарезать Россию на как можно мелкие кусочки».

Но ни румынские националисты-унионисты, ни их местные противники не были основными действующими лицами в борьбе за власть в Бессарабии. На Румынском фронте подходило к концу разоружение и интернирование частей русской армии. И теперь румынская армия по команде королевского правительства в Яссах приступила к осторожному прощупыванию границ бывшей Российской империи. Правда, не все у мамалыжников шло легко и просто. Некоторые русские части и сводные отряды отказывались разоружаться и подобно отряду полковника Дроздовского с боем или под угрозой применения силы прорывались на территорию России.

Не добавляли спокойствия и слухи о массовых расстрелах, осуществляемых румынами в русских частях, разоруженных и интернированных. Делалось это в порядке «чистки». При этом репрессиям одинаково подвергались как не успевшие уйти в подполье большевики, так и оппонирующие им русские монархисты. Поводом для репрессий послужил призыв экс-императора Николая Александровича к своим сторонникам: «Всех, кто меня любит, прошу поддержать правительство господина Сталина».

Уходящие от румын отдельные русские части, перейдя Прут, не задерживались в Кишиневе, а пробивались дальше, на Днестр к Тирасполю или прямо на Одессу. Там, за Днестром, почти уже неделю, подобно грозовой туче, копилась вооруженная сила, подчиняющаяся непосредственно центральному правительству в Петрограде.

Кстати, в ответ на провозглашение Молдавской Народной республики, произошедшее 4 декабря – или 21 ноября по старому стилю, – предсовнаркома прислал председателю Сфатул Церия эсеру Иону (Ивану) Инкульцу правительственную телеграмму издевательского для всякого самостийщика содержания. Текст ее был краток: «Пока не поздно, прекратите играть в государство! И. Сталин».

Даже кишиневским интеллигентам-либералам стало понятно, что глава большевиков не шутит и не грозит впустую. К этому времени выступившая из Петрограда бригада Красной гвардии уже успела ликвидировать такую же самостийную Украинскую Народную республику и разогнать в Киеве играющий «в больших и умных» сброд, именовавший себя Центральной Радой.

Спасения бессарабские националисты решили искать в Румынии. Председатель Сфатул Церия Ион Инкулец и его заместитель Пантелеймон Халиппа 5 декабря совершили двухдневную поездку в Яссы. Одновременно с их отъездом, пятого же декабря, глава крестьянской фракции в Сфатул Церий Пантелеймон Ерхан выступил перед собранием депутатов с предложением о вводе румынских войск «для борьбы с анархией, охраны продовольственных складов, железных дорог и для заключения договора о привлечении иностранного займа». Это предложение было принято депутатами Сфатул Церия большинством голосов, что и предопределило в дальнейшем силовой метод разрешения конфликта.

Первые шаги в схватке за Бессарабию противники сделали почти одновременно. 7 декабря – или 24 ноября по старому стилю – механизированный батальон бригады Красной гвардии занял Бендеры, взяв под контроль железнодорожный мост через Днестр. И в тот же день румынская армия двумя полками перешла Прут, без боя заняв городок Леово и несколько пограничных сел, тут же приступив к реквизициям продовольствия, расстрелам, разбоям и грабежам. Дальше румынам не дали продвинуться выставившие заслоны части Кишиневского гарнизона, подчиняющиеся распоряжениям местного Совдепа. На другом участке границы, в районе станции Унгены, большевизированные части русской армии самостоятельно остановили румынское вторжение, сохранив под своим контролем сам городок, станцию и стратегически важный железнодорожный мост.

8 декабря телеграммой председателя Совнаркома Сталина румынские части, без объявления войны вторгнувшиеся на территорию Советской России, были объявлены вне закона. В ответ 9 декабря румынское правительство, находящееся в Яссах, демонстративно назначило генерала Войтяну генеральным комиссаром Бессарабии и заявило, что принимает приглашение Сфатул Церия о вводе румынских войск на территорию Бессарабии. 10 декабря вдоль границы по реке Прут на большой высоте пролетел одиночный высотный разведчик. Пройдя границу с севера на юг до самого Дунайского гирла, МиГ-29К на обратном пути заглянул и в Яссы, снизившись и перейдя звуковой порог над зданием, в котором располагалось правительство королевства Румынии, чем привел тамошний истеблишмент в состояние крайнего смущения и возбуждения. Подобные же воздушные визиты повторились 11 и 12 декабря.

Но шел день за днем, и ни та ни другая сторона пока не предпринимали попыток генерального наступления на Кишинев и установления контроля над всей территорией Бессарабии. Возникла эдакая двусмысленная пауза, которая должна была разрешиться решительными действиями в самое ближайшее время.

Одновременно в Кишиневе и его окрестностях нарастал пока еще глухой и невнятный протест против приглашения румынских войск и закулисных и недемократических действиях депутатов Сфатул Церия. Пошли слухи, что Бессарабию банально продали, и это в первую очередь взволновало представителей болгарской, гагаузской и русской диаспор. Уже все в народе знали о том, как ведут себя румынские «освободители» там, куда им удалось пробраться.

И вот наступило 13 декабря 1917 года. По счастью, это была не пятница, а всего лишь четверг. С самого утра депутаты, со дня на день ожидающие ввода румынских войск, стали подтягиваться на Садовую улицу к дому 111. Ораторы, сменяющие друг друга на трибуне, сначала вяло и уныло извергали речи про единство румынского и молдавского народов. Потом про то, как в составе великой Румынии Бессарабия семимильными шагами пойдет в светлое европейское будущее.