Кризис воображения - Константин Мочульский

«Гордость. Унижение. Из гордости не оправдывается. Делает подлости со зла и думает, что так и надо. В гордости ищет выхода и спасения. Кончает божественным поступком» (План III).

В плане четвертом подчеркнуто злодейство Идиота. Будучи побочным сыном «дяди», он отбивает невесту у законного сына. Духовное воскресение Идиота происходит под влиянием любви к «героине» и кроткого всепрощения «сына». Из Иго идиот превращается в праведника.

В пятом плане Достоевский пытается связать своего героя е Россией, с современным поколением. Идиот — молодой, формирующийся человек. «Главная мысль романа: столько сил, столько страсти в современном поколении и ни во что е веруют. Беспредельный идеализм с беспредельным сенсуализмом… Жажда красоты и идеала и в то же время неверие него или вера, но нет любви к нему. И бесы веруют и трепещут».

Но как возможно обновление сильного и гордого человека. Достоевский набрасывает схему возрождения через любовь к женщине: «Сначала: 1) Мщение и самолюбие. (Мщение ни за что, сам признает это и это — черта). Потом: 2) Бешанная и безжалостная страсть. 3) Высшая любовь и обновление. Но переход от страсти к христианской любви представляется автору необычайно трудным и он сомневается в правильности выбранного им пути. 1–го ноября 1867 г. он приписывает: «Нехорошо. Главной мысли не выходит об Идиоте».

Достоевский как будто отчаивается в возможности «спасения» сильной личности. В следующем, шестом плане разрабатывается тема неизбежной гибели гордого человека. Христианская мистерия спасения сменяется трагедией судьбы. Этот план, и по фабуле и по характеристике главного героя, подводит нас вплотную к замыслу «Бесов». «Главная и основная мысль романа, для которой все: он (Идиот) до такой степени болезненно горд, что не может не считать себя богом, и до того, вместе с тем, себя не уважает, что не может бесконечно и до неправды усиленно не презирать себя». «В развитии и в окружающей среде он почерпнул все эти яды и начала, которые в кровь вошли. Великодушие и требование любви у кругом оскорбленного сердца безмерные. Их он не имел и потому он тем, которых бы он хотел бесконечно любить и за них кровь отдать, всем дорогим ему, мстит и злодействует… Вместо полезной деятельности — зло». «Христианин, и в то же время не верит. Двойственность глубокой натуры».

Достоевский хотел показать, каким путем сильная личность приходит к Богу, но чем глубже проникал он в тайну человеческой «самости», тем сомнительнее и туманнее виделось ему это восхождение ad astra. Проблема спасения постепенно вытеснялась проблемой величия. Почему великая личность, по настоящему благородная, героическая, впадает в зло? Может ли она преодолеть роковую двойственность, заложенную в самой ее природе? Может ли справедливое сознание своего величия не перейти в бесовскую гордость, непомерная, неудовлетворенная жажда любви не обратиться в ненависть, а мечта о подвиге не стать соблазном преступления? Может ли личность, дошедшая в своем развитии до сознания своей божественности, не восстать на Бога?

И где, в современной русской действительности, найти достойное для нее поле деятельности, на котором она могла бы спастись подвигом любви? Перед этой раскрывшейся бездной Достоевский остановился в ужасе. Все семь планов были отброшены.

Оставалась вторая концепция: «статическая». «Положительно прекрасный человек» не становится, а уже есть. По милости Божией он таким оодился. Психологически и художественно такое задание оыло несравненно легче первогоТут у Достоевского были предшественники в мировой литературе: он вспоминает Диккенса с его Пиквиком, Виктора Гюго (Жан Вальжан) и особенно гениального создателя Дон–Кихота — Сервантеса. Новый роман будет написан, как своего рода русский Дон–Кихот. Печальная фигура рыцарь без страха и упрека склоняется над колыбелью князя Мышкина. «Сыны Царствия» — странники и пришельцы здесь на земле. Странники — они кажутся «странными», чуждые — «чудаками». Их мудрость — безумие, их святость — соблазн. Достоевский строит образ своего героя по линии «святого безумца» Дон–Кихота. Образ Божий в человеке открывается ему прежде всего в младенческой чистоте сердца, в смиренной невинности. «Если не будете как дети, не войдете в Царствие небесное». Вот почему в первом наброске характера князя Мышкина (План VIII) он является перед нами, окруженный детьми. «Князь — юродивый… Лицо Идиота: чудак, есть странности. Иногда не говорит ничего…он вдруг иногда начнет читать всем о будущем блаженстве… Отверженный с детства сын, Идиот страсть к детям получил. Везде у него дети. Главное — характер его отношений к детям»…

Образ, стоящий перед глазами Достоевского: Христос посреди детей. В чертах юродивого мы узнаем уже князя Мышкина: то же смирение, простота, тихость, чудачество, та же молчаливость и вспышки вдохновенного красноречия. В окончательной редакции «Идиота» мотив детей был ослаблен и отодвинут на задний план. Князь Мышкин рассказывает о своей дружбе с детьми в Швейцарии, но в самом действии романа дети не участвуют. Впоследствии «детский мотив» перешел в «Братья Карамазовы» и раскрылся в истории дружбы Алеши Карамазова с Илюшей и Колей Красоткиным и в братском союзе мальчиков вокруг могилы Илюши.

Первая часть «Идиота» была уже напечатана, а Достоевский, работая над второй частью, все еще неясно видел характер своего героя. Заметки и наброски ко второй части отражают мучительные сомнения и тревогу автора. Дальнейшее развитие характера князя может пойти по одному из следующих четырех путей: 1) князь — дитя, 2) князь — сфинкс, 3) князь — отражение России и 4) князь —Христос.

Остановимся на четвертом плане, В записной тетради № 10 каллиграфически выведены слова: «Смиренный Игумен Зосима, Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Евангелие Иоанна Богослова». После них крупным почерком написано:

КНЯЗЬ ХРИСТОС

Как конкретно осуществить эту «непомерную задачу»? Достоевский записывает: «Чем сделать лицо героя симпатичным читателю? Если Дон–Кихот и Пиквик, как добродетельные лица симпатичны читателю и удались, так это потому что они смешны. Герой романа князь, если не смешон, то имеет другую симпатичную черту — он Невинен».

Но одной невинностью не исчерпывается образ Христа в человеке. Невинность взрослого человека легко может выродиться в пустую наивность и смешное ребячество. Невинность, как райское состояние, как незнание различия между добром и злом — есть не сила, а слабость. Это первобытное пребывание души до грехопадения нельзя смешивать с чистотой сердца, просветленного в испытаниях. Достоевский это чувствует. Великий замысел — показать реальное действие Христа в мире через чистого сердцем и смиренного человека и раскрыть в форме романа «теорию практического христианства», — этот замысел не был осуществлен Достоевским. Князь Мышкин остался бледной тенью… Достоевский сознавал свою неудачу и был близок к отчаянью. «Романом я недоволен до отвращения… Теперь сделаю последнее усилие на третью часть. Если поправлю роман, поправлюсь сам, если нет, то я погиб». О чуде воплощения мечтал он, работая над «Идиотом», и чудо не произошло: князь Мышкин не может преобразить мира, так как он слишком «не от мира сего»; он жаждет быть человеком, но ему суждено витать бесплотным духом над миром, возбуждать «в детях праха бескрылое желание» и изнывать от своего трагического бессилия.

Он появляется впервые перед нами в своем нелепом плаще, штиблетах, с тощим узелком: костюм не по климату, «все не по–русски». Автор подчеркивает «странное выражение» его глаз, полное непонимание действительности, глубокую оторванность от плоти мира: он — асексуален. Душевно–телесная земная любовь ему недоступна, а вместе с ней все человеческие страсти, в которых человек изживает свою подлинную судьбу, борясь со смертью и грехом, падая и восставая. Князь сходит в грешный мир из какого то иного таинственного и туманного «далека», и самым своим явлением обличает ложь и грех нашего мира. Своей беспощадной кротостью, своим нечеловеческим смирением, своей ангельской чистотой он уничтожает всю реальность земного порядка, взрывает все «условные» ценности. И люди чувствуют в нем высшую правду и тянутся к ней, но в то же время сознают, что эта правда не для них и что достичь ее они не могут, не развоплотившись. Поэтому они и любят его и ненавидят. Темная земля жаждет преображения, а не уничтожения: названный брат Мышкина — Рогожин меняется крестами с князем и тут же заносит на него нож.

Князь — «невинный», он — до грехопадения; он жил в раю и не может понять, что двери рая закрылись перед человечеством, что после грехопадения возврата в рай нет, что путь человека ведет не назад к утраченному блаженству» а вперед, через Голгофу к Воскресению. Он ходит среди падших людей, одетый сиянием своего рая и уверяет их, что стоит им только захотеть и они сразу же будут в раю.