Идеальный мир - rrrEdelweiss

этим визитом у меня были сложные переговоры, но по-настоящему меня волновал только ее вопрос. Я осознавал, что не должен дать ей уйти, но не знал, как попросить остаться. От этих мыслей разболелась голова, я прилег полежать немного. И сам не заметил, как уснул.

— И что же? — Тэсс перевернулась на живот, устроившись на Стокере сверху, сложила руки у него на груди, а на них положила подбородок. Ее прищуренные глаза очень внимательно следили за выражением его лица — женщина чувствовала, что с ней делятся чем-то, что он не мог доверить никому больше.

— Я увидел сон. Такой реалистичный и страшный, что до сих пор от одного воспоминания о нем холодею. В этом сне я отпустил Карабину, и вся моя… нет, наша!.. жизнь пошла псу под хвост. На ее пост я назначил Скабба, а тот не лучшим образом сработал при решении конфликта с крысами и псами. Помнишь, были их возмущения шесть лет назад? Тогда именно вернувшейся из декрета Карабине удалось не допустить взрыва. Благодаря ее умению договариваться, мы впервые в истории заключили с ними мир. А в моем сне разразилась гражданская война. Жуткая, Тэсс! Война, в которой только начавшая восстанавливаться экология снова полетела к песьей матери, война, в которой… ты погибла, — он сглотнул и прижал ее к себе сильнее, — ужасной смертью, а я… отдал приказ стереть с лица планеты немышиные расы. А чтобы оправдать это перед галактическим советом, уничтожил несколько наших собственных городов… будто геноцид стал только ответом на их агрессию.

— Ох, Сток! Но это же просто сон! Этого всего не было!

— Может и так, но послушай дальше, Тэссен. Я… был бы рад поделиться с тобой всем, что увидел тогда. В том сне меня так напугала эта война, так подкосила твоя смерть, что я принялся менять Марс таким образом, чтобы он стал безопасным для мышей. Выслал всех, кто не был рожден мышью. Тэсс, я подписал приказ о депортации Чарли, оставив Винни и девочек здесь!.. Я разоружил население и усилил армию, чтобы никто не смог поднять восстание против власти. Я приказал строить лагеря для тех, кто не хотел подчиняться политической системе. И я… сделал так, чтобы население согласилось на изоляцию Марса от всей остальной галактики.

— Ты — диктатор? Стокер… в это невозможно поверить, — Тэсс улыбнулась ему теплой улыбкой.

— Да, Тэсс. Я начал навязывать Марсу свой диктат. Многие не замечали этого и принимали, были рабами размеренной спокойной жизни. Но не те, кто сражался за свободу вместе со мной…

— Ох! Ребята подняли бунт?

— Нет. К тому времени власть была слишком сильная. Они решили вести информационную войну. Создали радио, во время передач которого Карабина рассказывала о том, что происходит. О тех вещах, которые я усиленно пытался спрятать. О том, что изоляция для нас — не выход. Мои лучшие друзья боролись против меня, Тэсс!

— Стокер, это сон! Просто сон, милый! — она успокаивающе погладила его по плечу.

— Но знала бы ты, каким реальным он был! Он вроде бы стирается из памяти временами. А потом, словно вспышка, в сложные моменты на меня снова накатывают воспоминания, дежавю! Знаю, что не находи на меня эти озарения, многие мои решения… были бы другими. Такими же, как во сне — они каждый раз казались очень логичными! Но я вспоминаю сон, каждую свою мысль, каждый разговор! Вспоминаю, насколько уверен был в том, что поступаю верно!.. И в итоге всегда нахожу иной путь… — Стокер помолчал немного, собираясь с мыслями для того, чтобы продолжить. — Но что самое ужасное, Тэсс… я вычислил, кто стоит за этими эфирами и… отдал приказ убить Карабину и Троттла, — Стокер при этих словах вздрогнул всем телом и посмотрел в светло-красные глаза своей женщины, боясь прочесть в них отвращение и ужас. Но вместо этого нашел там только тепло и сочувствие.

Он опустил веки, воскрешая в памяти страшную картину. Лучшая подруга, что прошла с ним рука об руку полжизни, верный друг, а между ними — их маленький сын, с которым он делит имя. До сих пор при воспоминании об этом к его горлу подкатывала тошнота.

— Вместе с ними… случайно был убит и Стокер-младший. А потом я лично вкладывал в руки рыдающей Нагинате факел, которым она подожгла погребальный костер родителей.

— Тшшшш… они живы, любимый. Все мы живы.

Стокер сделал паузу, но собрался с силами, желая закончить рассказ:

— Мне не удалось скрыть это преступление. Ни это, ни прошлые. Огонек, превратившись в жаждущее крови чудовище, пытками вытянул информацию о смерти родителей Наги у моего телохранителя. А потом они с Винни и Модо пришли, чтобы убить меня.

— О, Фобос! Стокер! И… тебя убили в том сне?

— Хуже, Тэсс, гораздо хуже! Я сам… убил их всех. Огонька. Потом Модо. А потом и Винни. Своими руками.

Тесс молчала, подбирая подходящие слова для продолжения разговора. Этот рассказ становился все более страшным. Еще со слов о своей гибели она ощущала какую-то смутную тревогу, и та становилась все сильнее. Будто из глубин памяти Тэссен тоже начали всплывать полузабытые страхи. В ушах зазвучали отголоски грубого смеха и криков, тело заломило от боли, которой никогда не было. Она зажмурилась, усилием воли прогоняя эту ложную память. Решила, что будет считать ее ложной.

Сейчас она хотела сосредоточиться на рассказе Стокера. Она знала его много лет, и ей было несложно представить, как могли отразиться на нем такие поступки.

— Как же ты с ума не сошел после такого?

— А я и… сошел. Тихо свихнулся, но заметить это было некому! Стал сумасшедшим диктатором, и никто, слышишь, Тэсс, никто не понял! Вокруг меня были только преданные, готовые выполнить любой мой приказ соратники, я же уничтожил всех, кто мог меня остановить и образумить! В том сне я создавал идеальный мир, но уничтожил всех, для кого он предназначался. Чарли, узнав о смерти Винни, покончила с собой. Терри меня возненавидела. Наги сошла с ума от одиночества. А ко мне… ко мне начали приходить призраки всех, кого я убил. Правда… то, что было выстроено на крови близких, просуществовало недолго. Население, уставшее от постоянных ограничений и надзора власти, восстало, и планета снова утонула в крови.

Тесс обняла его, ощутив, как дрожит Стокер. За многие годы их знакомства она впервые видела, чтобы тот был так напуган. Даже самые страшные провалы в войне с Плутарком не вызывали у него столько эмоций, сколько этот рассказ.

— Но… при чем тут знак Великого