Игры с призраком. Кон второй. - Райдо Витич

Тряхнула волосами, подобрала саблю убитого степняка и ну — с двух рук рубится. Сняла одного всадника, на его коня вспрыгнула, лезвие воздух рассекло, врезалось с разворота в грудину шагловитого. Толчок:

— Минус один!.. А и тебя!…На!.. Минус два!

— Ох, девка!! — гоготнул Якша. Схватил двух степняков за шиворот и лбами столкнул, только головы затрещали.

— Минус четыре! — рявкнула Халена, пройдя степняку клинком по шее. — И ты получи!… И ты! На!… С-с-с…Шакалы!

— Чудно лаешся! — заметил Гневомир, орудуя мечами, словно танец с саблями на лошади исполняя, и все глубже в гущу врагов прорубаясь, все дальше от товарищей, ближе к поляничам.

Халена от души его мастерству позавидовала: вовек ей то уменье не воспроизвести. А сейчас бы в самый раз, да как назло — рука слабнет, кровь из раны теряя.

А ворог все так же силен, и меньше числом не стал. И некогда думать ни о том, ни о другом. И неясно, кто кого зажимает. Слева дружника с коня ринули, Ладамир серьезно ранен — лицо и грудь в крови, но держится, бьется. Справа Миролюба зажали, то и гляди, убьют. Гневомира не видно уже — слышно: язвит побратим, ругается на чем свет стоит. Только удивляйся — откуда столь замысловатые слова знает? А Лютабор на то Лютабором и прозван, что будто таран врага теснит — взмах мечом — двоих нет, как косой скосило головы, а он с двух рук машет. Ему подмога не нужна. А вон и Горузд — жив! И остальные! Видно уже своих, что первым отрядом на подмогу двигались.

Халена к побратиму стала прорубаться. Вовремя — степняк уже над его головой со спины кривой клинок занес.

— На! — лишила его руки и ногой в сторону падающее тело направила. Мелькнули черные усы, хвосты на шапке. Миролюб даже не повернулся — недосуг — степняков, как кузнечиков в траве, только успевай, потчуй сталью.

Сколько они бились?

А поляничи? Кто камнями из-за полусгоревшего тына кидаясь, кто стрелы пуская, больше неумело, словно девица тетиву натягивала. Бабы кипятком обваривали, мужи поляничей вровень с мирянами старались, и хоть в уменье уступали, злее братьев жалили. А дружники, что на работу вышли — косили всех без разбору, не щадили ворога.

И вот дрогнули степняки, уже не за город почти взятый, в обратный путь пробиваться принялись. Да кто их отпустит?

— Всех лешакам спровадим!! — рявкнул Лютабор, опуская на лисью шапку кулачище. Степняка сплюснуло и с коня смело. А и сечь уже немного — заметались шагловитые, пытаясь из капкана выбраться — только б отпустили. Может с полсотни и ушло, да и то не факт — Вологор с товарищами за ними как волк за зайцем ринулся, на своем фланге всех разровняв, так что тела вражьи землю устилали, будто ковер, до самого леса.

Халена тяжело дыша огляделась и с размаху голову поднимающемуся степняку сняла, опять осмотрелась — кто еще стали не пробовал?!

Трувояр, шатаясь, стоял посреди тел и, оттирая с лица пот и кровь, исподлобья на воительницу глянул: жива? Хорошо. Я вот тоже… а жаль.

И к одинокой лошади направился, слезы скрывая.

Халена же просто распласталась на каурой, уткнувшись лицом ей в гриву: сил нет ни слезть, ни меч в ножны вложить, ни слова молвить. А голова, что кочан капусты трещит.

— Однако хорошо, — заметила сама себе шепотом и хохотнула. — Живучая, язвить вашу…

Сползла с лошади и, шатаясь, пошла тихое место искать, чтоб сесть, ноги вытянуть и, почистив меч, заснуть. И спать, спать, спать… Нет, сначала куртку скинуть и в бочку с водой залезть по уши!

А вокруг суматоха, крики, братания, обнимания, ликования. Кто в пляс пошел, кто по полю своих раненых подбирать — врачевать. Кто, как Халена, в сторону отходит, плюхается в траву, ноги вытягивая с усталости.

Девушка до дальнего угла ограды дошла и стекла по уцелевшим бревнам на землю. Вытянула ноги, положив меч на колени и блаженно улыбаясь, смотрела на мужчин, что радовались победе и оплакивали погибших, подбирали мечи, сгоняли коней: победа. Живы. Город отстояли.

Справа, из пролома в ограде показалась вихрастая голова и два любопытных голубых глаза уставились на девушку.

— Привет! — хмыкнула.

Глаза моргнули, появился испачканный нос, а потом и весь хозяин данных достопримечательностей — мальчик лет восьми в порванной рубахе.

— Здрава будь, — прогудел степенно, нарочно подражая взрослому мужчине голосом. Дитя еще, чтоб бас воспроизвести. — А девкам меч не положен.

Халена улыбнулась:

— Ты чей будешь?

— А вот того брат родный, — ткнул пальчиком в сторону Трувояра, что стоял, лошадь в печали оглаживая.

— Жив значит, потеря! А что ж не идешь к нему? — удивилась Халена.

— Осерчает, бить будет. Рука у него тяжелая, как врежет, — шмыгнул носом.

— Не бойся Нежан, он тебя обнимет! — заверила. — Беги, порадуй его!

— Не-е, — замялся, робея.

— Беги, сказала! А ну! — поддалась к мальчику, подгоняя. Того сдуло к брату.

— Нежан!! — закричал Трувояр, увидев постреленка, рванул навстречу, подхватил на руки. — Жив, жив!!

Халена рассмеялась, искренне радуясь за братьев. И все ж радость радостью, а пора и рутиной заняться. Скинула куртку, морщась от боли, посмотрела на свет: неслабая прореха. Значит и на спине рана немаленькая. Да ничего, заживет.

— А ты Халена, да? — раздался детский шепот из-за ее спины.

— Ну? — насторожилась.

— Воительница, да?

— Дружник князя Мирослава.

— Ты вправду богиня?

— Нет.

— А бают, да.

— А тебя, бают, Лукерьей зовут.

— А вот и неправда твоя! — вылез из зазора меж бревен мальчик лет десяти. — Михеем меня маманя кличет, а други Миха.

— Красивое имя. А скажи Михей-свет, уж не ведаю вашего отчества, отрок, водицы да тряпицы не найдете ли?

Мальчик кивнул с улыбкой и опять скрылся за бревном. Девушка хмыкнула: дети везде и во все времена одинаковы.

Вскоре мальчик принес кувшин да тряпицу. Халена с жадностью выпила половину воды, на себя часть вылила, прямо на макушку, что солнце нагрело.

— Хорошо, — обтерла лицо. Смочила ветошь и давай меч чистить. А мальчик, открыв рот, рядом на корточки присел, пытливо то на девушку, то на ее оружие поглядывая.

— Знатный клинок, — заметил с достоинством и знанием оружия. — И рубилась ты знатно.

— А ты видел?

— А тож? Мы вона с другами лестницу приставили и ну, в аспидов каменюками кидать. Я одного точно зашиб, — выдал гордо.

— Где сейчас твои друзья?

— Лютика маманя в подмогу зазвала. Домина у них погорела малость.

— А твой дом?

— А чего ему? Стоит. Сеструха с маманей знахарят, Костяй коней пристраивает.

— Угу, — кивнула Халена. Последнее пятнышко оттерла с лезвия, придирчиво клинок оглядела и встала, поморщившись: болит плечо.