Наследница Магдалины - Элизабет Чедвик

— Так что в них совсем нет никакого прока.

— О нет, почему же. Просто они не должны составлять костяк войска. — Зевнув, он взъерошил свои волосы.

— Так ты говоришь, будто бы этот поход затянется надолго.

Он смерил ее взглядом. Хоть она и старалась не выказывать никаких чувств, он явственно ощутил внезапно охватившее ее раздражение.

— Как говорят солдаты, не торопись, а то успеешь, — промолвил он, — а Юг — это роскошный пир, достойный императора, — и, властно положив руку ей на плечо, добавил: — Или по крайней мере достойный господина Монфора Лямори.

Ее кожа отливала шелком, несмотря на то, что она выносила четверых до сих пор здоровых детей и еще двоих, которые умерли в младенчестве. Алаи держала себя в прекрасной форме. Ее грудь и живот, может, слегка и обвисли, но благовонные масла, строгая диета и динамичный образ жизни делали ее чрезвычайно привлекательной и желанной даже в тридцать пять. Он покрутил в пальцах прядь ее роскошных волос, искрящихся золотом в свете ночных свечей. Совершенно неожиданно резко и грубо он притянул ее к себе.

— Симон де Монфор, ты крайне самолюбив, — хрипло прошептала она, и глаза ее загорелись желанием и слезами боли.

Он лишь рассмеялся ей в лицо, после чего жадно поцеловал в губы.

— Но признай, — промолвил он, наконец-таки оторвавшись от нее, — если б я был садовником, то ты не желала бы столь страстно доставить мне удовольствие.

— И все же я не вижу тебя месяцами! — В ее голосе прозвучало неподдельное страдание.

— Ты мне будешь очень нужна в Лионе, будешь хозяйничать на моем подворье, прежде чем мы вторгнемся в земли Раймона Тулузского.

— Ха! — фыркнула она, вонзая острые ногти в его покрытую черными волосами грудь. — Маркитантка!

Симон рассмеялся:

— Да ты не волнуйся. Я понимаю, что мы с тобой — два сапога пара, и твои гордость и амбиции ничуть не уступают моим. И, кроме того, — он жарко задышал ей в ухо, — не каждая маркитантка получает золотые оплечья и парижские платья из алого шелка за свои услуги. — Погладив рукою грудь, он ущипнул ее за сосок. — Будешь вести себя хорошо, получишь все это еще до завтрака.

— Нет, нет, я не могу, — возмутилась Алаи, делая вид, что вырывается из его объятий. — Ведь еще пост… Это большой грех, что мы сейчас с тобою легли. Так что я просто обязана теперь исповедаться и получить отпущение грехов. — Глаза Симона сперва расширились от удивления, затем превратились в узкие щелочки.

— И впрямь, давно я не был дома — проворчал он, убрав руку с груди, и тут же схватил Алаи за подбородок. — Исповедуйся в чем хочешь! Принимай какую хочешь епитимью, дабы облегчить свою Душу. Помни об одном, госпожа. И во время поста и после ты всегда будешь повиноваться лишь мне одному.

— Да, господин мой, — только и смогла прошептать она в ответ.

Вполне довольный, Симон отпустил ее. Вообще-то он ее не бил, но при необходимости мог сделать это запросто.

— Думаю, мне удастся уговорить Амори отправиться в поход вместе со мной — ему уже как-никак пятнадцать. Хватит ему упражняться на деревянных сарацинах, пора и в настоящем бою побывать.

— Думаю, он очень обрадуется, мой господин, — послушно ответила она.

— Поговорю с ним за завтраком, — отрезал Симон, бросая ее на кровать. Его весьма порадовала та быстрота, с которой Алаи раздвинула перед ним ноги.

ГЛАВА 9

Монвалан, Тулуза, весна 1209 г.

— Беренже! — Раймон де Сен-Жиль, граф Тулузский, горячо обнял хозяина замка Монвалан.

— Добро пожаловать в наш дом, господин. — Высвободившийся из объятий Беренже провел дорогого гостя в большой зал. Между домами Монвалана и Тулузы существовала старинная дружба. Беренже и Раймон когда-то вместе служили пажами, но теперь один из них был всесильным сеньором, а другой — покорным вассалом, и это не могло не наложить отпечатка на их отношения.

Время было не властно над Раймоном. Его кости были по-прежнему крепки, а смуглая кожа молодцевато подтянута. У него была твердая походка атлета, и, словно юноша, он питал слабость к дорогим украшениям и нарядам. Ходили слухи, что его черные как смоль кудри остаются такими не благодаря природе, а из-за регулярного втирания сажи. Но даже если это было и так, подобный камуфляж был выше всяких похвал, так как на лице не было заметно никаких черных подтеков. Любовь к жизни и роскоши вполне могли сделать его красноносым толстяком, но, несмотря ни на что, сейчас в алой рубахе новомодного покроя граф смотрелся весьма молодым и привлекательным.

Беатрис и Клер подали к столу вино, а пара стоявших чуть поодаль музыкантов заиграла красивую мелодию. Беатрис извинилась, что ей надо отлучиться на кухню, чтобы проследить, как проходит подготовка праздничных блюд. Но когда Клер решила пойти вместе с ней, хозяйка замка остановила ее властным жестом.

— Нет, дорогая, в твоем положении необходимо побольше отдыхать. Лучше посиди за вышивкой.

— Что вы, мама, со мною все в порядке, — запротестовала Клер. И впрямь, беременность доставляла ей минимум неудобств.

Беатрис отвела невестку в сторону.

— Послушай, — зашептала она, — я просто хочу, что бы ты осталась здесь и послушала, что они говорят. Ты знаешь, каковы мужчины. Если я потом спрошу Беренже, а ты Рауля, мы ведь узнаем лишь половину. А я слишком давно знаю Раймона Тулузского и знаю, что он может своим очарованием соблазнить кого угодно на не совсем хорошее дело. Послушно поклонившись Беатрис, Клер вернулась к своим пяльцам. Под пристальным взглядом Рауля ее щеки густо покраснели. Лукавить она не умела.

— Насколько я понял, вас ждут приятные известия, — дружелюбно заметил Раймон, поудобнее усаживаясь в мягкое кресло. Покраснев еще гуще, Клер взялась за иголку.

— Где-то осенью, мой господин, — с гордостью изрек Рауль.

— Мои поздравления! — Раймон ухватился руками за ярко-алые отвороты своего бархатного камзола. Затем он поднял темные виноградины своих глаз на Беренже и Рауля.

— Жаль, то, что я собираюсь вам сообщить, далеко не столь приятно.

«Ну вот», — подумал Рауль, заметив, как окаменело лицо Беренже.

— Мы слышали, что в Лионе собирается армия с целью окончательного подавления катаров.

— Да, — поджал губы Раймон. — К сожалению, это правда.

— И вы желаете, сеньор, чтобы мы помогли вам отразить вторжение?

Раймон принялся разглядывать потрясающей красоты рубин, украшавший золотой перстень на его указательном пальце.

— Не совсем. Отразить такой натиск было бы равносильно тому, что остановить бег океанских волн. Их армия огромна. Десятки тысяч воинов, как сообщили верные мне люди, собираются в Лион с Северных и Нижних земель.