Флэпперы. Роковые женщины ревущих 1920-х - Джудит Макрелл

Но большинству было не до смеха. В январе 1918 года погибли Эдвард Хорнер и Патрик Шоу-Стюарт, двое последних друзей-офицеров Дианы, остававшихся в живых, а письма от Даффа приходили нерегулярно. Когда писем подолгу не было, она мучилась, представляя, что он умер или умирает. Когда же они приходили, половина текста была вымарана цензорами, и Диана воображала немыслимые ужасы, что скрывались под цензурой. Лишь работа приносила облегчение. Вскоре после отъезда Даффа во Францию Диана снова вызвалась работать в больнице Гая, надеясь, что безжалостный монотонный труд ослабит ее страхи. Она прослужила там всего месяц – мать по-прежнему была категорически против общественной больницы, – но хотя бы на время отвлеклась. Усталость не оставляла сил воображать ужасы, а в сравнении со страданиями пациентов ее собственные мучения казались незначительными. В этот период она выхаживала детей с сильными ожогами; в то время раны поливали горячим расплавленным воском, это считалось общепринятым методом лечения. Жалобные детские крики являлись ей в кошмарах, но она признавалась, что именно тогда разучилась плакать.

В это самое темное время Диана жила одним днем, ни на что особо не надеясь. Но в одном она не сомневалась: после войны ей хотелось быть с Даффом. Прежде они говорили о браке лишь в шутку, так как оба не были уверены в чувствах друг друга, но теперь Диана клялась: «Если смерть не заберет его к себе, мы проживем вместе всю оставшуюся жизнь». Она также пообещала, что, если ее мать будет против этого брака, ее решимость не дрогнет, хотя заранее знала, что та будет возражать.

От герцогини не укрылось, как сблизились Дафф и Диана; ее это тревожило, и она даже расспросила ее подруг, не попахивает ли дело помолвкой. Она пожаловалась Кэтрин Асквит, что не может уснуть, опасаясь, что дочь «выйдет за этого мерзкого Даффа». По мнению Вайолет, недостатков у Даффа было хоть отбавляй. Его отец, покойный сэр Альфред Купер, был известным хирургом и другом короля Эдуарда VII, но его специализация – венерические болезни – вызывала лишь желание провалиться сквозь землю [29]. Мать Даффа происходила из хорошей семьи, но опозорилась, так как бросила первого мужа и открыто жила с любовником, а когда тот умер, пошла работать медсестрой-стажеркой и сама зарабатывала на жизнь. Там-то, в больнице, ее и заприметил сэр Альфред Купер: леди Агнес драила больничные полы, он узнал в ней миловидную девушку, которая ему когда-то нравилась, и попросил выйти за него.

Если бы герцогиня прочла об этом романтическом совпадении в книге, она бы сочла его милым. Но речь шла о перспективе породниться с Куперами, а такого она не желала. Она боялась, что Дафф, имевший репутацию пьяницы и бабника, унаследовал от матери плохие гены; у него не было даже большого состояния, чтобы компенсировать эти изъяны. Его годовой доход составлял меньше тысячи фунтов стерлингов (зарплата сотрудника Министерства иностранных дел и частные доходы). Он никак не смог бы обеспечить Диане уровень жизни, на который рассчитывала Вайолет.

Она попыталась привлечь на свою сторону подруг, и леди Сэквилл согласилась с ней и назвала Даффа «жалким выскочкой». Но Диана изменилась. До войны она бы не решилась выйти замуж вопреки материнским ожиданиям, но теперь все было иначе. Ей казалось, что и британское общество изменилось. «Мир перестраивается, чтобы наша бедность не так бросалась в глаза», – писала она Даффу. Слуги и личные автомобили стали роскошью; теперь никто не стал бы жалеть их за бедность.

Она рисовала радужную картину их будущей совместной жизни. Дафф изъявил готовность «разбить свои бокалы, выбросить сигары, порвать игральные карты… и изучить расписание автобусов и тонкости пользования подземкой [30]». Диана же думала, как им заработать. Сначала она решила открыть частный санаторий при финансовой поддержке Мура. Санаторий – весьма респектабельный источник дохода, заметила она, «никаких скандалов и нарушения приличий, ничего такого, к чему могла бы придраться Ее Светлость». Одно время она даже раздумывала заняться пассажирскими авиаперевозками при поддержке своего нового друга, газетного магната Макса Бивербрука. «Сомнения прочь, – решительно писала она Муру, – мы будем счастливы».

Нелегко было сохранять оптимизм, когда Даффу грозила опасность, но вопреки всему тот оставался жив. В начале октября ему вручили награду за мужество в бою и отправили в Париж в двухнедельную увольнительную. Диана любезно разрешила ему отдыхать в свое удовольствие. «Ты знаешь, я желаю тебе счастья больше, чем себе», – писала она, хотя одновременно умоляла не играть, постараться ничего не подхватить и не заниматься любовью с ее знакомыми (в то время в Париже находилась ее подруга Диана Уиндем, которая нравилась Даффу).

Прошло меньше двух недель, и она «к восторгу своему» прочла в «Таймс», что война почти закончилась, а к концу октября Дафф – о чудо! – вернулся в Лондон, и они воссоединились. Для обоих это стало большой радостью. «Сбылось все, на что я надеялся последние шесть месяцев», – писал Дафф в своем дневнике. Он вернулся целым и невредимым, но многие их общие друзья погибли, и они не могли предаваться своему счастью и не чувствовать себя виноватыми. Одиннадцатого ноября объявили перемирие; Диана провела этот день с семьей, как полагалось примерной дочери, но ей было невыносимо слышать праздничное ликование, охватившее лондонские улицы. «После стольких горьких потер радость казалась неестественной».

Она переживала из-за Даффа: у того проявились симптомы испанского гриппа, начавшего смертельное шествие по Европе. После раннего ужина с матерью в «Рице» Диана ускользнула к нему. Обоим было не до радости: «Мы думали о мертвых, а не о живых». Но настроение омрачали не только мысли о погибших друзьях. «Война закончилась, – писала Диана, – но моя битва только началась». Им с Даффом предстояло в одиночку выдержать сражение с волей родителей Дианы и диктатом традиций и класса.

Глава вторая

Нэнси

Пока Диана планировала совместное будущее с Даффом, Нэнси Кунард взирала на обломки своего недолгого и несчастливого брака. Два года она была замужем за Сидни Фэрберном, военным офицером и игроком в любительский крикет. Этот опыт внушил ей отвращение к самой идее супружества. Даже на собственной свадьбе отторжение было настолько сильно, что она сорвала с головы венок новобрачной и бросила его на пол.

Большинство гостей, собравшихся в тот день в Гвардейской часовне, ощутили странную и неестественную атмосферу церемонии. Все казалось организованным наспех; не было никаких традиционных свадебных декораций – подружек невесты, пажей, букетов. Нелепо выглядели приглашенные родственники: леди Мод Кунард явилась в сопровождении мужа,