Обреченный мост - Вячеслав Демченко

— Первая флотилия Бирнбахера, — щурясь, присмотрелся Саша Новик к трафарету «S-40» возле бакового клюза. — Похоже, наших тут ждут…

Старые знакомые

Несмотря на довольно легкомысленную классификацию — торпедный катер, — «шнелльбот» представлял собою внушительную боевую единицу, с которой советские «морские охотники» и сторожевики реально тягаться не могли ни в скорости, ни тем более в вооружении. А эсминцы ЧФ… От большинства эсминцев «шнелльботам» не представляло особого труда оторваться, — с их-то скоростью до 40 узлов по спокойной воде! Кроме русского глиссера-торпедоносца «Г5», никто догнать «шнелльбот» не мог. Мало кто бы взялся на свой страх и риск досаждать немецким катерам-переросткам «шнелльботам», с которыми офицерам II разведотряда штаба КЧФ Войткевичу и Новику уже приходилось сталкиваться, и не далее как этим летом[13].

«Адмираль Шварц Меер» старался не рисковать штурмовыми катерами — единственными относительно крупнотоннажными судами «Kriegsmarine» в Чёрном море (Турция блюла-таки нейтралитет, нехотя или нет, но закрыв Босфор для немецкого флота). Так что сто с гаком тонн водоизмещения, торпедные аппараты, упрятанные под фальшбак, баковое 30-мм орудие, два пулемёта и сдвоенный 20-мм зенитный автомат, — всё это добро, столь уместное для истребления советского малого, или «тюлькиного флота»[14], приходилось держать подальше от Керченского пролива, в Двуякорной бухте неподалеку от Феодосии. Хотя именно здесь, в Керченском проливе, плавсредства КЧФ особенно угрожали покою «немецких» берегов. Убрать бы «шнелльботы» на базу «Иван-баба», — не потому даже, что кругом мелководья и россыпи мин, как своих, так и советских, но ещё и потому, что с потерей Кубанского плацдарма все входы и выходы в керченскую бухту простреливались русской артиллерией, причём отнюдь даже не самой дальнобойной. В хорошую погоду, — так чуть ли не прямой наводкой полковых 75-миллиметровок. И всё же «Адмираль Шварц Мееру» приходилось рисковать…

Чайки, подхваченные порывом ветра, взмывали над бетонными ямами засолочных ванн рыболовецкой артели и снова камнем падали вниз, всё ещё надеясь найти засохший рыбий остов на буром от тузлука дне.

То ли дело было, когда в городе только построили огромный по тем временам новейший консервный завод и народ на разделку рыбы вербовали по всему Союзу! То-то было раздолье пернатым, — так обожрёшься, что и не взлетишь…

Цеха артели, больше похожие на заурядные бараки, соседствовали с руинами причальных сооружений. Чуть поодаль мола, в серой круговерти мечущихся волн и на полпути к фарватеру, торчала из воды корма баржи, выбитой штормами на мелководье. От других кораблей, которых немало потопили тут «Юнкерсы» и «Хейнкели» во время попеременных эвакуаций и десантов советских войск, на поверхности остались только могильные кресты мачт, да клёпаная труба допотопного речного парохода — все средства тогда были хороши. Корабли же полностью погрузились в специально углублённый подход к заводскому причалу, к которому могли швартоваться даже суда океанской осадки. Тогда как кругом заводского фарватера было такое мелководье, что волны по нему катились серые от ила, а разрознённые, оглаженные прибоем скалы казались камнями, только что обнажёнными отливом.

С другой стороны, на скалистом мысу, в «античных» руинах беседки отчётливо просматривалась артиллерийстская площадка зенитной батареи — пара «Эрликонов» на морских турелях, вмонтированных в бетон. Рыжеватая по-осеннему, маскировочная сеть трепетала над входом в блиндаж.

Хроники осиного гнезда

С сентября 1943 года командиром флотилии «Шнелльботов» стал корветтен-капитан Герман Бюхтинг, ранее командовавший «S-27», потопленным в Керченском проливе, а затем «S-51». В этом катере семь пробоин от 20-мм снарядов зенитки, временно захваченной диверсантами, заделали и мелкие повреждения отремонтировали на базе Иван-Баба.

Прежний командир, Георг Кристиансен, отделался лёгкой контузией при гибели «Кёльна», весьма умело организовал восстановление базы после налёта русской авиации; за боевые успехи получил «дубовые листья» к Рыцарскому кресту и отбыл на штабную работу.

— Вот сука… — отвернувшись, проворчал Яков.

От батареи, по крутому обрывистому берегу, словно нарочно, чтобы не дать разведчикам опомниться, уже двигались чёрные в серых клочьях тумана фигурки — патруль береговой охраны. Или, того хуже, полевой жандармерии.

Одна из фигурок то и дело взмахивала рукой.

— Ну, прямо парк культуры и отдыха, — ткнув большим пальцем через плечо, пояснил Яков на вопросительный взгляд Новика. — Палку бросает, собаковод хренов. Дружку лагерному. Или подружке. Суке…

И впрямь, от тёмной фигурки в мешковатой штормовке то и дело катил то в одну, то в другую сторону лохматый и суетливый коричневатый комок.

— Значит, будем сохнуть по дороге, — резюмировал Александр, стягивая унтерский мундир с закруглёнными погонами, развешенный на камыше. — И, скорее всего, что на бегу.

— Ага… — буркнул Войткевич, выкручивая мокрый узел сорочки. — И тренер по бегу будет у нас о четырёх ногах, — он брезгливо скривился, встряхивая влажную сорочку. — Прямо, страшный сон футболиста.

— Может, и пересидим, — не слишком уверенно предположил капитан, глянув на приближающийся по кромке обрыва патруль. — Вниз, на пляж, они вроде как не собираются. А ветер — поверху. Глядишь, и не учует псина?

— Нас, может, и нет, — задумчиво и почему-то с секундной задержкой произнёс в ответ Яков, просунув стриженую голову в прорезь шерстяной сорочки и застряв в ней с горловиной на шее. — А вот её…

Порыв ветра в очередной раз разворотил жухлую стену камыша. И в образовавшемся проломе…

Капитан обернулся туда, куда недовольным и напряжённым взглядом уставился старший лейтенант.

— Этого ещё не хватало!

По узкой полосе песка и размытой глины, отрешённо и неспешно, будто в плену тихой и грустной заботы, или высматривая что-то под ногами, брела одинокая фигурка в деревенской кацавейке и старушечьем буром платке с концами, заведёнными в подмышки, видимо, завязанными в узел на спине. Женщина, девушка, а может, и вытянувшаяся не по годам девочка-подросток? Рассмотреть лицо её в глубине платка, натянутого чуть ли не до носу, было невозможно, а русые локоны, выдернутые из-под платка ветром, в блеске утреннего солнца вполне могли быть даже космами седины.

Разведчики переглянулись.

— Это что за метаморфоза? — недовольно буркнул Войткевич, наконец дотянув до пояса шерстяную сырую сорочку.