Великая Отечественная: был ли разгром? - Марк Солонин

То есть, даже перед зарубежными коммунистами Сталин разыгрывал роль ничего не подозревающего доверчивого простачка. Впрочем, игра, действительно, велась очень большая и того стоила. Ситуация была сложнейшая, стрелки весов застыли в неустойчивом равновесии на нулевой отметке, и сдвинуть их могло любое дуновение ветра.

Всем известно, что первым советскому народу о начале войны сообщим не Сталин, а Молотов, заместитель председателя Совнаркома и — это важно! — нарком иностранных дел. Об этой речи все слышали, но многие ли ее читали? А там, между прочим, говорилось следующее:

«Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города… Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории.

Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Нападение на нашу страну произведено, несмотря на то, что между СССР и Германией заключен договор о ненападении и Советское правительство со всей добросовестностью выполняло все условия этого договора. Нападение на нашу страну совершено, несмотря на то, что за все время действия этого договора германское правительство ни разу не могло предъявить ни одной претензии к СССР по выполнению договора. Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей.

Уже после совершившегося нападения германский посол в Москве Шуленбург в 5 часов 30 минут утра сделал мне, как народному комиссару иностранных дел, заявление от имени своего правительства о том, что германское правительство решило выступить с войной против СССР в связи с сосредоточением частей Красной Армии у восточной германской границы.

В ответ на это мною от имени Советского правительства было заявлено, что до последней минуты германское правительство не предъявляло никаких претензий к советскому правительству, что Германия совершила нападение на СССР, несмотря на миролюбивую позицию Советского Союза, и что тем самым фашистская Германия является нападающей стороной.

По поручению Правительства Советского Союза я должен также заявить, что ни в одном пункте наши войска и наша авиация не допустили нарушения границы и поэтому сделанное сегодня утром заявление румынского радио, что якобы советская авиация обстреляла румынские аэродромы, является сплошной ложью и провокацией. Такой же ложью и провокацией является вся сегодняшняя декларация Гитлера, пытающегося задним числом состряпать обвинительный материал насчет несоблюдения Советским Союзом советско-германского пакта…»

Гитлер, действительно, пытался представить СССР нападающей стороной, но выглядело это неубедительно и успеха не имело…

Глава 6

Загадка директивы

Вернемся, однако, к «Директиве № 1». По содержанию ее особых вопросов не возникает. По времени написания — тоже. Известно, что она была передана в войска в 0 часов 30 минут 22 июня. Даже с учетом зашифровки — расшифровки — передачи на ее выполнение времени хватало. Срок подъема частей по тревоге, как мы помним, — 2–3 часа. Немцы тоже не сразу пойдут в атаку. Сперва артподготовка, бомбежка — большого урона от них быть не должно, поскольку части держатся «рассредоточенно и замаскированно», в укрытиях, авиация — на полевых аэродромах, тоже замаскированная. Потом немцам надо переправиться через границу (а там еще и река может быть, и немаленькая). Наши линии обороны большей частью находятся в нескольких километрах от границы, их тоже надо пройти, пехота идет не быстрее 5 километров в час, это если по дороге… В общем, хватало времени изготовиться к обороне.

Итак, не возникает особых вопросов по содержанию и времени отправки. А вот по времени и обстоятельствам написания — есть, и много. Вот как, по воспоминаниям маршала Жукова, появился на свет этот документ:

«Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М. А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик — немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.

Я тотчас же доложил наркому и И. В. Сталину то, что передал М. А. Пуркаев.

— Приезжайте с наркомом минут через 45 в Кремль, — сказал И. В. Сталин.

Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н. Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность».

О боевой готовности мы уже говорили. Странно другое: военные обычно пишут воспоминания достаточно четко. И уж время-то, тем более, если речь идет о таком дне, указывают. «Вечером» — это когда? В 17 часов, в 19, в 21? Можно, конечно, посмотреть по журналу посетителей, и мы непременно посмотрим, но такая расплывчатость сама по себе настораживает.

«И. В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.

— А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? — спросил он.

— Нет, — ответил С. К. Тимошенко. — Считаем, что перебежчик говорит правду».

Тут все интересно. Перебежчик явился к пограничникам. Те конечно, доложили о нем в округ (тут уж не время было считаться амбициями), но доложили и по начальству. Учитывая историю с УРами, Берия добегал до вождя быстрее, чем доходили генералы, так что Сталин давно уже должен был все знать. И про перебежчика, и про то, не является ли он провокатором. Тем не менее, он спрашивает об этом у Тимошенко, а товарищ Тимошенко, не видя в глаза перебежчика, не являясь чекистом, тем не менее, свято уверен в его честности.

Следующий сталинский вопрос прямо-таки напрашивается: «Почему вы так считаете, товарищ Тимошенко?» Вот тут и начать бы говорить о данных разведки: что приграничная полоса полна немецких войск, с той стороны слышен шум моторов, разведка доносит то-то и то-то… Ничего подобного! Товарищ Сталин, читавший порой даже исходники разведдонесений, качеством столь судьбоносной информации совершенно не озабочен. А как же «на провокации не поддаваться?»

«Тем временем в кабинет И. В. Сталина вошли члены Политбюро. Сталин коротко проинформировал их.

— Что будем делать? — спросил И. В. Сталин.

Ответа не последовало. (?! — Е. П.) (Ах, да! Мы и забыли! Они же все запуганы усатым злодеем до полной бессловесности! — Е. П.)

— Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, — сказал нарком.

— Читайте! — сказал И. В. Сталин.

Я прочитал проект директивы».

Интересно, кстати — что это за проект? Маршал его не приводит. Более того, ни в архивах, ни в литературе нет никаких следов первоначального текста.

«И. В. Сталин заметил:

— Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.

Не теряя времени, мы с Н. Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома.

Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить.

И. В. Сталин, прослушав проект директивы и сам еще раз его прочитав, внес некоторые поправки и передал наркому для подписи…

С этой директивой Н. Ф. Ватутин немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас же передать ее в округа. Передача в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года. Копия директивы была передана наркому Военно-Морского Флота».

А теперь обратимся к журналу посетителей сталинского кабинета за 21 июня. Действительно, нарком обороны Тимошенко вошел туда в 19.05, но… без Жукова. При этом Сталин никак не мог «встретить его один», потому что у него к тому времени почти сорок минут сидел Молотов. Вместе с Тимошенко (а не после него) пришли еще шесть человек. Это Берия, Ворошилов, Маленков, начальник Госплана Вознесенский, начальник мобилизационно-планового отдела комитета обороны при Совнаркоме и какой-то Кузнецов. (В журнале указаны только фамилии, без инициалов и должностей. Историки могут выбирать из трех Кузнецовых, я обнаружила четвертого — впрочем, наличие пятого тоже не исключено). Из них член Политбюро — всего один (Ворошилов) и два кандидата (Берия и Маленков).