Голубое зарево (в сокращении) - Анатолий Днепров

Миллиардная доля секунды! Черт возьми, для того ли мы живем и трудимся, чтобы любоваться зрелищем, протекающим в миллионы раз быстрее, чем мысль? Для этого ли в институтах собрались сотни талантливых и умных людей, чтобы устроить себе феерический и дорогостоящий спектакль - смотреть, как рождаются и гибнут античастицы? "Кладбище антипротонов", - вспомнил Николай слова Самарского, сказанные по поводу одной из проявленных фотопластинок. Действительно, никто никогда не видел античастиц, но зато любой мог любоваться кладбищем, где они захоронены.

Николай тяжело опустился за письменный стол и крепко сжал голову руками. Перед глазами проплывали странные видения. Звезды, звезды, звезды. Тысячи черных звезд на проявленных эмульсиях. Сколько он их пересмотрел за последние дни! Глаза болели от того, что он дни напролет прижимал их к окуляру микроскопа. И в поле зрения только звезды, звезды...

Неужели нельзя проклятые микросекунды растянуть? Неужели нет способа сохранить антивещество на длительное время, посмотреть на него, каково оно? Вот так, чтобы оно лежало в виде глыбы металла или как кристалл. Посмотреть бы на антикварц или антизолото, или антижелезо! Как укротить эту беспокойную могучую силу и создать небольшой кусочек антимира здесь, на Земле?

Звезды, звезды, звезды... От них и от мыслей, связанных с ними, мозг разрывался на части.

Он представил себе античастицу в виде ослепительно яркой звездочки, которая влетает из ускорителя в сосуд, из которого выкачан весь воздух. Она завертелась по кругу вначале быстро, затем все медленнее и медленнее, и вот, наконец, остановилась, повисла в пространстве, вся сияющая, ослепительная... А затем она начала медленно падать вниз под действием силы тяжести. "Все тела притягиваются друг к другу...", - послышался голос школьного учителя.

Античастица медленно падает. Наконец, она касается стенки и взрывается, как фейерверк. Опять звезда...

МЮЛЛЕР

1.

Френк давно хотел встретиться с Мюллером, но как-то бессознательно откладывал встречу. Знакомясь с его расчетами и теоретическими построениями, он сразу почувствовал в этом незнакомом ему человеке огромную интеллектуальную силу, ту силу физика-теоретика, перед которой обычно преклоняются даже самые блестящие экспериметаторы.

Сам незаурядный теоретик, Френк ощутил себя мальчишкой по сравнению с незнакомым ему Мюллером. Масла в огонь подливал Родштейн.

- Ну, как? - обычно спрашивал он сиплым пропитым голосом, заглядывая через плечо Френка, когда тот читал тетради Мюллера.

- Гениально. Гигант! Невероятно!

- Кушайте на здоровье, - говорил Родштейн и, зло хихикая, уходил к своей аппаратуре.

Это "кушайте на здоровье" и удерживало Френка от встречи с Мюллером.

И вот однажды в воскресный вечер он все же решил встретиться с Мюллером. Он долго слонялся по берегу моря и наконец подошел к причалу. Часовой одобрительно кивнул, и Френк, усевшись за руль моторного катера, отправился на остров Сардонео.

Когда он подъезжал к берегу, его немного лихорадило. С трудом сдерживая волнение, он полез за сигаретами и обнаружил, что забыл их в лаборатории. Это несчастье совершенно повергло его в панику, так как он знал, что теперь никакими средствами ему не удастся скрыть свое волнение.

- Где живет доктор Мюллер? - спросил он у часового на другой стороне пролива. Тот кивнул в сторону одноэтажных домов.

- Сигареты у тебя есть, парень? - спросил Френк.

- На посту не разрешается. Оставляем в караульном помещении.

К дому он шел медленно, обдумывая, как он начнет разговор с Мюллером. Все обычные обращения казались ему глупыми и вульгарными. А тут еще эти проклятые сигареты...

Ноги как-то сами, без участия сознания, несли Френка к дому. У двери он остановился и посмотрел на освещенное окно. Вот здесь рождается то, чем мы, как пауки, питаемся. Чужие мысли.

Он постучал.

- Разрешите войти? - спросил Френк чужим голосом и приоткрыл дверь.

В комнате он увидел человека возле радиоприемника. Из приемника доносилась тихая музыка. Она показалась Френку знакомой. Бетховен, вспомнил он. Сердце его на мгновенье сжалось.

- Я вам не помешал? - спросил он громче.

Мюллер вскинул голову и взглянул на Френка. Несколько секунд они молча разглядывали друг друга.

- Вы меня извините. Я приехал сюда к одному, э-э, приятелю и забыл сигареты... Чертовски захотелось закурить. Вспомнил, что вы живете здесь. Я Френк Долори.

- А, входите, входите, - Мюллер улыбнулся и поднялся со стула.

Френк прошел в комнату, подошел к радиоприемнику и зачем-то повернул ручку громкости.

- Бетховен? - спросил он.

- Да. Героическая симфония.

- Напоминает вам родину?

- Да, - ответил Мюллер просто. Несколько минут они молча слушали музыку. Френку показалось, что Мюллер совершенно о нем забыл.

- Вы знаете, мне показалось, что я уже когда-то вас видел...

- Так обычно говорят, когда хотят познакомиться с девушкой, - произнес Мюллер чуть насмешливо.

- Вы мне не верите?

- Нет, почему же, верю. Впрочем, какое это имеет значение?

"Конечно, он считает меня одним из шайки Семвола", - с горечью подумал Френк.

- Кстати, вы хотели закурить. Сигареты на письменном столе в соседней комнате, - сказал Мюллер, не отрываясь от приемника.

Музыка становилась громче и величественнее. Френк встал и прошел в соседнюю комнату. Несколько секунд он стоял перед письменным столом, заваленным бумагами и книгами. Они были освещены резким кругом яркой настольной лампы. Под пепельницей он увидел листок бумаги, исписанный его собственной рукой. Это была формулировка очередной задачи.

- Мне не очень нравится, как вы ставите задачи. Сразу чувствуется, что у вас не европейская школа.

Френк резко повернулся и увидел в ярко освещенном прямоугольнике двери Мюллера.

- Чем вам не нравятся мои формулировки? - спросил он.

- Мелочной конкретностью. Вы, наверное, думаете, что чем больше вы сужаете задачу, тем легче ее решить.

Френк на минуту задумался.

- В теоретической физике в подавляющем большинстве случаев значительно проще разобрать более общую задачу, а затем из нее получить частное решение. Вот, например, здесь. Смотрите...

- Верно, - пробормотал Френк, быстро пробегая глазами стройные ряды уравнений и формул. - Вы правы. Это действительно методологический недостаток нашей математической школы. А может и больше - нашей узко коммерческой философии.

- Не знаю, относится ли это к вашей философии. Меня это сейчас не интересует.

- Напрасно, - прервал его Френк. - Если вы хотите доискаться причин, почему мы (он постыдился сказать "я") так ставим теоретические задачи, вы должны смотреть на вещи более глубоко.