Стихотворения и поэмы - Юрий Кузнецов

1968

СНЕГ 

Зимний час. Приглушённые гулы.Снег идёт сквозь людей и сквозь снег.Облепляет ночные фигуры,Замедляет наш яростный бег.

Друг у друга не просим участьяВ этой жизни опасной, земной.Для старинного смертного счастьяМилый друг возвратится домой.

Долго пальцы его ледяныеБудут ключ запропавший искать.Дверь откроют навстречу родные,Молча снег он начнёт отряхать.

Будет долго топтаться пред светом.Будут ждать терпеливо его.Обнажится под тающим снегомПустота – никого! Ничего!

1968

ОТЦУ 

Что на могиле мне твоей сказать?Что не имел ты права умирать?

Оставил нас одних на целом свете.Взгляни на мать – она сплошной рубец.Такая рана видит даже ветер!На эту боль нет старости, отец.

На вдовьем ложе памятью скорбя,Она детей просила у тебя.

Подобно вспышкам на далёких тучах,Дарила миру призраков летучих –Сестёр и братьев, выросших в мозгу…Кому об этом рассказать смогу?

Мне у могилы не просить участья.Чего мне ждать?..Летит за годом год.- Отец! – кричу. – Ты не принёс нам счастья!.. -Мать в ужасе мне закрывает рот.

1968

ПОЭТ 

Спор держу ли в родимом краю,С верной женщиной жизнь вспоминаюИли думаю думу свою –Слышу свист, а откуда – не знаю.

Соловей ли разбойник свистит,Щель меж звёзд иль продрогший бродяга?На столе у меня шелестит,Поднимается дыбом бумага.

Одинокий в столетье родном,Я зову в собеседники время.Свист свистит всё сильней за окном –Вот уж буря ломает деревья.

И с тех пор я не помню себя:Это он, это дух с небосклона!Ночью вытащил я изо лбаЗолотую стрелу Аполлона.

1968

* Когда я не плачу, когда не рыдаю, * 

Когда я не плачу, когда не рыдаю,Мне кажется – я наяву умираю.

Долины не вижу, былины не слышу,Уже я не голосом родину кличу.

И червь, что давно в моём сердце скрывался,Залётному ворону братом назвался.

Он выгрыз мне в сердце дыру с голосами,А ворон мне вырвал глаза со слезами.

Но червь провалился сквозь камень безвестный,Но ворон разбился о купол небесный.

А больше ко мне не укажет следаНикто… никогда…

1970

ДУБ 

То ли ворон накликал беду,То ли ветром её насквозило,На могильном холме во дубуПоселилась нечистая сила.

Неразъёмные кольца стволаРазорвали пустые разводы.И нечистый огонь из дуплаОбжигает и долы, и воды.

Но стоял этот дуб испокон,Не внимая случайному шуму.Неужель не додумает онСвою лучшую старую думу?

Изнутри он обглодан и пуст,Но корнями долину сжимает.И трепещет от ужаса куст,И соседство своё проклинает.

1975

РАСПУТЬЕ 

Поманила молодость и скрылась.Ночь прозрачна, дума тяжела.И звезда на запад покатилась,Даль через дорогу перешла.

Не шумите, редкие деревья,Ни на этом свете, ни на том.Не горите, млечные кочевьяИ мосты — между добром и злом.

Через дом прошла разрыв-дорога,Купол неба треснул до земли.На распутье я не вижу Бога.Славу или пыль метет вдали?

Что хочу от сущего пространства?Что стою среди его теснин?Всё равно на свете не остаться.Я пришел и ухожу — один.

Прошумели редкие деревьяИ на этом свете, и на том.Догорели млечные кочевьяИ мосты — между добром и злом.

1977

ЧЕТЫРЕСТА 

Четыре года моросил,Слезил окно свинец.И сын у матери спросил:— Скажи, где мой отец?

— Пойди на запад и восток,Увидишь, дуб стоит.Спроси осиновый листок,Что на дубу дрожит.

Но тот осиновый листокСильней затрепетал.— Твой путь далёк, твой путь далёк, —Чуть слышно прошептал.

— Иди куда глаза глядят,Куда несёт порыв.— Мои глаза давно летятНа Керченский пролив.

И подхватил его порывДо керченских огней.Упала тень через пролив,И он пошёл по ней.

Но прежде чем на синевуОпасную шагнуть,Спросил народную молву:— Скажи, далёк ли путь?

— Ты слишком юн, а я стара,Господь тебя спаси.В Крыму стоит Сапун-гора,Ты у неё спроси.

Весна ночной миндаль зажгла,Суля душе звезду,Девице — страсть и зеркала,А юноше — судьбу.

Полна долина под горойСлезами и костьми.Полна долина под горойЦветами и детьми.

Сбирают в чашечках свинецРои гремучих пчёл.И крикнул сын: — Где мой отец?!Я зреть его пришёл!

Гора промолвила в ответ,От старости кряхтя:— На полчаса и тридцать летТы опоздал, дитя.

Махни направо рукавом,Коли таишь печаль.Махни налево рукавом,Коли себя не жаль.

По праву сторону махнулОн белым рукавом.Из вышины огонь дохнулИ грянул белый гром.

По леву сторону махнулОн чёрным рукавом.Из глубины огонь дохнулИ грянул чёрный гром.

И опоясалась гора ,Ногтями — семь цепей.Дохнуло хриплое «ура»,Как огнь из-под ногтей.

За первой цепью смерть идёт,И за второю — смерть,За третьей цепью смерть идёт,И за четвертой — смерть.

За пятой цепью смерть идёт,И за шестою — смерть,А за седьмой — отец идёт,Сожжён огнём на треть.

Гора бугрится через лик,Глаза слезит свинец.Из-под ногтей дымится крик— Я здесь, я здесь, отец!

Гора промолвила в ответ,От старости свистя:— За полчаса и тридцать летТы был не здесь, дитя.

Через военное кольцоПовозка слёз прошла,Но потеряла колесоУ крымского села.

Во мгле четыреста солдатЛежат — лицо в лицо.И где-то тридцать лет подрядБлуждает колесо.

В одной зажатые горстиЛежат — ничто и всё.Объяла вечность их пути,Как спицы колесо.

Не дуб ли на поле сронилЛисток свой золотой,Сын буйну голову склонилНад памятной плитой.

На эту общую плитуСошёл беззвёздный день,На эту общую плитуСыновья пала тень.

И сын простёр косую длань,Подобную лучу.И сын сказал отцу: — Восстань!Я зреть тебя хочу...

Остановились на летуХребты и облака.И с шумом сдвинула плитуОтцовская рука.

Но сын не слышал ничего,Стоял как в сумрак день.Отец нащупал тень его —Отяжелела тень.

В земле раздался гул и стукСудеб, которых нет.За тень схватились сотни рукИ выползли на свет.

А тот, кто был без рук и ног,Зубами впился в тень.Повеял вечный холодокНа синий божий день.

Шатало сына взад-вперёд,Он тень свою волок.— Далёк ли путь? — пытал народ.Он отвечал: — Далёк.

Он вёл четыреста солдатДо милого крыльца.Он вёл четыреста солдатИ среди них отца.

— Ты с чем пришёл? — спросила мать.А он ей говорит:— Иди хозяина встречать,Он под окном стоит.

И встала верная женаУ тени на краю.— Кто там? — промолвила она. —Темно. Не узнаю...

— Кто там? — твердит доныне мать,А сын ей говорит:— Иди хозяина встречать,Он под окном стоит…

— Россия-мать, Россия-мать, —Доныне сын твердит, —Иди хозяина встречать,Он под окном стоит.

1974