Месть розы - Николь Галланд

Виллем, без единого слова, продолжал изображать вежливый интерес. Линор перевела взгляд на Николаса.

— Жуглет написал обо мне несколько песен. Хотелось бы знать, пел ли он их когда-нибудь его величеству?

Николас широко распахнул глаза.

— Так это были вы? Жуглет известен своими романтическими песнями почти в той же мере, что и своими романтическими подвигами…

— Романтическими подвигами? Жуглет?!

Виллем, вопреки собственному желанию, рассмеялся.

Линор нахмурилась.

— О да, — со знанием дела кивнул Николас. — Хотя наш менестрель еще не достиг подлинной зрелости, в нем уже есть нечто такое, что заставляет женщин терять голову. Соперники яростно завидуют ему. Повзрослев, он наверняка будет пользоваться дурной славой. В еще большей степени, чем сей час, я имею в виду. — Заметив по выражению лица Линор, что его слова не доставляют ей удовольствия, он добавил дипломатично: — Однако есть только одна прекрасная дама, которой он посвящает свои стихи, но о чьем имени всегда умалчивает… известно лишь, что она блондинка из Бургундии. Осмелюсь предположить, что это вы и есть. Линор, по-видимому, успокоилась.

— Только одна? — спросила она с очаровательным видом оскорбленного достоинства.

— Только одна. И теперь, увидев вас, я понимаю, почему именно вам отдано его сердце.

Линор улыбнулась.

— Пока его сердце принадлежит мне, остальное меня не волнует. При дворе его величества, должно быть, много замечательных людей — судя по тем двум, которых мы теперь имеем честь знать.

Эта лесть, такая очевидная и тем не менее такая приятная, вызвала на губах Николаса улыбку. Жуглет, что вполне предсказуемо, имел прекрасный вкус — Конраду понравится эта женщина. Она может составить приятную компанию и не станет своевольничать.

Так Николас думал до тех пор, пока им с Виллемом не настало время отправляться в путь.

Мария, ее капеллан и пожилой управляющий сошлись в зале для последнего разговора с озабоченным Виллемом. Он заверил их, что Эрик выделил людей для охраны поместья. Дал указание управляющему постоянно ворошить зерно и кормить его сокола, а каждый вечер, прежде чем лечь спать, надежно запирать дом; попросил мать не забывать о том, что в сухую погоду нужно проветривать меха и белье; а капеллан каждое утро после мессы должен раздавать в деревне милостыню. Виллем напомнил каждому о необходимости делать то, что они делали с тех пор, как он появился на свет, и все с улыбкой пообещали не забывать его наставлений.

Дожидаясь момента официального прощания, Линор вышла через задние ворота на плодородную речную равнину, где трава уже была низко скошена для домашнего скота. Ей хотелось вдохнуть свежий запах полей и поиграть с собаками, бросая им палку. У Линор был редкий тип нежной, просвечивающей кожи, которая выглядела так, будто летнее солнце способно сжечь ее или, по крайней мере, усыпать веснушками. Беспокоясь за дочь, Мария подошла к задним воротам, чтобы позвать ее домой.

— Дай ей еще несколько минут, — крикнул Виллем матери с берега реки, где он со своими слугами дожидался Эрика. — Может, пройдет много времени, прежде чем она снова вырвется на свободу.

Линор замерла с палкой в руке. Щенок нетерпеливо плясал вокруг ее ног, дожидаясь, когда она бросит ему игрушку. Девушка была так ошеломлена, что просто сунула малышу палку, и тот схватил ее, явно разочарованный.

— Дорогой брат, — произнесла Линор угрожающим тоном, тем самым, за которым обычно следовали неприятности. — Твои слова почти наводят на мысль о том, что ты собираешься запереть меня в доме на все время своего отсутствия.

Без единого слова Виллем передал поводья Атланта Эрику и зашагал в сторону Линор, примирительно вскинув руки. Она попятилась с выражением ужаса на лице.

— Нет, — сказала она негромко, но яростно. — Ты не можешь так поступить, Виллем. Абсолютно немыслимо думать, что тебе удастся запереть меня в доме на несколько месяцев. Я и без того проторчала тут достаточно долго, пока ты всю весну развлекался на своих проклятых турнирах.

— Турниры — единственная возможность улучшить наше положение, сестра. — Виллем продолжал осторожно приближаться к девушке, отступавшей к воротам. — Линор, не существует другого способа обеспечить твою безопасность.

— Ты можешь доверять мне! — закричала она. — Можешь быть уверен, что я сама запрусь в доме, если придет какой-нибудь мужчина. Сколько их посещало нас, пока тебя тут не было? И какую часть своей жизни я должна провести взаперти?

— Ты говоришь так, словно это тюрьма. — Виллем остановился, опасаясь, что, пятясь, она наступит на свои нелепые рукава и упадет. Краем глаза он, к собственному огорчению, заметил, что к задним воротам приближается Николас, с любопытством наблюдая за происходящим. — В твоем распоряжении почти весь дом и весь внутренний двор.

— Весь внутренний двор! — с горечью повторила она и неожиданно метнулась в сторону, собираясь, по всей видимости, проскочить мимо Виллема. — Двор тридцати шагов в поперечнике, где все лето воняет навозом! Нет, я не согласна. Лучше отправь меня в женский монастырь на время своего отъезда, там я и то буду свободнее.

— Линор, — с огорчением сказал он, протянув руки в попытке остановить сестру, но она проскользнула мимо и бросилась бежать, вскинув руки, чтобы не наступить на рукава и одновременно придерживать венок на голове.

Она бежала так, словно надеялась обрести крылья и взмыть в небесную голубизну или — что более соответствовало реальности — броситься в темную реку.

— Кто-нибудь, остановите ее!

Услышав этот крик, Эрик с готовностью спрыгнул с коня и бросился через поле к Линор. Она попыталась увернуться от него, но он оказался проворнее и, главное, явно испытывал Удовольствие от того, что теперь у него есть повод крепко обхватить ее руками.

— Отпусти меня, — прошипела она, пытаясь вырваться из его объятий. — Твое дыхание отдает тухлой горчицей.

— Вы проявляете неуважение к моему вассалу, своему господину и брату, — ответил Эрик очень тихо, что давало ему возможность приблизить свою прыщавую физиономию к ее изящному, словно фарфоровому личику. — Не забывайте, вы ведете себя недостойно на глазах у посланца императора.

— Будь проклят император, — прошипела она, однако не так громко, чтобы Николас услышал.

— Кузина! — воскликнул Эрик.

Линор в ярости стряхнула свой венок на жнивье. Услышав за спиной шаги брата, она закричала уже в полный голос:

— Будь проклят император! И будь проклят его напыщенный маленький посланец! И больше всего, Виллем, будь проклят твой драгоценный Жуглет. Передай, что я плюну ему в лицо в следующий раз, когда увижу. Передай, что я буду держать взаперти его самого, просто потому, что мне так вздумалось…