Записки мертвеца - Георгий Апальков

вечером, за ужином из сочного и калорийного фастфуда, которым мать Ангелины нас угостила, она поведала нам здешние правила. На каждого постояльца Радуги рассчитывалась норма дневного рациона питания. Эту норму человек мог получать бесплатно на завтрак, обед и ужин. Норма выдавалась централизованно, на фуд-корте, где утром, днём и вечером происходил общий приём пищи. Приобрести что-то сверх нормы можно было за старые-добрые деньги в старом-добром супермаркете на нижнем этаже, предварительно согласовав его посещение с полицейским. Цены там были такими же, какими они были ещё две недели назад, за несколько дней до начала конца. Что до остальных отделов торгового центра, начиная с бутиков одежды и заканчивая аптеками, то они тоже были закрыты: рольставни на входе в них были опущены и заперты на ключ, и открывались они только с разрешения полицейского. Необходимые лекарства или, например, пледы и прочие тёплые вещи постояльцам можно было получить бесплатно, при острой необходимости. Средства личной гигиены тоже не нужно было покупать, в разумных пределах, разумеется. За всё остальное нужно было платить, как раньше.

То были основные правила, касавшиеся недопущения бесконтрольного перемещения имущества торгового центра и нетривиального выноса из отделов всего, на что только может упасть алчный человеческий взгляд. За их неукоснительным соблюдением следил всего-то один человек — полицейский, который вчера впустил нас внутрь. Никто из обосновавшихся здесь не пытался оспорить его авторитет: всё-таки он был представителем власти, а людям на двенадцатый день конца света так хотелось верить в сохранность старых общественных институтов, что они безоговорочно подчинялись людям в форме, не задавая лишних вопросов. Словно бы этим подчинением и соблюдением старых правил они не давали прежнему миропорядку окончательно рассыпаться на куски: склеивали его, подбивали со всех сторон, где он расползался, а расползался он с каждым днём всё стремительнее. Таким образом люди и поддерживали в себе иллюзию о том, что не всё ещё потеряно.

Были в Радуге и другие нюансы устройства внутренней жизни, с которыми мне ещё только предстояло познакомиться, но основа основ, которую доводили до всех новоприбывших, состояла именно в этих простых и незатейливых правилах. Услышав их впервые, я подумал, что Радуга — это такой себе островок победившего коммунизма с поправкой на капиталистические реалии. Положение о норме дневного рациона в моём представлении очень походило на лозунг «Каждому по потребностям», и по общей логике ситуации в какой-то момент должна была всплыть и другая фраза: которая про «от каждого по способностям». Проще говоря, сразу после вводного слова, которое перед нами держала мать Ангелины, я понял, что, если я задержусь здесь, то вскоре меня заставят работать и делать что-то общественно полезное. Делать мне, конечно же, ничего не хотелось. Да и беспокойная, бессонная ночь, проведённая на креслах кинотеатра, заставила меня скучать по квартире и по возможности спать столько, сколько мне захочется, а не пока проснётся всё здешнее население. За завтраком, который состоял из солёной манной каши, хлеба и растворимого кофе, я утвердился в своём желании как можно скорее покинуть это место.

Мы с Аркадием, Ангелиной и Юрой сидели за одним столом. Для Юры это был уже третий день в Радуге. Я спросил у него, когда они с отцом всё-таки собираются отсюда уходить, ведь изначально их план состоял в том, чтобы по-быстрому затариться продуктами и тут же вернуться домой. После моего вопроса Юра, казалось, слегка погрустнел.

— Не знаю, — ответил он, пожимая плечами, — Бате вроде тут нравится, чё-то он какой-то бодряк поймал прям: и с ментом этим законтачился, и ходит туда-сюда с ним, делает чё-то. И меня припрягает всякой фигнёй заниматься.

— Какой фигнёй?

— Да всяким, знаешь. Помочь чем-нибудь, оттащить какую-нибудь тяжёлую хрень куда-то. Задолбался я уже. Лучше б дома сидел.

Я надеялся, что Юра с его отцом составят мне компанию в путешествии обратно, домой. Но по всему выходило, что никакая компания мне не светит, и что если я пойду, то мне придётся идти одному. А одному, всё-таки, выходить на улицу было страшновато. Наравне с сожалением о том, что я вообще сюда попёрся, меня одолевало ощущение собственной беспомощности. Я боялся и ничего не мог с этим поделать. Лучшее, что мне удалось — это изыскать повод для того, чтобы остаться здесь ещё на день. Я придумал себе, будто бы нахожусь здесь с исследовательскими целями, и моя задача — разузнать во всех подробностях, как здесь всё устроено, и что я не могу уйти отсюда, не сделав этого. Довольно-таки ничтожный фиговый листик для прикрытия срама моего ужаса перед всего-то несколькими сотнями метров открытого пространства, разделяющими Радугу и мою квартиру. Но мне хватило его хотя бы для того, чтобы не умереть от самоедства и сокрушений на тему того, что, последовав вчера за Аркадием и Ангелиной, я совершил роковую ошибку.

В своих исследовательских брожениях по коридорам торгового центра я то и дело натыкался на опущенные серые рольставни, не дававшие даже заглянуть внутрь большинства отделов. Свободный доступ, помимо кинотеатра, был только в тренажёрный зал и в зал игровых автоматов. Качаться и развивать мускулатуру мне было лень, да и особой радости в этом я не видел, поэтому я отправился в зал с автоматами. Там, в отличие от общей для торгового центра практики, всё находилось в открытом доступе: жетоны для автоматов можно было брать просто так и играть во что вздумается. Хоть что-то. Я взял несколько жетонов и отправился изучать имеющиеся аппараты. Помимо меня, в зале веселились какие-то дети. Выглядели они так, словно, очутившись в этом помещении и получив доступ к безлимитным игровым жетонам, они оказались в собственной версии рая посреди разверзшейся преисподней. Они болтали друг с другом, смеялись и радовались победе в какой-нибудь игре так, словно снаружи ничего не происходило. Словно всё было по-прежнему, и они просто пришли сюда ещё одним пятничным днём после школы, чтобы хорошо провести время. Смотреть на это было наслаждением.

После обеда в Радуге состоялось общее собрание для новоприбывших, на котором перед нами выступил полицейский. Он представился, и я тут же забыл, как его зовут: такая вот никудышная у меня память на имена. После он рассказал нам всё то, о чём вчерашним вечером уже говорила мать Ангелины, а потом — дал уже новые вводные.

— У нас здесь правила простые: если пришли сюда отовариться — пожалуйста. Делайте все дела, платите по чеку, и в добрый путь. Но если вы здесь хотите задержаться — или не хотите, но всё равно задерживаетесь дольше,