Чинители - Александр Александрович Матюхин

разобрать купол Исаакиевского собора или Адмиралтейский шпиль. В некоторых местах подсвечивались точки, оставленные чинителем света. Но понять взаимосвязь или выстроенный путь к рыбе я не мог.

Макс, прищурившись на один глаз, крутил карту то так, то этак, но тоже ничего не понимал. Минут через десять мы сдались.

– Всё же придётся ждать бабушку и дедушку, – сказал я.

– Вы неправильно смотрите, – вдруг произнёс кто-то. – Поэтому и не понимаете.

Голос был слабый и далёкий, как шелест дождя, но говоривший явно находился где-то поблизости. Из тёмной арки рядом с нами вышел высокий худой человек. Одет он был в узкий плащ, закрывающий тело от шеи до ног. На голове широкополая шляпа, будто из старых фильмов.

Человек подошёл к нам неторопливо. Я разглядел, что лицо у него тонкое, вытянутое, с острым носом. Человек был бледен, а кожа почему-то оказалась покрыта мелкими дождевыми каплями. Он вообще весь сочился влагой: плащ тоже был мокрый, с краёв его капало, а на мостовой оставался влажный след сапог.

– Вы кто такой? – спросил Макс насторожённо. Он, как и я, видимо, размышлял, надо ли уже улепётывать со всех ног или пока рано.

– Здесь все вещи имеют изнаночную сторону, – сказал человек, остановившись в паре шагов от нас. – Значит, и обращаться с ними нужно изнаночно. Карта ничего вам не покажет, пока вы держите её неправильно.

– И как нам взять её правильно, по-вашему?

– О, ничего сложного. Выверните. Вот так, обратной стороной. Сначала сверху вниз, потом справа налево, встряхните.

Человек зашевелил тонкими серыми пальцами, с кончиков которых посыпались в стороны капли воды. Макс повторил за его движениями, лист в его руках измялся ещё больше, скрипнул, зашуршал и вдруг стал совсем серым и тусклым. Но пятна света на маршруте, наоборот, рассыпались яркими точками. Я заглянул Максу через плечо и обнаружил, что каракули обрели чёткие формы. Вот собор, вот шпиль, вот Заячий остров, метро «Технологический институт», Обводный канал, театр на Петроградке. А ещё от каждой точки до точки прочертились линии. Понятные линии!

– Если мы сейчас пойдём сюда, то окажемся здесь. – Я провёл пальцем по карте. – Потом нужно будет свернуть через мост, мимо места смерти Суворова, к верфям… ага.

Увлечённые картой, мы забыли о странном человеке. Несколько капель упали на моё запястье. Я поднял взгляд и увидел, что незнакомец стоит рядом и тоже навис над картой.

– Погода меняется, – сказал он. – Раньше было хорошо, дождливо. Сейчас с каждым годом теплее и солнечней. Куда это годится?

Его плащ не был покрыт водой. Он целиком состоял из тёмных капелек, которые тесно прижимались друг к другу, слегка подрагивая. Когда одна из капель выдавливалась наружу, её тут же замещала другая.

Макс нахмурился, сложил карту и убрал под футболку. Взял меня за руку.

– Пойдём, я проведу, – сказал он серьёзным тоном и пошёл к арке, обогнув незнакомца.

Честно говоря, мне человек в плаще тоже не понравился. Мы были одни, без взрослых, нас искал Рыбак, и мало ли какие ещё неприятности могли поджидать на Изнанке. А родители учили, что не каждый человек, кажущийся добрым, на самом деле таковой. Всегда нужно быть осторожным.

Незнакомец не стал нас догонять. Он стоял – высокий, худой, мокрый – и молча смотрел вслед.

– Идём. – Макс нырнул в арку. – Я знаю куда.

Мы вышли в типичный для центра двор-колодец, где ветхие, потускневшие от времени домики обступили нас со всех сторон. Все окна были темны, вокруг подъездов скопились лужи, с ржавых козырьков и из труб капала вода. Морось и туман скрывали от нас макушки домов. Казалось, небо опустилось слишком низко, под самые крыши.

Макс уверенно направился к одной из трёх арок напротив. Почему-то к самой грязной: вдоль стен стояли мешки с мусором, местами порванные или опрокинутые – из них вывалился мусор вроде банановой кожуры, пустых баночек из-под йогурта, разбитой посуды. Я обогнул мешки по большой дуге, чтобы ненароком не наступить.

– Скорее, скорее, – говорил Макс, ныряя в темноту арки.

Я и сам почему-то чувствовал, что надо торопиться.

Мы почти побежали: под арку, во двор, мимо тёмных окон и узкой подворотни, сразу к следующей арке, потом в ещё один такой же типичный двор и снова – в темноту, мимо мусора, бездонных луж, жёлто-серых стен. Нависающие дома как будто становились выше, сужая монетку неба над головой.

Свернули. Ещё раз свернули. Я запыхался. Показалось, что сзади мелькнула тень. Обернулся. Никого. В одном из двориков хлопнула закрывающаяся дверь. Я расслышал цокот каблуков. Кто-то гулко закашлял.

Остановились отдышаться. Макс вытащил карту и, хмурясь, повертел её.

– Заблудились?

– Куда-то мы всё равно выйдем рано или поздно, – сказал Макс. – Ещё несколько дворов. Нам направо.

Над головами, на третьем этаже одного из домов, шумно раскрылось окно, наружу выпорхнули края занавесок. Голос, звонкий, женский, вдруг произнёс:

Ветер душный и суровый с чёрных труб сметает гарь…

Распахнулось ещё одно окно, напротив, и оттуда раздался мужской голос, разнеся строки гулким эхом:

В Петербурге мы сойдёмся снова, словно солнце мы похоронили в нём…

И ещё из одного окна, третий голос:

Город пышный, город бедный, дух неволи, стройный вид…

Окна распахивались одно за другим, и из каждого вдруг донеслись голоса, бормочущие, кричащие, читающие стихи. Двор наполнился звуками, как стакан наполняется водой. Какие-то стихи я узнал, мы учили их в школе, какие-то не понимал совершенно. Макс и вовсе стоял с распахнутым ртом и крутил головой.

– Это тени поэтов, что когда-то жили в городе, – из ближайшей арки вышел тот самый человек в плаще и широкополой шляпе. Он остановился на расстоянии, не вынимая рук из карманов. – Соскучились по живым, вот и взволновались. Не бойтесь, послушайте немного, дайте им получить удовольствие. Но не слишком долго, а то вам понравится и вы будете читать стихи о Петербурге при каждом удобном случае.

– Вы кто такой? – повторил я. – Почему вы нас преследуете?

– О нет. И в мыслях не было кого бы то ни было преследовать. Дело в том, что я… везде. И тут, и там. Я Ситив, чинитель дождей в этом городе. Как известно, Петербург почти полностью состоит из дождей. Ещё из рек, света и стихов, конечно же. Но дождя здесь больше. И он был задолго до основания города. А я бегаю латаю дыры на небосводе, проделываю новые, контролирую осадки, в общем. И хотя погода меняется, дожди всё равно остаются. Никто не жалуется.

Из окон шептали:

Петербург, у меня ещё есть адреса, по которым найду мертвецов голоса