Дженни. Томасина. Ослиное чудо - Пол Гэллико

— Ах, взбежим по лунному лучу!

Взбежать по лучу ей не удалось, и она свалилась у дерева. Питер лёг было рядом, но она вскочила и сказала:

— Лунный свет наводит на меня печаль!.. Давай я тебе спою…

Однако сон сморил ее. Пробормотав: «Стереги меня…», она легла на бок и засопела. Питер глядел на неё, умиляясь её изяществу и её доверчивости, пока и сам не уснул.

Месяц нырнул за деревья, а там и солнце показалось и разбудило Лулу. Она потянулась, поморгала, изящно лизнула себе лапку и вдруг села прямо, глядя на Питера так, словно никогда в жизни не видела его.

— Куда вы меня завели? — спросила она наконец отрешённо, и Питеру показалось, что она вот-вот проведёт лапой по лбу.

— Мне кажется, — несмело начал Питер, — мы в Эппингском лесу…

Лулу с легким криком отскочила от него.

— Ах! — воскликнула она. — Как же это? Я ничего не помню… меня, должно быть, опоили… Какой сейчас день?

— Наверное, четверг или пятница… — сказал Питер.

— Что вы наделали! — совсем разволновалась Лулу. — О, мои бедные хозяева!.. Они так меня любят… они совсем извелись…

— Но вы же сами… — забормотал удивлённый Питер, — вы говорили, что хотите их помучить…

— Что? — возмутилась она. — Какая наглость!.. Завести меня в такую даль, обкормить мороженым и потом меня же и обвинять! Хватит! Я иду домой.

— Лулу! — взмолился Питер. — Не уходите, останьтесь со мной… Я каждый день буду кормить вас мороженым, и умывать вас, и что хотите, только останьтесь со мной…

— Как вы смеете?! — завопила Лулу. — Да я же принцесса! Скажите спасибо, что не зову полисмена! Всё моя доброта… многие считают меня святой… Словом, я иду к себе и в провожатых не нуждаюсь.

И она скрылась между деревьев. Больше он её не видел.

Глава 23

Сплетни и поиски

Когда тёмный хвостик исчез в кустах, раненный в сердце Питер побежал через парк к одинаковым серым домам, но на улице уже не было и следа его вероломной подруги. Она не подождала, не передумала — она и впрямь покинула его.

Тогда, внезапно очнувшись, Питер вспомнил про Дженни, и ему стало страшно.

Он представил себе, как она проснулась и не нашла его рядом; выглянула, и снова не нашла ни его, ни какой-нибудь от него весточки. Конечно, она обежала всю площадь, весь квартал, а потом пришла ночь, и один Бог знает, что бедная Дженни думала. Быть может, она решила, что он ушёл, чтобы она могла вернуться к Бетси; но заподозрила ли она, что тот, ради которого она всё бросила, покинул её ради другой?

Да ведь он и не покидал её! Питер так и слышал, как он объясняет ей, вернувшись, что он вышел ненадолго, хотел поймать для неё же мышку, а тут, откуда ни возьмись, появилась такая странная особа, «нет, Дженни, правда, я никогда такой не видел»… Но дальше не получалось — он чувствовал, как пусты и даже нелепы все эти слова. Что же он скажет?

Чем больше он думал, тем хуже ему становилось. Он провёл с Лулу не день, и не два, а целых три, и вообще не вернулся бы, если бы она его не бросила. Конечно, Дженни о том не узнает, но знает он сам, и от этого ему весьма не по себе.

Солгать ей он тоже не мог. Оставалось одно: идти на Кэвендиш-сквер, хотя он не знает дороги, и просить у неё милости. Когда он это решил, ему стало легче, и он, не умываясь и не завтракая, побежал рысцой на юго-запад — он чувствовал, что Кэвендиш-сквер именно там.

Бежал он весь день, истоптал лапы, но, достигнув цели, припустил сразу к дому № 38. Сердце у него страшно билось. Он вбежал в подвал, оглянулся — и не узнал никого. Там не было ни Дженни, ни тех кошек, с которыми она его знакомила. В их закутке сидел большой сердитый кот, тёмно-рыжий, с грязно-белыми пятнами и боевыми шрамами. Завидев Питера, он грозно зарычал.

— Простите меня, — сказал Питер, — я ищу одну кошку… Это было наше место…

— А теперь не ваше, — оборвал его кот.

— Я понимаю, — продолжал Питер. — Я просто её ищу. Вы её часом не видели? Дженни Макмурр…

— Не слыхал! — ответил кот. — Я тут со вчерашнего дня. Питеру становилось всё хуже. Он обошел всё помещение, но ни одна кошка не слышала про Дженни; и ему уже казалось, что он отсутствовал не трое суток, а три года или три века.

Когда это чувство стало особенно нестерпимым, в дом скользнули две кошки, и хотя было полутемно, он сразу узнал их.

— Пуцци! Муцци! — воскликнул он. — Как хорошо! Это я, Питер!

Они остановились и переглянулись. Потом Пуцци холодно сказала:

— Ах, вы пришли?..

— Да, — не унимался он. — Я ищу Дженни! Вы не могли бы сказать, где она?

Они переглянулись снова, и Муцци ответила:

— Нет, не могли бы.

Питеру стало совсем страшно. — Почему? — спросил он.

— Потому, — отвечали они хором, — что мы вас видели!..

— Меня? — не понял он.

— Вас и эту… иностранку. — И обе высоко задрали носы, что было удивительно, ибо ни Пуцци, ни Муцци не могли похвастаться английским происхождением.

— Вы слушали её глупые стишки, — сказала Муцци.

— И убежали с ней, — подхватила Пуцци.

— Мы сразу сообщили всё Дженни.

— Ну зачем это вы! — вскричал он. — Зачем? А что она сказала?

— Она не поверила, — признались сестры.

— Мы советовали ей уйти, потому что вы её не стоите, но она сказала, что останется вас ждать, — прибавила Муцци.

— Но разве вас дождёшься? — оживилась Пуцци. — Так мы ей и сказали. А эта ваша… Тут её знают как облупленную. Нет, только мужчина может быть таким дураком. Наутро Дженни ушла, значит, поняла, что мы правы. С тех пор мы её не видели.

— Вероятно, вы её ищете? — спросила ехидно Муцци.

— Да! — сказал Питер, не заботясь о том, что эти праведные сплетницы видят его горе. — Я её ищу, она мне очень нужна.

— Что ж, — пропели они дуэтом, — вы её не найдёте. — И отвернулись, высоко подняв хвосты, подрагивающие от гнева.

Питер понимал, что где-то она есть, — но где? Он долго маялся и бродил по площади, пока не догадался, что вернее всего найти её у прежних хозяев. Тогда он уселся под окном Бетси и просидел там всю ночь.

В окнах загорались и гасли огни, разок он увидел каштановую головку в жёлтом сиянии света, но волосы не сливались с серым кошачьим мехом — Дженни на плече не было. Потом все огни потемнели. Когда гореть остался лишь уличный фонарь, Питер стал нежно звать подругу, но не услышал в ответ ни звука и не принял ни одной волны. Наконец кто-то крикнул: «Брысь!» и хлопнул рамой.

Больше взывать он не смел, тем более что вспомнил запреты всесильного мистера Блейка. Но с места не ушёл, на тот случай, если Дженни молчит от злости, а к утру может и смилостивиться.

Прошёл молочник, небо на востоке посерело, потом стало перламутровым, и наконец утро началось. Но жители здешних домов просыпались позже, чем солнце.

В конце концов, из дома № 2 вышел важный человек в шляпе, с чёрным портфелем и пересёк площадь. По-видимому, отец Бетси отправился на службу. От него много не узнаешь, и Питер дождался появления его жены и дочери. Бетси несла ранец, мать шла за ней.

Питер кинулся к ним, взывая:

— Бетси, Бетси! Где же она? Я её обидел, я её ищу, буду просить прощения…

Но Бетси ничего не поняла, она просто увидела, что большой белый кот, истошно мяукая, несётся к ней. Он ей что-то напомнил, она приостановилась, но не узнала его и пошла дальше. А Питер услышал, как она говорит матери:

— Мама, как ты думаешь, она вернётся?

— Бетси, — сказала мать, — уверена ли ты, что это она? Столько лет прошло…

— Что ты!.. — воскликнула Бетси. — Другой такой кошки нет на свете!..

Питер знал, что она права, и сердце его мучительно сжалось. Да, другой такой кошки нет, а он её потерял.

Больше делать здесь было нечего. Куда же идти? Где искать?

Тогда он и понял, что искать надо подальше, не здесь, ибо Дженни покинула эти места.

Он отправился через город, к докам. Думал он только о Дженни и не замечал, каким бывалым уличным котом стал за это время. Теперь его не пугали ни шум, ни люди; опасностей он избегал инстинктивно, мог исчезнуть в мгновение ока и безошибочно угадывал, где лучше всего спрятаться. А мысли его были заняты другим — он принимал за Дженни каждую кошку, свернувшуюся у входа, умывающуюся в окне или крадущуюся вдоль ограды.

Заворачивая за угол, он снова и снова твёрдо верил, что Дженни именно здесь, но не находил её, и сердце его падало. Потом он решал, что пропустил, не узнал её. То ему казалось, что надо очень быстро завернуть за угол, застать её врасплох. Он совсем измучился, он ведь не ел, не пил, не останавливался, чтобы умыться, так что мех его утратил свой лоск и даже белизну.

День сменялся ночью, ночь сменялась днём; он плохо это замечал, спал мало, где придётся, и видел лишь улыбку Дженни, её заботливый взгляд, её ловкие движения. Всё умиляло его, даже её смешная гордость, когда она говорила о своих предках.