Поймать балерину (СИ) - Зайцева Мария

- Анни! – неожиданно закричал Сол, - Боже мой! Анни!

Он бросился ко мне, пересекая улицу и даже не глядя по сторонам, подбежал, подхватил за талию и закружил, радостно смеясь.

Я , тут же отбросив все глупые сомнения по поводу своей внешности и обстоятельств, тоже засмеялась, раскинула руки, наслаждаясь кружением.

Это был все тот же Сол, весельчак, балагур, невероятно теплый и чудесный человек!

Как жаль, что его не было в Париже год назад, когда я провалилась в бездну…Он бы подал руку. В отличие от остальных, только подтолкнувших с удовольствием и злорадством.

На нас стали обращать внимание. Кто-то пронзительно свистнул. Я уперлась ладонями в плечи Сола и начала умолять его поставить меня на мостовую.Он еще немного покружил и все же отпустил.Но глаз не отрывал, разглядывал так, словно я из мертвых восстала.

- Бог мой, Анни… Писали, что ты погибла… Я уж себя проклял сто раз, что вообще сдернул тебя с места! Если бы не я, ты бы не села на этот чертов корабль!

И только тут я вспомнила о злосчастном выпуске газеты!Стала понятна причина такого поведения моего друга. Он считал меня мертвой!

- Ох, Сол, я сама не понимаю, как выжила…

- Пошли скорее, расскажешь мне в подробностях!

Он увлек меня через улицу, к дверям своего офиса.Мы зашли внутрь, и я в очередной раз утвердилась в догадке насчет положения Сола. Офис был роскошным. Мебель из ценных пород дерева, массивные шкафы, заполненные книгами, мягкие банкетки для посетителей. Секретарь, успешно отправлявшая меня восвояси вчера весь день, увидев нас с Солом под руку, встала и почтительно поздоровалась.

- Мэри, два кофе и никого не пускать к нам! Или нет! Коньяк! Неси коньяк мне, а даме сухое красное!

- Ты помнишь?

- Ну конечно помню! Из всех танцовщиц только ты пьешь сухое красное, не боясь поправиться!

Мы зашли в кабинет, удобно расположились в углу для приема посетителей,  дождались , когда секретарь принесет напитки.

- Ну, за тебя, крошка! – Сол отсалютовал бокалом, - ты не поверишь, как я скорбел. Хорошо, что все обошлось. Ты мне обязательно все расскажешь, но чуть позже. А сейчас у меня есть для тебя предложение. Поверь, ты не сможешь отказаться!

Я улыбнулась, пригубив вино.

Отказываться я  и не планировала. Не затем столько перенесла испытаний. Но вот разговаривать про условия мы будем долго. Сол, хоть и друг, но в первую очередь делец.Вино было приятно терпким на языке, а настроение приподнятым.Жизнь начинала налаживаться…

***

Через неделю афиши с моим лицом висели на всех тумбах и стенах не только возле оперы, но и по всему городу.

Репетиции богато оформленного «экстраваганца» «Морская царица», который должен был начинаться не перед, а после оперы, примерно в 10-11 часов вечера, шли усиленно всю неделю.

Постановщиком был никому не известный Мариус Режинский, которого Сол сманил-таки у Дягилева в свое время и взял под свое крыло, как и многих талантливых постановщиков и артистов.

Мой партнер, не особенно опытный и не самый талантливый парень, эмигрант из России, Виктор Берн, волновался больше меня. Он не умел прыгать, до Нижинского ему было, как до луны, но, с другой стороны, акцент шел на меня.

Я должна была летать, а он – ловить. Ловить у Виктора получалось.

- Мой Бог, Анни, мне тебя само провидение послало, да так вовремя! Танцовщица, которая репетировала этот номер, полная дура, прости Господи, - говорил Сол, довольно щурясь на меня после репетиции, - в такт вообще не попадала! А ты – конфетка! За неделю выучить все связки! Мы с тобой сможем часто менять репертуар! Это будет прорыв! Это будет каждую неделю премьера! Золотое дно, девочка моя!

- Сол… - я сомневалась в своих способностях так быстро перестраиваться, а, главное, в своих силах.

- Даже не переживай! У меня море планов! Море! Ты станешь богатой! Очень богатой! Твое лицо будут узнавать по всей стране! Мы еще с гастролями поедем! А почему нет? Дягилеву можно, а нам нет? Вот наберем талантливых девочек и мальчиков в подтанцовку… Ты будешь примой! Как Павлова! Нет! Лучше Павловой!

Его несло куда-то на волнах фантазии, и меня вместе с ним.В такие момент я в самом деле верила, что Сол говорит правду, что у меня впереди невероятное будущее…

Мадлен, со свойственной всем полякам практичностью, останавливала меня в моих фантазиях.Говорила, что Сол, по ее мнению, много болтает и любит пускать пыль в глаза. Такие люди часто ходят по грани. А потом за эту грань переступают.Я помалкивала, но прислушивалась.

Мы все еще жили вместе.Она должна была получить страховые выплаты в следующем месяце, но, чем дольше мы жили рядом, тем больше задумывались о том, чтоб не расставаться.

Мадлен, с ее практической жилкой и умением устроить быт , казалось бы, из ничего, была удивительно славной женщиной. Доброй и верной подругой. В конце концов, нас столько связывало…В целом же, если не считать этих спорных моментов, все шло прекрасно.Скоро должна была состояться премьера «Морской царицы».Репетиции шли своим ходом, и за день я уставала так, что едва хватало сил добраться до кровати и упасть замертво.

Но во сне мне тоже не было покоя.Мое прошлое, мой постоянный кошмар, который, наверняка, будет со мной всегда, приходил для того, чтоб терзать и без того измученное тело.Во сне я стонала, плакала, молила остановиться… Молила продолжать. Кусала губы, краснела, покрывалась холодным потом.И постоянно, постоянно ощущала его присутствие. Его тяжёлый, давящий взгляд, сводящий с ума.Дикий Даниэль сводил меня с ума даже через океан!Как такое могло быть?

Я просыпалась с тяжелой головой и отчаянно бьющимся сердцем, долго успокаивалась и настраивалась на работу.

В конце концов, мне стало казаться, что я и наяву ощущаю его взгляд!

Я точно сходила с ума. И эта нервозность усиливалась по мере приближения премьеры.

В день финальной репетиции я вышла вечером из душного помещения оперы, вдохнула свежий воздух полной грудью.Все прошло хорошо. Завтра, на премьере, все должно было получиться.Напротив входа, на тумбе , была прикреплена афиша с моим лицом.Я улыбнулась сама себе.

Все будет хорошо, Аннет Вьен. Обязательно.

А затем, отчего-то вздрогнув, перевела взгляд на противоположную сторону улицы.Он стоял там.Один.В черном длинном пальто, без привычной кепки.Его темные волосы терзал свежий майский ветер.Он стоял, смотрел на меня своим привычно пронизывающим, жестоким взглядом, и я не могла сдвинуться с места, словно бабочка, пришпиленная к бумаге.

Мое темное прошлое, мой Дикий Даниэль настиг меня.

У меня было все...

Когда Даниэль увидел на афише прямо в Вест-Сайде лицо бабочки, то сначала решил, что наконец-то сошел с ума.

Конечно, до этого у него тоже такие подозрения имелись,  а  его люди, скорее всего, и вовсе были  уверены, что Дикий Даниэль окончательно помешался, но все же лицо своей умершей женщины на каждом столбе он не видел.

А сейчас увидел.

Подавив неожиданно возникшее желание протереть глаза, Даниэль шагнул на мостовую, не обращая внимания на окружающий его мир, на кричащих извозчиков, гудящие машины, возмущающихся людей, которых он просто сносил с дороги, не глядя.

Пересек улицу и остановился рядом с тумбой, заклеенной афишами.

Мартин, державшийся четко за спиной и успевающий решать проблемы, связанные с тем, что Дикий внезапно перестал различать дорогу и пошел напролом, остановился рядом. Еще несколько человек из банды, придирчиво и вдумчиво отобранных для путешествия за океан , встали чуть поодаль, но так, чтоб никого не подпустить к Даниэлю, явно пребывавшему в состоянии шока.

Мартин оценивающе посмотрел на афишу и затейливо выругался.Жива, значит, балерина.А они ее могилу искать приехали…

Ну, теперь держись, Нью Йорк…

Даниэль снял перчатку и провел пальцами по афише. Лицо его в этот момент ничего не выражало, но глаза горели диким огнем.Совсем не так он выглядел, пока плыли через Атлантику.И на родине, в Париже, тоже.Там от него, после всего случившегося, шарахались, словно смерть повстречали.А все она, балерина чертова…