Пленница - Ольга Вечная

- Пожалуйста, нет, - взмаливаюсь я, и Исса низко хохочет.

- После обеда Григория здесь не будет, - произносит Алтай тоже с улыбкой. - Можешь прийти поплавать.

Я округляю глаза и впечатываю их в носы своих сандалей. Кинжал между лопаток начинает вибрировать, да так, что приходится приложить усилие, чтобы стоять ровно.

- Можно с Надей? - отвечаю по возможности ровно, стреляю в него глазами, чтобы зацепить реакцию.

Алтай медленно моргает.

- У Нади много работы.

- Я ей помогу закончить раньше.

Мир вокруг становится будто плотнее. Очевидно, что перспектива устроить горничной лакшери отдых босса не прельщает. Он хотел, чтобы я пришла одна. Но одна я не приду точно.

- Смотрите только, чтобы Светлана вас не застукала, - посмеивается Исса. - Бедная женщина с устрашающим уровнем мизогинии такого не переживет, а у нее возраст не юный.

Григорий снова плюхается в воду, мелкие брызги долетают до нас, и мы втроем синхронно морщимся. Кира отряхивается и с терпеливым неодобрением наблюдает за гостем.

Алтай машинально треплет ее по холке.

- Так что насчет кофе? - уточняет Исса. - Алтай, когда уже твою кофемашину починят? Загоняем девчонок.

- Рада, напомни Светлане позвонить мастеру.

- Ладно. Вам три кофе?

- Два. Этому хватит.

Когда через пять минут я возвращаюсь с подносом, Иссы уже нет за столом, а Григория в бассейне. Мы втроем с Кирой. Ч-черт. Пальцы сводит.

Опыт работы в кофейне помогает аккуратно расставить чашки на столе, не расплескав и капли.

- Ваши друзья уже уехали? Лишний кофе, получается, - говорю я.

- Он для тебя. Присаживайся.

Глава 12

- ...Там рекреационные земли, - говорит Алтай в телефонную трубку.

Я пыталась трижды начать разговор, но его мобильник буквально разрывается.

- Тимур, статус природоохранной зоны сняли еще в начале января... Почему? - Его смех, глубокий и вибрирующий, отзывается в каждом нерве. - Так быстро все меняется, куда нам угнаться... Если не боишься изматывающего, прости за бедность речи, секса с археологией, почему нет? Я? Ну может, что-то и могу. Мой тебе совет: рискни сначала сам. Меня лично интересуют именно виноградники. Да, хорошо, до связи.

Он откладывает мобильник, берет чашку, делает глоток. Я следую его примеру.

- Изматывающего секса с археологией? - переспрашиваю с легкой улыбкой.

- Тут всюду курганы, - Алтай охватывает взглядом горизонт, в его глазах отражаются какие-то эмоции, и я ругаю себя за попытку кокетства. - Знаешь, сколько из этого участка горшков выкопали? - кивает под ноги.

- Мы сидим на чьей-то могиле?

Он хмыкает.

- Вся планета чья-то могила. Это все было давно и не имеет значения. Но призраки, говорят, иногда захаживают к бассейну. Отдохнуть.

Он улыбается. Я отвечаю тем же, но взгляд предательски цепляется за его шрам. Стараюсь игнорировать, честное слово, стараюсь, но не могу.

- Я не боюсь призраков. Только живых.

Алтай одобрительно кивает, разглядывая меня снова. Его внимание навязчиво, оно за пределами понятия «деловые отношения», уровень неловкости - выше макушки.

Снова пью кофе. Давай, Рада. Открой свой рот и скажи.

- Папе позвони сегодня. Поплачь, пришли фото синяков, - запросто говорит Алтай.

Вздрагиваю.

- Солгать, что это вы наставили?

- Просто покажи, он сам додумает.

- Но это несправедливо, вы за меня заступились.

- Это неважно.

- А если он полицию вызовет?

- Марата, что ли?

Вздыхаю.

- Кстати, насчет Марата. Есть небольшая проблемка.

- Так? - Алтай выглядит заинтригованным.

- Ночью я поступила необдуманно и импульсивно. Можно как-то так сделать, чтобы моих данных не было в полицейском участке? Будто я им не звонила.

- Причина?

В этот момент я понимаю, что с Алтаем не так — прищур. Он прищуривается нижним веком, обычно люди так не делают, поэтому их взгляды не оказывают такого сильного воздействия. В его мимике сквозит что-то психопатическое.

- У меня возникли проблемки в Москве, я из-за этого срочно приехала к папе. Он... обещал помочь. Возможно, я нахожусь в розыске, я этого не знаю. Но женщина, у которой папа арендовал для меня квартиру, написала, что после моего отъезда кто-то приходил, перевернул все верх дном. Она думала, ограбление, но ничего не взяли.

- Малыш, полиция работает официально. Ты же на юрфаке учишься.

Лицо печет от стыда, и я быстро поясняю:

- Да, но... Я знаю только, что у этих людей связи. Меня вызывали в департамент внутренней безопасности универа дважды, угрожали, шарили в сумке.

Хочу рассказать подробнее, выложить как есть, потому что мне нужно с кем-то это обсудить и посоветоваться, но при этом я боюсь, что Алтай тут же меня и сдаст. Не могу доверять ему.

- Папа обещал все уладить.

- Ты кому-то отказала или, наоборот, с кем-то не тем трахнулась? - спрашивает спокойно, будто это обычное дело.

Концентрируюсь на его чашке. Боже, как сложно, иду по битым стеклам. Алтай делает еще глоток кофе, я рассматриваю его пальцы — длинные, ровные, без колец, браслетов и татуировок. Я думала, он весь в них, папа давным-давно сказал, что скоро этот парень выбьет на себе воровские знаки, чтобы в тюрьме чувствовать себя своим. Надо же, не выбил. Может, под одеждой?

Я смотрю на его свободную черную рубашку, небрежно расстегнутую на пару верхних пуговиц, под которой в вороте виднеются густые темные волоски. Резко опускаю глаза.

- Типа того. Он... этот человек теперь меня преследует. Мне нужно спрятаться, пока все не устаканится.

- Интересно.

- Вы зря меня взяли в заложницы, я самая невезучая на свете, - кофе уже остыл, и я осушаю чашку в три больших глотка, отчего голова немного кружится. - А невезение — заразно. Но пожалуйста, если вы решите меня сдать, предупредите, пожалуйста. Я последние две недели живу в сильном страхе.

Закрываю глаза и вспоминаю тот жуткий ужас, когда меня вызвали прямо с лекции. Как я шла в сторону департамента безопасности. Как уговорила охранника отпустить меня в туалет на одну минуту. Дрожащими руками в кабинке обшарили карманы, сумку, промяла швы ее подкладки, нашла один — свежий, распорола ногтями, а там пакет с таблетками. Я его туда не прятала. Я никогда в жизни не имела дел с наркотиками. Подбросили, да так ловко, я с ним с самого утра ходила. Смыла пакет в унитаз. На допросе я не рыдала только из-за