Профессия: жена философа. Стихи. Письма к Е. К. Герцык - Лидия Бердяева

[Должен был прийти Цебриков, но не пришел...]

Вчера окончили «Войну и мир», и обаятельный образ Николушки Болконского остался в душе... Говорили о нем как о символе новой России, зародившемся в декабристах и через всю тьму, дикость и неправду ведущем народ к [Истине и] свободе... Сегодня начинаем чтение «Идиота» и переходим в совсем иной план: духовной трагедии.

Среда, 28 ноября

Была в Париже... Там уже заметно предпраздничное настроение, которое так идет этому городу... Вернувшись, узнала, что у нас были: Фед. Ив. (Fritz Lieb), св<ященник> о. Стефан и m-elle Извольская... Ни еще очень кашляет, но температура уже нормальная...

Четверг, 29 ноября

Новое министерство решило явно отыгрываться на злополучных иностранцах, подобно тому, как царское правительство в свое время играло на евреях. Угроза ссылок, тюрьмы вплоть до Гвианы [121].

51//52

Прочитав это сегодня в газете, я, смеясь, говорю сестре: «Как ты относишься к Гвиане?»

«Ты знаешь, — отвечает она, — после всего, что мы в течение 5 лет пережили в России, я ничего не боюсь, мне безразлично, где, куда и когда». И мне вдруг почему-то вспоминаются слова Пушкина: «Так тяжкий млат, дробя стекло, кует булат». Да, нас трудно уже чем-нибудь удивить, испугать после всего пережитого: голода, холода и бессмысленных унижений... Знаю только, что нам это пошло на пользу. Физически, конечно, нет. Мы приехали в Берлин зелено-желтыми призраками. Но духовно очень окрепли и возмужали. И это самое главное для нас — христиан...

Сестра уехала в Париж отправить посылку в Россию. Вот уже три года, как такими посылками питается семья подруги моей сестры. Эти посылки спасают их от голодной смерти.

Пятница, 30 ноября

Была в госпитале. Моему больному все хуже и хуже... Вернулась под тяжелым впечатлением разговора с ним. Он озлоблен. Говорит о Боге как о злом и несправедливом... Что ответить, если видишь, что нет у человека веры, той веры, которая одна лишь открывает глаза, и человек видит Бога как бы через все зло, через страдание и через все преграды, отделяющие Его от нас...

Ни еще нездоров и не выходит. Вечером читаем «Идиота».

Суббота, 1 декабря

К завтраку приходит Ф. И. Либ, недавно вернувшийся из Швейцарии. За кофе говорит с Ни о своей новой работе [122], о теософии Вейгеля [123] и о своей лекции в Базеле о Достоевском.

Вечерняя наша беседа с Ни в моей комнате была на тему о времени. Прислушиваясь к тиканью моих часов. Ни говорит: «Вот что говорит нам о времени». На мой вопрос, что такое время, он отвечает: «Время не есть форма, наложенная на дух. Наоборот, это дух дает форму времени, он его определяет. Есть какая-то средняя, выработанная для всех форма, как бы для общего употребления. Измеряется она годами, днями, часами. Но для каждой отдельной личности время измеряется иначе, из ее собственной глубины. Всякий на опыте знает, как переживается им время в зависимости от духовной его настроенности. Минуты радости длятся иначе, чем страдания. Я ду-

52//53

маю, что вечность адских мук определяется тем внутренним состоянием, которое превращает эти муки в вечные. Секунды этих духовных мук кажутся вечными».

С вечера разболелась нога. Не могла быть в церкви. Погода мерзкая, холодно-сырая, с дождем и колючим ветром. В такие дни я особенно остро чувствую ужас нищеты, сырых подвалов с голодом и болезнями. [И это бессилие хоть чем-нибудь прийти им на помощь!] Если б не вера в то, что все, все, что происходит здесь, на земле, имеет смысл, возможно ли было бы выносить зло и страдания этой жизни? [В детстве моем эта боль о бедных и страдающих вела меня брать деньги у отца и ездить по разным притонам нищеты, в юности она (а не какие-нибудь умственные теории или отвлеченные рассуждения) повела на путь общественно-просветительной, а затем и революционной работы. В зрелые годы она вела меня все больше и больше к Христу, так как я поняла, что только через Него, через веру в Него можно открыть смысл даже в самой злой и грешной жизни. И лишь так осмыслив эту жизнь, можно нести ее, нести крест ее и помогать в меру сил и другим нести его.]

Вечером не ждали никого ввиду исключительно дурной погоды. Но, к удивлению, в 5 ч. пришли Пьянов, Либ, Лунин (приехал из Швейцарии) и П. К. Иванов.

Был доктор. Разрешил Ни выходить, т. к. началась очень теплая погода... Сестра уехала в Париж убирать церковь, т. к. завтра по старому стилю Праздник Введения во Храм Пр<есвятой> Богородицы... Ни занимается проверкой перевода с М-me Вильде... Мама у себя читает всенощную. В доме тихо, тихо. Я люблю такие тихие дни... Вокруг жизнь такая шумная, суетливая, куда-то спешащая, напряженная, и потому так особенно ценны минуты тишины и покоя.

Ни в первый раз вышел на воздух, хотя еще сильно кашляет... Погода совсем весенняя, нежный морской воздух. Я с [таким] удовольствием работала в саду, убирая сухие листья и ветки. Есть особенная радость от прикосновения к земле, к зелени, к цветам. Я думаю, что жизнь среди улиц и каменных стен уродует души. Рай может быть только в саду.

53//54

Среда, 5 декабря

Была по делу Ни в Париже. Вернувшись, застала у нас Флоранс [124], кот<орую> давно не видела... Много говорили с ней ее жизни, поистине трагической, с нервнобольным мужем. Уходя от нас, уже в передней она говорит: «La vie est terribl terrible!»* А живет она, окруженная царской роскошью, ей, впрочем, совершенно не нужной. Если б не ее глубокая вера [в Христа], она, конечно, не могла бы вынести ужас такой жизни... Но она из тех немногих, кот<орые> не только верят Христа, но и живут Им.

Четверг, 6 декабря

Теплый весенний день... Хотелось бы выйти погулять, но нельзя... Сестра уехала в госпиталь к больному, кот<орого> она навещает, и нужно ее заменить.

Утром, раскрыв газету, вижу: 66 расстрелянных! В Петербурге после убийства какого-то большевика Кирова [125]. А затем адрес соболезнования, подписанный советскими писателям А. Толстой, М. Зощенко, Ольга Форш.

И я вспоминаю слова Флоранс: «La vie est terrible» и прибавляю от себя: «et sale»**. И думаю, что «sale» хуже, чем «terrible».

Пятница, 7 декабря

Очень устала за эти два дня. Это результат болезни Ни и мамы (она тоже болеет эти дни). Я всегда стараюсь не показывать вида утомления, чтоб не беспокоитьНи, т. к. знаю, что всякое мое нездоровье его очень мучит. Но не всегда удается справиться с моей нервной слабостью... Так и сегодня пришлось несколько часов полежать в тишине и набрать сил. А к чаю вышла, т. к. пришли Либ и М-me Вильде, работавшая с Ни над переводом... Дух мой бодр, но плоть немощна. И так мучительно сознавать эту немощь, когда хочется все сделать самой и для себя, и для других. Мы с сестрой рады, что обходимся без прислуги, но и я, и она устаем, особенно в дни болезни мамы или Ни, а эти дни — увы! — нередки.