Профессия: жена философа. Стихи. Письма к Е. К. Герцык - Лидия Бердяева

Е. В. Бронникова.

“Guarda e passa”

(О Лидии Бердяевой и ее рукописном наследии)

 «Взгляни и проходи мимо», — так говорил в «Божественной комедии» Вергилий сошедшему в ад Данте. Эту фразу в качестве девиза своей жизни выбрала Лидия Юдифовна Бердяева — жена выдающегося русского мыслителя и провидца Николая Бердяева. Если о муже-философе написаны книги, статьи, диссертации, то о спутнице его жизни, особенно до их знакомства, даже документальных свидетельств сохранилось немного, и все они, в том числе воспоминания ее сестры Е. Ю. Рапп, полны противоречий и неточностей.

Лидия Юдифовна родилась 20 августа 1871 года[1] в Харькове. В делах Департамента полиции значится: «русская, вероисповедания православного». Она была чрезвычайно дружна и почти всю жизнь прожила вместе со своей младшей сестрой Евгенией[2]. Об их брате Александре известно немногое[3]. Отец — Юдиф Степанович Трушев — нотариус Харьковского окружного суда, потомственный почетный гражданин, человек весьма состоятельный. Евгения вспоминала: «В детстве мы жили в богатой обстановке. Зимой в городе. У нас был собственный дом, весной и летом в деревне. У нас была вначале немка бона, затем француженка. Моя мать не принимала никакого участия в нашем воспитании»[4]. В 1881—1889 годах Лидия обучалась в пансионе при частной женской гимназии Н. Я. Григорцевич, чуть позже, в 1884 году туда же поступила и Евгения, но курса не окончила по болезни, выйдя из пансиона вместе с Лидией в 1889 году.

Сестры, находившиеся под сильным влиянием народнических идей, искали путей, чтобы стать полезными обездо-

5\6

ленным и страждущим людям. Своим советчиком Лидия избрала Л. Н. Толстого, которого знала только по его творчеству. 21 сентября 1890 года она написала писателю письмо:

«Чувствую все свое бессилие выразить, что именно заставляет меня обратиться к вам с этим письмом. Знаю только одно, что с тех пор как я, как мне кажется, узнала вас из ваших сочинений, я чувствую, что вы один можете дать мне совет и ответ на мучающие меня вопросы: что делать, куда приложить свои силы, жажду деятельности, по какой дороге пойти, чтобы выйти на истинный путь, а не блуждать во мраке, слыша отовсюду крики и стоны о помощи и не зная, как и чем помочь. Вы сами пережили все это, а потому поймете меня лучше, быть может, чем я сама себя понимаю. Скоро будет два года, как я окончила курс 8-ми-классной женской гимназии. Эта первая ступень на широкой лестнице знаний оказывается совершенно подгнившей, дающей в результате только сожаление о потере лучшего времени, о затрате сил. Гимназия не дала мне ничего. Эти два года я ничего не делала, заглушая в себе голос совести, который говорил, что так жить нельзя. Теперь настала развязка! Чувствую, что противиться этому голосу сил нет. Научите же меня, как жить для души, если чувствуешь ее присутствие, не дайте заглохнуть лучшим побуждениям человеческим, прибавьте еще одно дело к тем, которые дают вам имя «человека» в самом истинном значении этого слова. Есть у меня план, который хочется, чтобы вы одобрили или отвергли. Я хочу поступить на фельдшерские курсы в Петербурге, кончить их и тогда с теплой душой, желанием делать добро во имя добра и с орудием знаний в руках пойти навстречу всем обездоленным и страждущим.

Благословите же меня на этот путь, если находите его истинным, или укажите другой, но прошу, не оставьте в тяжелом, безысходном неведении и ответьте

глубоко уважающей вас Л. Трушевой.

P. S. Мне 19 лет, я имею небольшие средства»[5]

Толстой предложил девушке сверять свою жизнь с тем христианским идеалом, о котором говорил в своей Нагорной проповеди Иисус Христос (главы V—VII Евангелия от Матфея):

«Не советую вам поступать на фельдшерские курсы. Не советую вообще искать средств делать добро. — Прежде всего на-

6//7

до искать средств перестать делать зло, кот[орым] полна наша жизнь. И нет лучшего средства делать самое плодотворное добро, как перестать делать зло. А то искание возможности делать большое добро, воображение о том, что мы готовимся к нему или делаем его, лишает нас ясности взгляда на зло нашей жизни. Для себя, по крайней мере, я делаю так, и с тех пор как делаю так, т. е. стараюсь уменьшать зло в моей жизни, жизнь моя полна, и меня не мучает сознание бесполезности ее. Человек доброе существо, и если только не делает дурное, он делает хорошее. Идеал христианский есть V, VI, VII гл. Матфея. Сличайте с ними свою жизнь, приближайте ее к этому идеалу и вам хватит работы на всю жизнь.

Л. Толстой»[6].

Лидия попыталась продолжить переписку и 16 ноября 1890 года вновь написала письмо Толстому, оставшееся без ответа:

«Вы пишете, что нужно искоренять зло прежде, чем стремиться делать добро. Труд есть добро. А чем же и искоренять зло, как не добром?

Я думаю, если я буду трудиться для пользы ближних, то не буду ли я этим трудом искоренять зло как в самой себе, так и в других?»[7]

Вероятно, под влиянием Толстого Лидия не стала поступать на фельдшерские курсы; над проблемой зла она размышляла всю жизнь («Как в сущности скучны и однообразны все выявления зла, — напишет Лидия Юдифовна спустя десятилетия в дневнике. — [...] Силы зла растут, а силы добра?» и т. д.), а Евангелие стало той нитью, которая помогала ей искать свой Путь и предназначение. Евгения вспоминала: «В доме у нас не было никакой религиозной атмосферы, все обряды совершались только потому, что “так принято”. Сестра с детства была очень религиозна, и ее вера сохранялась даже тогда, когда она начала принимать участие в революционной деятельности».

Вслед за сестрой к Толстому обратилась и Евгения, но письмо это не показалось, по-видимому, столь важным, как письмо Лидии:

«Мне 17 лет. Через два месяца хочу держать экзамены в университет. Теперь живу на средства мамы, значит, помочь голодающим не могу, но я тоже не могу сидеть сложа руки, зная, что там, может быть, люди умирают от голода, поэтому прошу,

7//8

очень прошу сказать, могу ли я хотя чем-нибудь, хотя немножко быть полезной Вам. Я буду делать все, решительно все... Простите. Мне стыдно писать это, так как я отлично понимаю, что не нужна, что буду лишней, что без денег теперь (только теперь) ничего нельзя сделать. Но все же помириться с тем, что я не нужна, что я бессильна, для меня немыслимо, ужасно. У меня есть надежда, и эта надежда заставила писать Вам.

Вы напишете, (я уверена) потому что Вы, кажется, хороший!»