Гридень 6. Собиратель земель - Денис Старый

— Доброе оружие. Не видел нигде такого. И у кипчаков сабли иные, — сказал лжеархиепископ, приставил свой посох к столу и, словно профессиональный воин, стал проверять балансировку клинка, имитировать удары.

И все-таки этому человеку больше бы подошло одеяние ратника, а не священника. Впрочем, в Новгороде архиепископ — это часто и воин. У него есть своя дружина, которая может не сильно уступать даже княжеской. А управлять воинами не может человек, который абсолютно ничего не понимает в ратном деле.

— Великий князь, такие сабли, такие брони нигде более не делают. Если лишиться таких мастеров, что в Братстве работают, мы можем ничего не взять. Посему, елико смиренно прошу тебя, Ростислав Юрьевич, пересмотреть свои условия. Но ты должен знать, сколько производят в мастерских Братства такого оружия, — сказал Нифонт, передал с неким трепетом пояс с ножнами и саблей, подхватил свой посох и чинно отправился вновь на свое место по правую руку от князя.

— Будь по-твоему, владыко. Твоими устами Бог говорит. Так что тридцать долей от всего. Но воинов на моих землях никогда более тысячи быть не может. Пусть идут в Дикое поле или сарацинов бить. Ты меня понял? — сказал князь и его слова звучали, словно одолжение.

— Мне нужно время подумать, — отвечал я.

— У тебя три дня, нет, четыре. А после привезут твою жену и сына, и тут… Или смерть и тебе и твоим родным, или… — князь вновь встал со своего стула и заорал. — И не смей вступать в мои дела с Изяславом. Пока я не прошу тебя свое войско дать. Но после моей победыты присягнешь мне. Все, посиди в темнице! Нет, вначале письмо напиши своим родным, что ждешь их и кабы воины мои целы были все.

Ничтоже сумняшеся, я написал письмо, хваля себя за то, что предупредил всех: любое мое письмо о сдаче — это все наоборот, оно означает, что нужно бить ворогов, и никого не выпускать из земель Братства.

— Князь, там я подарки тебе вез, — сказал я, наблюдая, как ко мне выдвинулись сразу пятеро гридней, чтобы схватить, а все соседи по столу съежились и расчистили место на лавке. — Это не дары. Это тебе в счет уплаты выхода!

И Ростиславу даже не было, что сказать. Он же, получается, украл то, что я собирался ему дарить. А это, каким бы суровым князем не был Ростислав — бесчестный поступок. Но пусть так, я почищу еще казну этого… Да чего уж там — Мудака!

Глава 6

Улицы Суздаля бурлили. Люди, еще недавно бывшие забитыми, нерешительными, стали выходить из своих домов и сбиваться в стайки. Пока еще прибывшим в город новгородцам удавалось сдерживать недовольных их присутствием горожан, но ситуация накалялась с каждой минутой.

Достаточно было на улице появиться десятку человек, как через минуту к этой группе присоединялись двое, через пять минут еще пятеро, а после эти группысоединялись. Но все равно, людей пока что было мало, чтобы думать о серьезном деле, например, идти на вызволение епископа и преподобной Ефросиньи. Так что людей направляли на одно подворье, чтобы там организовывать.

Епископа и Ефросинью не арестовали, по сути, так и не притесняли практически ни в чем, кроме одного — не разрешали выходить за территорию строящегося женского монастыря. Епископ Ануфрий, в компании с прибывшим сюда же отцом Спиридоном, сопровождал преподобную Ефросинью, когда монастырь окружили и не дали оттуданикому выйти. Нет, конечно же, епископ пошел вперед и потребовал выхода, но его «завернули». И здесь, как раз, не обошлось без рукоприкладства. Вот только руки к православному «приложил» свей, католик, а, может, так и почитатель Одина. Но он делал это под стыдливые отворачивания глаз православных.

Порядка пяти сотен ратных стояли у монастыря, который строился чуть вдали от города, в полутора верстах. Так что в самом Суздале уже не было большого количества воинов нового владимирского князя, потому и становилось возможным то, что восстание начало развиваться именно здесь, хотя и в остальных городах Владимирского княжества ситуацию спокойной не назовешь.

— Говорю вам, люди, что под монастырем пособники Лукавого. Как можно было бить владыку нашего Ануфрия? А еще Ефросинья там, — вещал во дворе одного из гостиных дворов Суздаля мужик.

— Так, а ты сам кто такой будешь? — выкрикнули из толпы собравшихся горожан.

— А я не так давно пришел сюда, может, меня не все и знают. Но вот что я сам знаю, люди, что нынче вы веру православную предадите и жен своих отдадите свеям на потеху. А завтра что? А не будет у вас завтра! — распылялся мужик.

— А ты не перегибай! — выкрикнули из толпы.

— А что, никого еще не снасильничали в городе? Нет баб, что нынче плачут в уголке? А почему слезы льют? Потому как мужиков нет, что защитят ее, — провокатор продолжал провоцировать на эмоцию толпу.

Сотник тайной стражи, как назывались три сотни ратников, которых учили всяким подлым премудростям, Звяга, был отобран в командный состав тайной стражи благодаря своим природным ораторским способностям. Впрочем, не только из-за этого.

Двадцативосьмилетний муж прекрасно чувствовал толпу, как, впрочем, и любого собеседника. Вот и сейчас он понимал, что накал страстей еще не столь яркий, чтобы выкрикнуть людям: «Так возьмите же вы оружие и докажите, что право имеете!»

Тайная стража начала создаваться с самого начала существования Братства. Воинов учили не только элементарным формам и методам средневековой диверсионной войны, но и шпионить, влиять на создание общественного мнения, распространять слухи.

Нынешний воевода Братства заставлял учиться и рассказывал о таких несвойственных в этом времени вещах, которые способны свергать одних князей и на их место ставить других. Это и пропаганда, распространение листовок и слухов, создание общественного мнения через подкуп видных горожан, элементарное для будущего, но не современного мира, оплата критикующим власть и крикунам. Ведь порой достаточно, чтобы хоть один человек выкрикнул согласие с, казалось бы, невероятным предложением, чтобы это самое предложение показалось адекватным, а после выкриков еще двух-трех человек, и вовсе наилучшим и правильным.

Когда, еще до убийства Юрия Долгорукого, разрабатывался план устройства беспорядков в городах Владимирского княжества, учитывались многие факторы. Тогда казалось, что люди в городах более активные, смелые, решительные. На деле же оказалось, что суздальцы — это не новгородцы с их необузданных вольнодумством