Шикша - А. Фонд

это ты намылилась? — подозрительно уставилась на меня Аннушка, увидев, как я пакую рюкзак у палатки.

— Пойду на пятьдесят восьмой, — буркнула я.

— Чего-о-о? — обалдела Аннушка. — Сдурела? Тебе совсем мозги отшибло?

— Нет.

— Иди лучше картошку почисть, скоро суп варить буду.

— Почищу, — кивнула я, — сейчас, только дособираюсь. Немного осталось. Слушай, Аннушка Петровна, а ты мне соли дашь? Чуть-чуть. И пару лепешек в дорогу?

— Я тебе по жопе сейчас дам! — вызверилась Аннушка, и нависла всей своей слонопотамной тушей надо мной, — ишь, намылилась она! на пятьдесят восьмой! Да ты посмотри на нее! Еще мозги Колька в кучу не собрал, швы не снял, а она уже опять приключения на жопу искать решила!

— Что случилось? — Аннушкины вопли услышал Бармалей.

— А вы сами полюбуйтесь, Иван Карлович! — подбоченилась Аннушка. — У нас тут ходоки нарисовались! В лице Зои Гореловой! Девушка потеряла последние мозги и намылилась на пятьдесят восьмой участок! В одиночку!

— Зачем? — удивился Бармалей.

— Искать справедливости! — рыкнула Аннушка и замахнулась на меня полотенцем, — иди на кухню картошку чистить, а то я сейчас кому-то последние мозги так вышибу, что и Колька уже не пришьет обратно!

— Что Колька? — послышался недовольный Колькин голос.

Я мысленно застонала.

Вокруг нас на шум начал стягиваться народ.

Я приготовилась бороться до последнего.

Глава 8

— Горелова, куда это ты намылилась? — спросил Бармалей вроде бы спокойным и даже тихим голосом, но я ощутимо напряглась.

— Пойду, на пятьдесят восьмой схожу, — буркнула я и впихнула в рюкзак запасные носки.

— А техника безопасности на тебя, Горелова, не распространяется? — тут же влез Дон Педро.

— Погодь-ка, Виктор Леонидович, — перебил его Бармалей и продолжил, пристально глядя на меня. — А зачем тебе на пятьдесят восьмой? Тем более сейчас? А? Может, ты сбежать задумала, Горелова? Следователь тебя в городе через полторы недели ждет, так ты решила не дожидаться, да?

— Нет! — взорвалась я, — неправда! Я не желаю находиться в ситуации под подозрением! Меня заколебали все эти ваши косые взгляды! Вы же все на меня думаете! А я — не помню! Абсолютно ничего не помню! И не могу ни возразить вам ни подтвердить ничего!

— И ты поэтому решила в нарушение всех правил самовольно пойти туда, на пятьдесят восьмой? — насмешливо сощурился Бармалей.

— А вдруг я там, на том месте, всё вспомню, — тихо пробормотала я и перевела взгляд на Бармалея. — Вот и хочу проверить.

— Мда… — задумчиво крякнул Бармалей и почесал затылок.

Проняло, видать.

На миг воцарилась тишина. Но вдруг вечно мрачный геодезист Рябов сказал:

— А если убийца до сих пор там скрывается, Зоя? Вдруг он не ушел оттуда?

— Да зачем ему там сидеть? — хмыкнул Валерка.

— А зачем он убил ребят? — парировал Михайлюк (наш геолог). — Я причины до сих пор не понимаю. Даже если предположить, что это Горелова, то у нее-то мотива вообще нету!

— Они к тебе не приставали? — вдруг спросил Бармалей и подозрительно взглянул на меня.

— Не знаю, — растерянно пожала я плечами, — Я же не помню. Но, согласитесь, даже если бы и приставали — это не повод их убивать с такой жестокостью.

— Ну, не скажи, — задумчиво протянула Нина Васильевна.

— А себе Горелова удар так нанести не могла бы, — вступился за меня Колька. — Не забывайте про удар по голове.

— Сообщник мог быть? — опять влез Валерка.

— Откуда?

— Ой, да мало ли! — фыркнула Нина Васильевна.

— Ну, если так рассуждать, то и ты могла сбегать всех убить и тихонько вернуться обратно, — недобро зыркнул Колька на Нину Васильевну (видимо ему уже передали, как она отзывалась о его медицинской компетенции).

— Да когда бы я успела? — возмутилась та и покосилась на меня. — Впахиваю как лошадь, за троих… приходится всё самой, раз лаборанты у нас только отдыхают.

— Ну, ты же пропадаешь по полдня где-то, а иногда и весь день… — поморщился Колька с многозначительным видом.

— Я на площадках укосы беру и фенологию изучаю! — отрезала Нина Васильевна сварливо, — а не прохлаждаюсь, как некоторые!

— А ещё летаешь… ведь протоптанной тропинки на третий ключевой участок мы так и не увидели, — вроде как между прочим, ни к кому не обращаясь, пробормотал вдруг Митька, но Нина Васильевна услышала и побагровела.

Ссора набирала обороты.

— Так! — рявкнул Бармалей. — С тропинками разберемся отдельно. А сейчас хватит уже полемики. Ишь, устроили! Работу на сегодня все знают?

Все согласно загудели.

— Вот идите и работайте! — подвел точку в прениях Бармалей и, дождавшись, когда большинство рассосется, обратился ко мне. — Теперь что касается тебя, Горелова. Никуда ты не идешь. Я категорически запрещаю покидать лагерь. Это понятно?

Я кивнула. В душе я не согласилась, но нарываться сейчас, когда Бармалей так сильно не в духе — самоубийственно.

— Хорошо. Задание для тебя на сегодня — проверить сроки годности и сложить все продукты в хозке, — отрывисто велел Бармалей.

— Ого, дык там же работы дня на два, — покачала головой Аннушка, которая и не подумала уйти, — она не успеет.

— Значит, будет работать там два дня, — недовольно взглянул на неё Бармалей и язвительно добавил в мою сторону. — А не успеешь за два дня — будешь доделывать ежедневно после ужина. Или до завтрака. Пока всё не сделаешь. И учти, Горелова, приду и лично всё проверю.

— А укосы я что, одна буду брать? — обиженно протянула Нина Васильевна.

— Сегодня и завтра — одна! — буркнул Бармалей. — Потом посмотрим.

— Но вегетация… — начала Нина Васильевна.

— Я сказал — одна! — рявкнул Бармалей и повысил голос. — Так, товарищи! Чего стоим? Что ждём? Особого приглашения? Вам ещё что-то не ясно?

Нам всё было ясно. И мы бросились каждый на свой участок работ.

В общем, работать мне сегодня предстояло в хозке.

Что такое хозка в полевом лагере? Обычно, это хозяйственная палатка, реже — вагончик или сарай, где хранятся все продукты на период экспедиции. На Севере, где есть вечная мерзлота, в земляном полу хозки обычно копают глубокую яму, аж до самого льда, и немного вглубь, сколько получится (обычно от полуметра до метра). В этой яме хранят скоропортящиеся продукты — мясо, сало, сливочное масло, сыр и т. д. Такой себе природный холодильник. Остальное пространство хозки, как правило, занято ящиками и мешками с непортящимися продуктами. Стараются всё складывать упорядоченно: с одной стороны — крупы, мука, макароны, с другой — консервы и пряники. Это необходимо для того, чтобы дежурный по кухне не тратил время на поиски нужных продуктов. Ну, все мы помним присказку о двух хозяйках на кухне… А если их намного больше?

Насколько я поняла, наш лагерь был разбит больше полтора месяца назад. Часть продуктов уже подъели. И теперь мне надо было проверить — не испортилось ли чего. Или же отложить те, где срок годности вот-вот истечет. Такие продукты предстояло съесть в первую очередь. Посмотреть, не завелась ли кузька в крупе? Не погрызли ли мыши пряники? Не прогоркло ли масло? И тому подобное.

В общем, довольно нелёгкая и муторная работа.

Я вздохнула и взялась за первый ящик…

Прошло часа два, как снаружи раздался голос Аннушки:

— Зоя, сейчас Митька придет. Выдай ему четыре банки тушенки. Поллитровых. Одну свиную, остальные говяжьи! А то у меня лепешки горят, некогда!

— Да не вопрос! — крикнула в ответ я и залезла в дальние ящики, где обнаружила тушенку в больших цилиндрических жестяных банках по 375 и 570 мл. И даже пару банок по три литра было. Ого! Я взяла в руки одну маленькую: «Мясо тушеное» — гласила надпись на этикетке. На другой было написано: «Говядина отварная в собственном соку». «Говядина тушеная. Высший сорт. Центрсоюз». «Тушенка свиная Главконсерв Минпищепром». «Рагу особое. Паневежский Мясокомбинат Литовская ССР». Разнообразие довольно неплохое.

Я отдала Митьке четыре банки для Аннушки, остальное аккуратно сложила в нижний ящик. Срок годности там еще был один-два года.

Следующие тридцать банок тоже были с тушенкой, из баранины и птицы. Но там срок годности поменьше. Эти я сложила в верхний ящик. Ящик поставила сверху на первый. Тяжёлый, зараза. Там ещё оставалось немного места. Хотела положить туда ещё и банки с кабачковой икрой, но передумала, чтобы дежурные не запутались.

Фух, с этим, наконец, покончено. Я перевела взгляд на бардак в крупах и муке.

Поминая Бармалея недобрым словом (но не вслух, конечно же), я принялась разбираться сперва с крупами. А вот здесь царил полный хаос. Все крупы хранились в разных мешках, мешочках, бумажных кульках, банках и коробках. Большая половина всего этого безобразия была вскрыта, надорвана, часть крупы оттуда отсыпали, остальное кое-как