Номер 2, Лето 2009 - Интернет-журнал Виноградова

Алексей Шавернёв

Редкая Болезнь

Иван был болен давно и, похоже, неизлечимо. Хотя и всячески скрывал свою болезнь. От всех. Даже от жены, которая о мужнином недуге узнала совсем недавно, и то чисто по случайности.

Каждый день, ровно в час дня, несмотря ни на что, Иван приходил в центр посмотреть на памятник Пушкину. И только постояв минутку, поглядев на изваяние, Иван с чистой совестью отправлялся дальше по своим мирским делам.

Продолжалось это довольно долго. В будние дни вообще никому и в голову не приходило, куда это ходит Иван, благо его променады приходились на обеденный перерыв. В выходные как-то тоже проносило. Недолгие отлучки Ивана поначалу жену не особенно удивляли.

Но вот настал день, когда тайное стало явным. Как-то в воскресенье жена Ивана Ксения затеяла генеральную уборку. Иван взялся было ей помогать, но вдруг, взглянув на часы, прервал работу:

– Мне нужно отлучиться!

– Это куда? – с недовольством прошипела разгорячённая уборкой Ксения.

– Мне надо! – тоном, не терпящим возражений, отрезал Иван.

– Когда говорят «Мне надо!», подразумевается туалет! – попробовала было вставить жена, но Иван уже решительно обувал кроссовки. Не обращая никакого внимания на поток не самых приятных фраз со стороны Ксении, он отпер входную дверь и выбрался из квартиры.

В женском уме Ксении закопошились тревожные мысли о возможном адюльтере. Внутренний голос подсказывал ей, что нужно всё бросать и дуть за мужем.

Времени было мало. Накинув плащ прямо поверх халата, Ксения припустила по горячим следам. Выбежав во двор, она увидела своего благоверного. Прячась и стараясь не попадаться мужу на глаза, она тихо последовала за ним.

Какого же былое удивление, когда Ксения увидела, как Иван, постояв возле памятника, развернулся и отправился в сторону дома…

– Ну и куда ты ходил? – устало спросила Ксения Ивана, когда супруги очутились дома.

Отпираться было бессмысленно, и Иван нехотя признался во всём жене.

– А ты можешь не ходить? – с остатком надежды взглянула на мужа Ксения.

Иван отрицательно покачал головой.

– И давно это у тебя? – с грустью осведомилась жена.

– Давно, – тяжело вздохнул Иван.

– Придётся тебя лечить, – сокрушённо констатировала Ксения, уже обдумывая дальнейший план действий.

Поиски специалиста по анонимному лечению в итоге привели к тому, что супруги предстали в медкабинете перед пожилым дядькой в белом халате.

– Доктор, помогите! – взмолилась Ксения.

– Попробую, – бесцветно пробурчал «белый халат». – Рассказывайте, что у вас.

Выслушав рассказ, он задумчиво почесал затылок:

– Да-а, тяжёлый случай! – и принялся мучить Ивана всякими «Скажите «А», «Вытяните руки», «Дотроньтесь правой рукой до левого уха» и прочими тестами. После чего, наконец, впервые улыбнулся и сказал Ксении:

– Будем работать! Не волнуйтесь, всё будет хорошо! Я верну вам вашего мужа полностью здоровым! – и, обращаясь уже к Ивану, добавил:

– Я вас вылечу! Мы ещё будем с вами ходить каждые восемь часов вечера смотреть на памятник Чехову.

Татьяна Хорева

Исповедь

Я ничего не чувствую. Лишь во рту привкус сигарет. Они заменили мне все – любовь, развлечения, интересы. Когда мне хочется чего-нибудь, я просто беру в рот сигарету и убеждаю себя, что хотелось курить. Одежда, волосы – все пропахло дымом. Но я не могу остановиться. Со временем стало трудно даже высидеть лекцию – час двадцать без курения. Когда становится совсем уж не выносимо, я просто беру в руки сигарету и представляю, что курю. Нет, я не наркоман. Просто чувствую, что живу чужой жизнью, не своей. Как мне хочется вырваться из порочного круга, что-то изменить. Сердце все время чего-то просит, но я его не понимаю. Вместо этого я курю и убеждаю себя, что этого мне и хочется.

Вот я еду, сидя на ступенях эскалатора. Этого делать нельзя, но стоять нет сил. Сердце, как сломанный компас, постоянно ищет, но не находит путь. Моя жизнь цепями приковала меня к пустоте, и я уже не пытаюсь что-то изменить.

Я просто курю и убеждаю себя – это то, что мне необходимо.

Александр Батычков

Третий звонок

Висящие на стене холла настоящие механические часы пробили одиннадцать вечера. Их мелодичный звон ручейками разлился по всему помещению театра – в гардеробную – ведь театр, как известно каждому, начинается с вешалки, в холлы, заставленные антикварной мебелью, поднялся по лестницам на второй этаж – туда, куда посетителям обычно входить не положено – в гримерные, в комнаты отдыха, забитые реквизитом кладовые, затопил зал.

К администрации города подъехала машина, распахнула дверь и из нее выскользнула и побежала ко входу в театр, пригибаясь под упругими струями теплого весеннего дождя, Наташа, одна из актрис. Добежав до дверей, она подергала за них и негромко постучала.

Сторож театра, пенсионерка Мария Петровна, недовольно приоткрыла один глаз и поднялась со стойки буфета, облокотившись на которую, она доселе дремала. Негромко шаркая по коврам подошвами старых ношеных-переношенных тапочек, она пошла открывать, попутно бросив случайный взгляд на висящие на стене часы.

– Кого там нелегкая принесла? – пробурчала она себе под нос, но дверь открыла. Наташа вихрем влетела в теплое помещение театра.

– Мария Петровна, добрый вечер! – актриса скинула плащ и отдала его пенсионерке. Та приняла, недовольно взглянув на Наташу.

– Мария Петровна, я ненадолго! – актриса юркнула в соседнюю дверь, ведущую прямо в холл театра и, негромко цокая каблучками по мраморным полам, унеслась куда-то на второй этаж. Сторож уже было пошла в гардеробную, но тут в дверь театра снова постучали.

– Не заперто! – крикнула Мария Петровна. Дверь распахнулась, и в прихожую вошел Николай Иванович, актер. Его коронной ролью был доктор из «Безумного дня», и актер так сжился со своим образом, что и в повседневной жизни был более чем похож на своего персонажа – серьезного, умного, с идеальными манерами и даже, пожалуй, в чем-то немного чопорного.

– Мария Петровна, добрый вечер, – густым баритоном произнес он, снимая пальто и протягивая сторожу.

– Добрый, добрый. А у вас репетиция сегодня?

Николай Иванович почему-то замялся.

– Нет… А что, еще кто-то из актеров в театре?

– Да. Наташа вот только что, прибежала.

– Да забыла что-то, небось. Молодежь, они все такие – ветер в голове.

– И не говорите, – улыбнулась Мария Петровна и отнесла вещи в гардеробную, повесив плащ и пальто на специально предназначенные для одежды актеров крючки. Сторож села у буфетной стойки и снова чуть было не задремала, как в театр вошли Ольга Ивановна и Игорь Ильич – тоже актеры, которые и в жизни были семейной парой, и на сцене играли только супругов.

– О! Мария Петровна, вечер добрый! – обрадовался сторожу Игорь Ильич.

– Добрый. А вы в театр в такое позднее время зачем?

– Да так, кое-что забыли, – ответила Ольга Ивановна.

– Ну проходите. А тут еще Наташа и Николай Иванович, тоже только что пришли, – заметила Мария Петровна, принимая одежду.

– Хорошо! – ответил Игорь Ильич, открывая перед женой дверь в холл.

Мария Петровна взглянула на часы – те показывали пятнадцать минут двенадцатого – и снова села у буфетной стойки подремать еще немного. У нее быль тяжелый день – поход на рынок, гости, почту приносили – плату за свет опять повысили – и уставшее тело требовало отдыха, который, впрочем, сегодня ей получить, видимо, не удастся – дверь театра снова открылась, и в прихожую буквально вбежал Ян – актер «одной роли» – Фигаро в одноименной постановке. Он буквально бросил Марии Петровне легкую весеннюю куртку, мокрую от дождя, сказав:

– Добрый вечер, Мария Петровна, вот, возьмите куртку. Прошу прощения, но я очень спешу! – и умчался на второй этаж, оставляя на ковре и ступеньках мокрые следы.

– Нет, точно репетиция, – сказала сама себе Мария Петровна, вешая куртки Яна, а также пожилого актера Дмитрия Васильевича, старожила театра, и пальтишко Анны Сергеевны, тоже «на минутку» забежавшую в театр. Все они скрылись на втором этаже – там, где и располагались гримерные и реквизитные кладовые.

Больше до одиннадцати тридцати в театр никто не приходил. Часы на стене пробили половину двенадцатого, и Мария Петровна снова села в большое кресло, стоящее прямо у буфетной стойки, и начала дремать. Но буквально через пару минут ее разбудили голоса, доносящиеся из холла:

– Антон Павлович, пренеприятнейшая сегодня погода, вы не находите?

– Пожалуй. Льет как из ведра, милейшая Светлана Владимировна.

– Ах, а я так не люблю дождь. Ведь куда приятнее, когда на чистом голубом небе светит теплое весеннее солнце. Тогда все вокруг словно оживает, расцветает новыми, волшебными красками…