Книга 2. Быль о Холодном Огне - Иней Олненн

Окружавшая его невысокая стена была почти разрушена и превратилась в жалкое нагромождение известняковых плит, от домов остались лишь остовы, посеревшие от пожаров и бесконечных дождей. В никуда смотрели пустые глазницы окон, и дверные проемы, как распахнутые в крике рты, застыли в вечной молитве о тех, кто не смог или не захотел выбраться из огня. Дожди так и не смогли смыть с них черную копоть. Девять лет назад обезумевшие от ярости горцы ворвались в Мир-Блэд и подожгли его, слепо мстя ормитам за развязанную войну. Объятые ненавистью, они посчитали справедливым, если город примет смерть от того, кому служил: от огня.

Несколько минут Риэл с ужасом смотрела вокруг, потом короткий глухой стон вырвался из ее груди — она не хотела, не могла увидеть свой дом таким! Невыносимая боль в груди заставила скорчиться. Стиснув зубы, она обхватила себя руками и медленно осела на мокрую слякотную землю. Вместо дома, к которому она так стремилась много лет, перед нею была разрытая могила.

— Лучше бы я этого не видела, — яростно прошептала она. — Лучше бы я ослепла!..

— Вставай, Риэлин, пойдем.

Неслышно подошедший Кирч поднял ее на ноги и повел прочь. Гладкие камни мощеной дороги жгли ей ноги, словно она шла по неостывшему кострищу, мокрый плащ облепил тело и мешал дышать. Кирч втащил ее в маленькую пещерку в склоне холма, где был колодец, и усадил у стены. В пещерке царили сырость, холод и сумрак. Страж собрал хворост и развел огонь, искоса поглядывая на Риэл. За последние одиннадцать дней она изменилась до неузнаваемости: похудела, посуровела, еще резче обозначились скулы, и глаза — в пол-лица. Сейчас она сидела, застыв сгустком злого отчаяния, намертво сцепив пальцы на подтянутых к подбородку коленях.

— Тебе надо поесть, иначе не дойдешь до Окаля.

Кирч полез в дорожный мешок, достал из него хлеб, сыр, вяленое мясо и несколько яблок.

— Назови мне хотя бы одну причину, по которой я должна идти туда. Хотя бы одну.

Рука Кирча замерла.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал тебе? — осторожно спросил он. — О долге? О судьбе? Я не глашатай эльямаров и замыслы Орима для меня так же темны.

— Я знала, что Мир-Блэд разрушен. Тетка Флу говорила мне об этом. Ах если бы его разрушило время!.. Но нет, его разрушили люди. Теперь у меня дома нет.

— Но ведь это случилось потому, что в храмах Долины больше не горит Огонь. Если бы… — Кирч пытался найти слова, которые смогут пробить ледяное отчуждение Риэл от него и от самой себя.

— Нет!

Ормита прервала его так резко и яростно, что он невольно вздрогнул.

— Я никогда не буду служить им! Я их ненавижу!

В ее глазах вспыхнуло пламя, а губы сжались так, что побелели.

— За что? — спросил Кирч.

— За то, что они разрушили Мир-Блэд. Этого мало?

— Мало.

— Мало?! Да как ты смеешь?! Они — убийцы, весь твой народ, что хвалится родовой честью, — безумные, дикие убийцы!

'Пусть выплеснет наружу боль и злость, ей станет легче', — подумал Кирч, но на всякий случай отодвинулся подальше. С обладающими даром шутки плохи.

— И не говори мне больше о вине ормитов! Я ни в чем не виновата, мне было одиннадцать лет, когда началась война! И родители мои не участвовали в ней! За что они погибли?

— За то, за что и все остальные. Кланы ормитов никогда не распадались — ни в величии, ни в позоре. Поэтому твои родители счастливой старости среди внуков и правнуков предпочли разделить участь собратьев. Они приняли смерть за тех самых людей, которых ты называешь дикими безумными убийцами. Те, кто едва не затоптал тебя на пристани, еще не все авриски, но и они не заслуживают ненависти.

— Откуда тебе известно, что случилось на пристани?

— Мне рассказал Ульмах. Он ведь тоже часть этого народа. Полжизни я ездил по Долине из конца в конец, и у меня нет сомнений в том, что, если в храмах не загорится Высокий Огонь, Долина погибнет, как много веков назад погибла Махагава, что теперь зовется Экбором. И я прокляну тот день, а заодно и тебя, за то, что сдалась без борьбы, за то, что оставила неискупленной вину своего клана!

— Но почему я? Разве своим одиночеством и сиротством я не искупила этой вины?!

Вся сжавшись, Риэл закрыла глаза, чтобы не дать пролиться подступившим слезам, и теперь тихонько раскачивалась из стороны в сторону, как безумная, а Кирч продолжал наносить ей удар за ударом — у него не было времени щадить ее:

— Лучше, если бы это была не ты! Лучше, если бы на твоем месте был сильный, крепкий мужчина, воин! Он не стал бы плакать, забившись в угол, и мне бы не пришлось втолковывать ему очевидные вещи! Но вот, вообрази, у меня тоже нет выбора, я вынужден охранять именно тебя! Я твой страж, если ты этого еще не поняла, я охраняю тебя днем и ночью, и найду тебя, где бы ты ни была. Так устроен мой дар, и хочешь ты того или нет, но мы связаны им, и эта связь оборвется, только если один из нас умрет.

— Но почему я? — снова спросила Риэл.

— Ты осталась одна, вот почему! Если не ты, то никто! Ты думаешь, я не искал? За одиннадцать лет я обшарил всю Долину, и напрасно. Черный Король уничтожил всех, а кто выжил, сидят по таким норам, откуда уже сами забыли выход. Я виноват, будь все проклято! Я виноват, что спрятал тебя от людей, мне следовало поселить тебя в Бредуве, чтобы ты на собственной шкуре познала, что такое ложь, преданность, любовь! Чтобы ты не смотрела сейчас на меня такими глазами! Но я не мог! Я не мог! Слишком велик был риск, что псы Холмара — Черного Короля выследят тебя и затравят, как выследили и затравили твоих родителей и сотни других ормитов! И теперь именно ты хочешь стать причиной гибели Долины?

— Она погибла до меня, — хрипло прошептала Риэл. — Не взваливай на меня чужие грехи.

— Но кому-то надо искупать их. Пока свободна Скавера, пока живы потомки лучших племен, ты не можешь похоронить Долину! Авриски поднимутся на борьбу, но им нужен Огонь, чтобы изгнать холод из сердец. Без этого не победить. И не говори мне о чужой вине, когда ты на пороге своей собственной.

Кирч внешне был спокоен, но внутри весь кипел. Он ощущал беспомощность, как боец-новичок перед опытным воином, не знающий, как вскрыть его оборону. У него дрожали руки.

— Вина ормитов так велика, что они еще нескоро смогут искупить ее. Сейчас не до уязвленного самолюбия, Риэл.

После долгого молчания Риэл горько усмехнулась и сказала:

— Даже в смерти есть выбор, долг же выбора не оставляет.

После этого она легла прямо на песок и отвернулась к стене. Кирч подбросил сучьев в костер и до самого утра не сомкнул глаз. У него болела душа за эту девчонку, которой на долю выпало решать судьбы народов и которая сама при этом была беспомощна, как птенец. Он боялся, что не сможет защитить ее от всех бед, ожидающих впереди, и знал, что должен защитить — чего бы это ни стоило. Да, долг не оставляет выбора.