На нашей ферме - Стил Радд

Если вы хотите получить истинное удовольствие, займитесь натягиванием проволоки на столбы. Но отец все перепутал: толстую проволоку, предназначенную для верхнего ряда, он протянул в самые нижние дырки. Лишь на двенадцатом, а может, на пятнадцатом столбе мы обнаружили ошибку. Со свирепой неторопливостью мы принялись вытягивать проволоку назад, причем отец не переставал браниться себе под нос.

Наконец все у нас пошло на лад. Мы тянули проволоку пролет за пролетом, а отец то и дело поглядывал на сверкающее небо, ища в нем признаки дождя. Вдруг он увидел, что какой-то рыжий бычок тянется к его жилетке, висевшей на сучке низенького деревца. Отец закричал. Бычок высунул язык и лизнул жилетку. Отец велел Джо отогнать бычка. Джо побежал, бычок тоже, но только быстрее, унося с собой наполовину проглоченную жилетку, некогда составлявшую часть материнской шали. Если бы лохмотья и бахрома были чуть-чуть подлиннее, бычок мог бы наступить на них и вытянуть жилетку изо рта, но этого, увы, не произошло. Джо гнался за рыжим бычком, решив, видимо, преследовать его, покуда тот не бросит жилетку. Впрочем, бежал он за ним на почтительном расстоянии.

Отец и Дейв наблюдали за погоней, пока преследуемый и преследователь не скрылись в овраге. Отец отпустил что-то насчет сообразительности Джо, и мы снова принялись натягивать проволоку. Мы уже приближались к угловому столбу, отец подошел к последнему пролету, как вдруг послышался адский топот. Прямо на нас с диким мычанием неслось целое стадо коров — голов пятьдесят, а то и больше. Они взбрыкивали ногами, как это иногда делают коровы, резвясь после сильного дождя. За ними по-прежнему на почтительном расстоянии бежал Джо, оглашая воздух громким собачьим лаем: Джо любил острые ощущения!

Это стадо давно привыкло свободно проходить между столбами. Могло ли прийти в голову насмерть перепуганным коровам, что промежутки между столбами затянуты проволокой?.. Дейв застыл, разинув рот. Отец только простонал.

Концы проволоки со свистом вырвались из его рук, прихватив с собой клочок его уха. Стадо налетело на проволоку. Несколько коров перекувырнулись, другие запутались в проволоке ногами, третьи зацепились за нее рогами. Они оттащили проволоку метров на двадцать-тридцать, закрутили ее вокруг деревьев и выворотили начисто немало столбов.

Что творилось с отцом! Он махал руками, кричал, бранился. Дейв предпочел отойти в сторону. Вскоре появился Джо, победоносно размахивая изжеванным куском жилетки.

— Здорово я их, отец? — торжествующе крикнул он.

Пот градом катился по его лицу — можно было подумать, что у него на макушке вдруг забил ключ.

Отец попытался отстегнуть свой ремень и одновременно схватить Джо за воротник, но Джо увернулся и пустился наутек.

Это событие крайне омрачило наше настроение. Отец заявил, что с него хватит, что он устал от этой канители и больше пальцем не пошевелит. Дейв попытался его успокоить, а потом побрел вдоль изгороди, отдирая обрывки шкуры и клочья шерсти, приставшие к погнутой и покореженной проволоке…

Наступил вечер, мы уже ужинали, когда пришел Боб Ран, одинокий старик фермер, живший в двух милях от нас. Он обычно приходил к нам со своей газетой в те вечера, когда привозили почту. В грамоте Боб не смыслил, поэтому газету всегда читал ему отец. Сами-то мы газет не выписывали.

Боб сообщил, что за горой собираются тучи. Отец вышел на двор, оглядел небо и, в который раз за этот день, снова по-своему помолился о дожде. Затем он взял газету, и мы все уселись вокруг стола послушать его.

— Так это же газета Мак-Дулана, Боб! — воскликнул он.

Боб запротестовал.

— Да как же, старина? Смотри, тут его адрес.

Боб нагнулся и «прочел» адрес.

— Нет, это моя газета. Тут всегда так написано.

Вот насмешил нас старый Боб! Все же отец развернул газету. Но не прошло и пяти минут, как лампа стала гаснуть — она была почти пустая. Сара догадалась налить в нее воды, чтобы поднять уровень керосина до фитиля, но этого хватило ненадолго, а керосина в доме больше не было. Тогда отец перешел к камину и, присев на корточки, продолжал читать при свете его огня.

Он монотонно прочитал газету от первой до последней строчки, по два раза повторяя сообщения о грабежах и убийствах. А тучи, которые, как уверял Боб, надвигались на нас, тем временем принесли с собой настоящую бурю. Поднялся ветер. Гигантский эвкалипт позади нашего дома начал раскачиваться и зловеще трещать, издавая те странные всхлипывания и стоны, что в ненастную ночь наполняют ужасом сердца сельских ребятишек. Сквозь щели в досках сверкнула молния. Старый Боб поспешил добраться домой, пока не полил дождь, и словно провалился в чернильной темноте.

— Начинается! — сказал отец, закрывая за Бобом дверь.

Гроза разразилась внезапно. Неистовый порыв ветра заставил содрогнуться наш домишко. Яркая вспышка молнии озарила все щели, затем последовал оглушительный раскат грома, от которого, чуть не развалился дом.

Подбежав к задней двери, отец припер ее плечом. Дейв стоял у передней двери. Сара сидела на кушетке, обнимая мать, и уговаривала ее не бояться. Ветер продолжал неистовствовать, казалось, у него была одна цель — снести наш дом. Один порыв за другим сотрясали стены. Дети кричали и плакали. Отец что-то громко говорил, но никто не мог разобрать ни одного снова. Вдруг послышался страшный треск. Мы сразу поняли — это рухнул эвкалипт. В конце концов не выдержала и крыша. Несколько раз ее края (а вместе с ними и наши шевелюры) вздымались и с грохотом падали на свое место. И вдруг ее снесло всю целиком, в одно мгновение, сорвало будто ленту, и мы остались, испуганные и растерянные, среди стен, без крова над головой. Внезапно ветер стих. Хлынул дождь. Всю ночь он нещадно поливал нас.

Наутро Джо сбегал к новой изгороди, принес отцовский топор и снова было припустился бежать, но вдруг вспомнил.

— Отец, — крикнул он, — там в овраге лежит старый Б-боб!

Отца Даже перекосило.

— Честное слово, лежит! Я бы его не заметил, да собака унюхала.

— Скорее покажи, где он!

Джо повел его к Бобу.

— О господи! — вскричал отец, не сводя глаз с тела, распростертого на, земле. — Бедняга Боб, бедный старина!

Джо поинтересовался, отчего же он умер, но отец только повторил: «Бедняга Боб!»

Дейв привел повозку, и мы отвезли останки Боба домой.

Отец так и не разобрался в причине смерти старого фермера. Вероятнее всего, его убила молния. Он обследовал его тело и после долгих размышлений заявил матери: старый Боб наверняка никогда уже больше не встанет.

Покойник в доме — событие немалое. Мы были очень горды, что могли первыми сообщить всем о смерти старого Боба. Похоронили мы его на его же ферме под эвкалиптом, где многие годы по ночам гнездилось семейство попугаев.

— Вот и компания для бедного Боба, не будет скучно лежать в могиле, — сокрушенно сказал отец.

Глава 14. Дэн вернулся домой

Как-то вечером после работы — были горячие дни молотьбы — мы сидели за столом. Отец лежал на кушетке и о чем-то размышлял. Вдруг он спросил Джо:

— Сколько это будет: семьсот бушелей[7] пшеницы по шесть шиллингов бушель?

В нашей семье Джо считался самым башковитым. Не без напускной важности он взял свою грифельную доску.

— Как ты сказал и семьсот мешков?

— Бушелей! Понимаешь, бушелей!

— Семьсот буш-шелей пшеницы… Пшеницы, правильно?

— Ты что, оглох! Ну да, пшеницы!

— Так, значит, пшеницы… Почем, ты говоришь? По шесть шиллингов бушель.

— Шесть шиллингов бушель? Гм… Так мы не решали. Нам учительница показывала, как считать, если ну… в общем… за бушель.

— Ладно! Пусть будет шесть шиллингов за бушель.

— Значит, семьсот бушелей пшеницы по цене шесть шиллингов за бушель. А что ты хочешь узнать, отец?

— Сколько это будет всего, конечно.

— Как всего? В деньгах, что ли?

— В деньгах, черт возьми, в деньгах! — Отец уже повысил голос.

Некоторое время Джо напряженно думал, затем принялся писать цифры и вычислять. Он стирал, снова писал и снова стирал, а мы следили за ним, завидуя его учености. Наконец записал полученный результат.

— Ну, и сколько получилось всего? — спросил отец.

Джо откашлялся, мы затаили дыхание.

— Девять тысяч фунтов!

Дейв громко расхохотался. Отец презрительно произнес: «Тьфу» — и отвернулся к стенке. Джо снова уставился на грифельную доску.

— А, я немного ошибся! — воскликнул он. — Забыл разделить на двенадцать, перевести в фунты! — и сам рассмеялся.

Он снова принялся писать и стирать, писать и стирать и наконец громко и решительно произнес:

— Четыре тысячи, сотен нету, двадцать фунтов, четырнадцать шиллингов и еще…

— Ну и болван же ты! — буркнул отец и, вскочив с кушетки, пошел спать.