Сыграй на цитре - Джоан Хэ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ладно, – вздыхает он, плюхнувшись обоими локтями на лакированный борт сампана[9] и скрестив запястья точно так же, как я. – Можешь и дальше молчать. Поскольку мы проведем обозримое будущее в компании друг друга, не могла бы ты хотя бы назвать мне свое имя?
С неба пикирует цапля и хватает когтями рыбу из воды. Я жду, пока хищник и жертва исчезнут в тумане, прежде чем ответить.
– Зефир.
– Твое настоящее имя.
– Это мое настоящее имя.
– Мне оно не нравится, – говорит Ворон.
Из его уст это звучит как от надувшего губки ребенка. Неприлично.
– Мне не нравится имя Ворон.
– Это подходящее прозвище. Признай это.
– Подходит, потому что это такая же ложь, как и ты? – Я поворачиваюсь, и Ворон повторяет за мной, ставя нас лицом к лицу. Я тыкаю пальцем ему в грудь. – Когда не кашляешь, ты больше похож на павлина.
– Прямо как и ты. – Он ловит мое протянутое запястье. – Может, мне называть тебя Павлин?
Его хватка ни теплая, ни холодная. Просто приятно сухая и поддразнивающая, как и его манеры. Он не произносит нараспев Павлин так, как это сделала бы Лотос, и он не похож на Облако, которая вообще никак ко мне не обращается. Зачем это ей или любому воину? Я не могу бороться. Не умею пить. Мы на одной стороне, но не из одного теста.
Ворон – наоборот. Мы понимаем друг друга благодаря роду деятельности. Наше излюбленное оружие – это слова и остроумие. Я отравила лошадей Жэнь, сбежала к Миазме, сотворила стратегию для империи, но именно сейчас – обмениваясь шуточками с врагом так, как если бы он был другом, – я чувствую, что вляпалась по уши.
Я высвобождаю руку и демонстративно вытираю ее о плащ.
– Тебе вообще не нужно меня как-то называть.
Джонки отходят от причала. Южный ветер надувает паруса. Пока мы скользим по водному пути, вокруг меня толпятся слуги, предлагая экстракт женьшеня и жемчужную эссенцию.
Я отмахиваюсь от них. Империя – мой враг. Ворон – мой враг. Каждый солдат на этих кораблях, каждый корабль в этом флоте, каждая стрела, копье и пика в оружейных складах под палубами принесут смерть лагерю Жэнь, если представится такая возможность.
Что ж, я не дам им такого шанса.
* * *
Большую часть первой недели я провожу, исследуя солдат на борту. Некоторые из них – коренные северяне, но многие родом с гор за пределами севера. Третьи – военнопленные павших главнокомандующих, освободившиеся после согласия сражаться за империю.
У них тоже есть вопросы ко мне. Некоторые хотят знать, действительно ли я предсказала наводнение, которое смыло пятую часть кавалерии Миазмы.
– Четвертую, – поправляю я. Другие спрашивают, могу ли я сочинить стихотворение за то время, которое требуется, чтобы пройти по палубе. Я сочиняю его за семь шагов. Ничто не выбивает меня из колеи, пока один корабельный матрос не останавливает меня по пути на нижнюю палубу на ужин.
– Ты и правда дезертировала от Жэнь?
Она молода, ее лицо полностью покрыто прыщами, а голос полон огня.
– Да, – говорю я, и в ее глазах вспыхивает презрение. Она думает, что я мерзавка, примкнувшая к Миазме.
Она так же наивна, как Лотос, Облако и все воины, которые не могут отличить битву от войны.
Трюм переоборудован и выглядит как дворец. Миазма не лгала, когда говорила, что в этом путешествии у меня будет все, чего я только могу пожелать. Каждый день приносит новые блюда и развлечения. Генералы, которые наконец-то оправились от морской болезни, поднимают тосты друг за друга, чтобы напиться. Слуги чувствуют себя более непринужденно в отсутствие Миазмы. Даже бледный, болезненный «Мастер Ворон» извлек выгоду из роскоши и веселья. Сегодня вечером он угождает просьбе морского офицера исполнить песню на цитре. Его привилегия. Лично Я бы не стала играть ради удовольствия других. Но я ловлю себя на том, что слушаю, как его мелодия проплывает сквозь хриплый смех. Чистая, как щебетание певчей птицы.
Невинная, как вопрос девушки.
Ты и правда дезертировала от Жэнь?
Я поднимаюсь из-за стола и ускользаю на один уровень выше – палубу.
Ночи становятся все более влажными – явный признак того, что мы приближаемся к месту назначения. Жара в моей каюте не дает мне уснуть даже после того, как я раздеваюсь до нижнего белья; и я лежу без сна, думая о Жэнь. Пока мы напиваемся и угощаемся уткой и охлажденными морскими гребешками, что ест она? Пока мы поем и танцуем, что делает она? Сжигает мертвых лошадей и смотрит на звезду Синь Бао в небе? Облако наверняка доложила ей о каждом моем слове и действии. Верит ли она своей названой сестре? Верит ли она в то, что я предательница?
Она поверит, если я безошибочно проверну стратегему.
Это все, чего я хочу. Все, что меня волнует.
Я переворачиваюсь на спину. Дощатый потолок над моей головой дрожит от кутежа наверху. Я не должна думать о Жэнь. Я закрываю глаза – и вижу ее. Свою сестру. Она в этом убогом фиолетовом жилете. В том, что когда-то был моим. Я выросла из него. Той зимой, после эпидемии брюшного тифа, он лежал в мусорной куче приюта вместе со всей нашей одеждой. К тому времени, когда я поймала Ку в обнимку с этим жилетом спустя целый сезон, не было никакого смысла впадать в ярость. Она осталась невредимой. В безопасности.
На ней был этот жилет в тот день, когда воины разграбили город, вызвав волну бегства мирных граждан, которая в конечном счете увлекла за собой и ее.
Родители, сестра, наставники – они первыми бросили меня. Но с Жэнь все иначе. Она не сестра ни по крови, ни по клятве, ни как-то иначе. Она моя леди, а я ее стратег. Я служу ей ради личной славы.
Я не потеряю ее.
Музыка наконец умолкает. Слышится шум и гам прибирающихся слуг, затем я слышу людей, нетвердой походкой расходящихся по своим кроватям.
Я поднимаюсь со своей.
Я крадусь из каюты и направляюсь в опустевший камбуз. Я сажусь за одну из цитр и играю, мои пальцы скользят вверх и вниз по струнам в глиссандо, с легкостью импровизируя. От мажора к минору, от минора к мажору. Подобно человеческому голосу, смеющемуся и плачущему одновременно.
Я снова слышу Мастера Яо.
Глупая девчонка! Соединись с музыкой!
