Оправдание - Константин Бушуев

Одна из его дочерей от первого брака, София, встретила в Нью-Йорке молодого канадского инженера по имени Винсент, отец которого также являлся беженцем из Советской России, а мать — чистокровной полячкой, исчислявшей свой род от знаменитого борца за независимость Речи Посполитой Тадеуша Косцюшко… Кстати, я-то всю жизнь думал, что его фамилия произносится как Костюшко, но Трофимовы научили меня правильно произносить фамилию своего великого предка.

Вот от этой самой русско-польско-французской пары и родился в шестьдесят четвертом году отец моей бедной подзащитной. Семья жила в Квебеке, на берегу реки Святого Лаврентия, говорила сразу на трех языках и придерживалась католической веры. В семьдесят третьем году Винсента и Софию потянуло на историческую родину, и они вместе с девятилетним сыном Александром перебрались в Москву, а потом и в наш Город… Честно говоря, окончание рассказа я уже слушал рассеянно, немного поднадоели эти подробности, не имеющие никакого отношения к убийству Николая Абрамова.

Короче, не зря сходил. Послушал лекцию по античной культуре, узнал красивую семейную легенду, попил ароматного чаю с домашним печеньем, но не получил никаких зацепок, с помощью которых можно было бы вытащить Настю Трофимову из следственного изолятора.

***

Выйдя из гостеприимного дома, я сел в свой новенький «Рено Дастер» и задумался. Часы показывали ровно шесть. Обычно в это время у большинства граждан заканчиваются работа и учеба, стало быть, есть возможность для проведения встреч и бесед на интересующие меня темы.

Из троих участников злополучного пикника, еще не удостоенных моим вниманием, я выбрал студента-медика Аркадия Завитаева. Его домашний адрес я получил у Харченко. Судя по показаниям GPS-навигатора, жил он совсем рядом.

Я созвонился с Аркадием и условился о встрече. Мы договорились, что через десять минут я подъеду к его дому и он выйдет из подъезда. По его словам, он жил в одной квартире с родителями и старой бабушкой, и посвящать их в криминальные истории ему совершенно не хотелось.

Никогда я не считал себя большим специалистом по черепам, носам, ушам и прочим антропологическим признакам, но, едва увидев подошедшего к моей машине молодого человека, сразу понял: еврей. То есть я и так знал, что Аркадий Борисович Завитаев происходит из семьи потомственных врачей, а почти все потомственные врачи — евреи. Да и имя говорило за себя. Но даже если бы я увидел Аркадия в толпе прохожих и совсем ничего о нем не знал, усомниться в его национальности не представлялось возможным. Вылитый молодой Троцкий. Или Свердлов.

К евреям я отношусь нормально. Если точнее — никак не отношусь. Я вообще не считаю, что можно как-то относиться, плохо или хорошо, к большой группе людей, объединенных одним только признаком. В данном случае — национальным признаком. Уж не знаю, откуда взялся этот миф, будто каждый второй юрист — еврей, а каждый третий еврей — юрист. Лично я в адвокатуре четверть века и за это время не заметил какого-то семитского доминирования в нашей профессии. Не наблюдаю я и особой успешности адвокатов-евреев по сравнению с русскими или украинцами. Граждане, убежденные в природной изворотливости и лживости лиц еврейской национальности, могут со мной не согласиться, но мое мнение таково: не существует никакой связи между этническим происхождением и процентом выигранных в суде дел. Что же до умения лгать и изворачиваться, так тут еще вопрос, кто кого переплюнет: Валерий Павлович Лебедев или какой-нибудь Леонид Семенович Гольдман.

Представившись молодому человеку, я предложил ему присесть на пассажирское место моей машины и рассказать мне о злополучном пикнике. В подробностях. С типично одесскими интонациями, придававшими ему сходство со знаменитым тезкой, звездой советской сатиры, Аркадий начал излагать события субботнего вечера. Внимательно слушая и мысленно сверяя его эмоциональный рассказ с показаниями других свидетелей, я опять погрустнел. Никаких противоречий, никаких зацепок…

— В общем, Валерий Павлович, я-таки не вижу никаких возможностей убить Колю ни у кого из нашей компании, — с легкой картавинкой говорил Завитаев. — Мы же все на берегу сиживали, на виду друг у друга. Макс Трофимов принес вино, как раз когда Коля нас бросил и ушел в дом. Я еще слышал, как Макс его спросил, дескать, куда ж ты уходишь, почто от компании отрываешься… Дальше. Юлечка Назарова пошла за курткой, отсутствовала несколько минут. Ее парень, этот самый Миша, хотел было позвонить, да вспомнил, что телефон оставил в доме, заряжаться. Пошел в домик, вернулся очень скоро, вместе со своей девушкой. Но они же оба видели Колю, живого. И убивать его им уж точно не было смысла… Вот и все. А потом только Настюха в дом заходила.

— Подробнее, пожалуйста, — попросил я, — как это было?

— Да очень просто. Она пошла в дом, мы остались у воды…

— Она что-нибудь сказала, прежде чем идти?

— Очень тихо пробормотала что-то вроде: «Поговорю с ним». Так тихо, что как будто и не для нас, а для себя сказала.

— Тем не менее лично вы услышали?

— А у меня слух очень хороший, с детства, — усмехнулся Аркадий. — Вот, значится, зашла она в дом, через пару секунд вскрикнула, тихо так, коротко. Я услышал, насторожился, сказал ее брату и Юльке с Мишкой: «Там вроде что-то случилось, Настя позвала, пойдемте посмотрим…» Они сначала не придали значения, они-то Настиного крика не услышали. Тогда я один встал и побежал в домик, те трое — за мной. Входим, значится, и видим: прямо у двери Коля с черепно-мозговой травмой, весь в крови, рядом топор валяется. И Настя здесь же, сидит на полу, спиной к стене прижавшись… Шоковое состояние.

— И ваши действия?

— То, что Коле моя профессиональная помощь не требовалась, видно было сразу. Тут даже в меде учиться не надо. Но я все же сделал, как принято: наклонился, пощупал пульс. Тишина, естественно. Потом Настей занялся. Пара легких пощечин, воды в лицо поплескал. Да еще там, в домике, на стене аптечка висит, на всякий случай, а на ней — опись содержимого. Одним из пунктов числится нашатырный спирт. Залез в аптечку, пошарился, нашатырь не нашел. В принципе, он и не требовался уже, Настя быстро в себя пришла. Когда менты прикатили, она уже была в совершенно нормальном состоянии. Даже… Возможно, мне просто показалось…

— Что?

— Мне даже показалось, у нее на лице… облегчение, — неуверенно произнес Аркадий и посмотрел мне в глаза, как бы ища поддержки.

Облегчение. Ну да, правильно. И Настя говорила то же самое. Не подвела интуиция молодого еврейского юношу. Но подтверждать правильность его догадки я, естественно, не стал.

— Еще вопрос, Аркадий. Вы ведь без пяти минут врач, скажите мне свое мнение: для того чтобы нанести такой удар, каким был зарублен Абрамов, нужно быть очень сильным человеком?

— Вовсе нет, — уверенно ответил Завитаев, — любой мужчина мог бы такое сделать без труда. И любая женщина хотя бы со средним уровнем физического развития. А уж если говорить про Настюху… Вы знаете про ее спортивные успехи? Она и бегает, и плавает отлично, и на фитнес ходит два раза в неделю, и в лыжных гонках зимой участвует. И с веслами обращаться умеет, кстати, а гребля — это очень энергозатратный вид спорта, не для хлюпиков. Так что для нее это было как раз плюнуть…

— А откуда вы ее вообще знаете? И про ее занятия спортом? — поинтересовался я.

— Так одноклассники же, — удивился Аркадий. — Я начинал учиться в одной школе, в седьмом классе перешел в другую, там и познакомились. И не только с ней, но и Юлькой Назаровой, она тоже в нашем классе училась. Потом они в эту свою Академию поступили, а я в мед. Десять лет, почитай, дружим.

Откуда в речи еврейского мальчика эти старорусские выражения, черт побери? Все эти «почто», «почитай», «сиживали»? Впрочем, я где-то читал, что представители многих нацменьшинств в России часто стараются казаться большими русскими, чем сами русские. Своеобразная мимикрия, как у насекомых. Наверное, это отголосок тех далеких времен, когда племя четко делило всех людей на своих и чужаков, причем последних воспринимало исключительно как врагов.

— И про ее… как бы сказать… про ее сложные отношения с Абрамовым знаете?

— Да, наслышан. Юлька мне рассказывала, они ж близкие подруги. Напрасно Настя сделала, что опять с ним сошлась. Нехороший человек был этот Коля. Хоть и Абрамов, — лукаво улыбнулся потомок ветхозаветных патриархов. — Если это Настя его убила… то и поделом. Да, поделом.

***

Для большинства граждан современной России Девятое мая является Днем Победы. Для Сергея Волкова и Анастасии Трофимовой он стал еще и Днем Любви.

На следующее утро они проснулись около десяти часов. Была пятница, однако благодаря принятому в верхах решению о переносе выходных дней все государственные служащие отдыхали, в том числе и офицеры штаба Центрального военного округа. Весь день молодые люди провели вместе. Долго и с удовольствием завтракали, потом опять лежали в постели, обнявшись. После обеда пошли бродить по близлежащему лесопарку, кормили орешками юрких и нахальных белок, только что сменивших зимний наряд на летний. Ближе к вечеру, уже собираясь провожать Настю домой, Волков не выдержал и рассказал девушке о своих странных ощущениях.