Афёра - Владимир Силкин

Присутствие среди прошлогодних курортных знакомых Гостенина вора в законе сразу же обостряло вопрос о личности третьего мужчины, присутствовавшего на фотографиях, взятых у родственников Гостенина. Уголовные авторитеты — такие, как Иваненко, — редко допускают в своё ближайшее окружение случайных людей, и темноволосый парень скорее всего был «его» человеком. То, что Воронцов не прислал по нему никакой информации, подобной той, что была собрана по Красавчику, ни о чем не говорило. Парень мог не иметь ни одного срока и, следовательно, в милицейских картотеках не числиться, но тем не менее быть членом криминальной структуры.

Помимо записки полковника Воронцова, в конверте нашлась ещё выборка данных по Иваненко из картотеки ГУВД, в которых сообщались его приметы, привычки, краткое описание совершённых им преступлений и возможные места проживания в то время, когда Красавчик не отбывал очередной срок. Мест проживания было много, практически по всей стране, но калининградских адресов Макаров среди них не обнаружил.

Были ещё данные — довольно скудные — по женщине, из-за которой, как считалось, погибший студент и приехал в этом году в пансионат «Янтарный залив». Она действительно была женой начальника штаба крупного ракетного соединения (сведения, очевидно, были получены по запросу местной милиции, так что часть работы, которой надлежало заняться Макарову, была уже выполнена). Звали женщину не Элина, а Элла, Элла Соловьёва, и было ей тридцать два года). Прошлым летом женщина находилась в пансионате одновременно с Павлом — правда, он приехал на семь дней позже, но потом почти две недели они находились на янтарном берегу вместе. В этом году — и этот факт не мог не заинтересовать Макарова — она в городе (или, во всяком случае, в пансионате «Янтарный залив») так и не появилась. В своей записке, приложенной к данным по Элине, полковник Воронцов обещал навести справки, где женщина находится в данный момент и где была в то время, когда погиб Гостенин, но тут же оговаривался, что вряд ли это удастся сделать быстро (гарнизон её мужа довольно отдалённый, действовать надо осторожно, чтобы не опорочить человека, да и связь у нас в стране — никуда…). Впрочем, полковник высказывал ещё предположение, что последняя информация вряд ли необходима Алексею. И Макаров был с ним согласен.

Алексей теперь сомневался в правильности версии о роковой страсти, приведшей к гибели Гостенина. Тем более что женщины этой, которой московский студент якобы собирался преподнести в качестве платы за любовь ожерелье из королевского янтаря, оказывается, в городке в этом году и не было. Этот факт укрепил начавшую зарождаться у Макарова мысль, что гуляка и не собирался встречаться с этом году с нею, а тем более — дарить драгоценную вещицу. По-видимому, вся эта рассказанная Пашей сердобольной тётке и другу детства романтическая история — лишь повод, очень удобный повод, чтобы сбежать от беременной жены к морю, а заодно и разжиться крупной суммой денег. В связи с таким поворотом, на второй план отодвинулось и великолепное ожерелье, а вместе с ним — и вопросы о его подлинной ценности, реальной цене и возможности покупки. Наиболее важным теперь казалось изучение связи Гостенина с Красавчиком и темноволосым брюнетом.

Оставался ещё последний непрочитанный листок из присланной полковником Воронцовым информации. В краткой справке, составленной экспертом, сообщалось следующее: визуальное изучение фотографического изображения позволяет предположить, что вещь очень дорогая, ручной работы, а метод изготовления золотой оправы и цепочек не похож на те, которые используют современные мастера. Утверждать это с абсолютной гарантией, имея лишь фотоснимок, невозможно, но похоже, предполагал составитель справки, вещь довоенной или сразу послевоенной работы, немецких мастеров. Вполне возможно, из музейной коллекции.

Последняя фраза заставила Макарова вспомнить слова хозяина бара «Золотой краб», произнесённые им в электричке. Теперь Алексею оставалось выбрать в качестве объяснения всей истории с ожерельем одно из двух: либо Гостенин оказался хитрым, циничным ловкачом, сообразившим, как можно с помощью обычной, отлично выполненной фотографии выманить приличную сумму у друга и тётки, ещё и заставив ту повлиять на родителей, чтобы его отпустили на море; либо тут была какая-то слишком уж головоломная комбинация, включавшая торговлю драгоценностями (возможно, музейными) или крупную афёру.

— Фу… это уж слишком для первого дня, — вздохнул Макаров и осторожно покрутил головой из стороны в сторону. — Так можно и того… бог знает что нафантазировать, — сказал он с упрёком самому себе. — Музейные ценности, афёры… А на самом деле все просто — тебе ж объяснили: музеям в наше время тяжело жить стало, денег не хватает, зарплату сотрудникам платить не из чего — вот и сдают себе экспонаты во временное пользование фотографам. Вот оно, истинное место музейного экспоната во всей этой истории: сфотографировалась прекрасная Эллочка в одном из местных салонов, подарила своему курортному приятелю на память о двухнедельном романе, а тот при необходимости сообразил, каким образом можно использовать щедрый дар любовницы. Конечно, все надо уточнять, и совсем забывать о драгоценном ожерелье и Элине Макаров не собирался, и все-таки теперь у него были дела и поважнее. Сначала Алексей собирался выяснить, не видели ли нынешним летом здесь, в Янтарном, Красавчика; и если да, то не был ли он замечен в компании с Гостениным. На первый взгляд задача выглядела слишком сложной, но если начать не с первого, а со второго вопроса, путь поиска ответа представлялся ему коротким и ясным.

13

Переодевшись в светлые летние брюки и шёлковую рубашку и водрузив на нос очки-хамелеоны, мгновенно превратившие его из рубахи-парня в интеллектуала-бизнесмена, Макаров спустился в холл гостиницы. Там не было никого, кроме лениво прогуливающегося возле входных дверей милиционера и пенсионера-портье, сорок минут назад передавшего ему пакет из Москвы. Момент был явно подходящим, и, взглянув на электронные часы над входом, показывавшие без двадцати четыре, Макаров чуть скорректировал первоначальный план и вместо того, чтобы пройти к выходу, уверенно направился к стойке, из-за которой была видна седая голова дежурного помощника администратора (или портье, как будет угодно).

Пожилой мужчина с седым ёжиком, очень похожий на отставного военного, глядел на приближавшегося к стойке человека с любопытством: малозначительному лицу не стал бы передавать запечатанный гербовой печатью пакет милиционер, специально приехавший для этого из Калининграда. Алексей про себя чертыхнулся: пожалуй, лучше было бы разговаривать со сменщиком старика. Хотя, может быть, так легче будет завязать откровенный разговор. «Будь что будет, — решил Макаров, — не поворачивать же, в самом деле, с полпути…» И, дружелюбно улыбнувшись добродушному дядьке, протянул ему ключи.

— От тридцать седьмого, э-э… Федор Ильич?.. Правильно? — припомнил Алексей слышанное мимоходом ещё утром имя.

— Олег Александрович, — явно польщённый тем, что к нему обращаются по имени-отчеству, поправил Макарова старик и взял у него ключи от номера. — Знаем-знаем, что тридцать седьмой номер, а Федор Ильич — это мой сменщик, я его сегодня утром менял…

— О, извините, — виновато развёл Алексей руками, — извините, перепутал, — повторил он, уперевшись руками в стойку и слегка наклоняясь к пожилому мужчине, показывая, что собирается поговорить с ним. Портье его извинения понравились, понравился уважительный тон Макарова, когда он обращался к нему, и то, что молодой человек собирался задержаться возле него чуть дольше, чем это обычно делали другие жильцы, и о чем-то поговорить.

— Ради Бога, молодой человек, не стоит извиняться, — сказал он довольно. И немного покровительственно (мол, не стесняйся, проси, я все устрою) спросил: — Вы что-то хотели?

— Да, я хотел бы узнать одну вещь… — сказал Макаров и сделал вид, что смутился, — но может быть, это не положено?..

— Что там у вас, говорите, — махнул разрешающе рукой старик и, приблизившись к Алексею, наклонил к нему седую голову.

— Меня интересует один человек. Он… — Макаров на мгновение задумался, подыскивая нужные слова, — старый знакомый моего хорошего приятеля, из Москвы… Я и сам из Москвы, — пояснил Алексей внимательно слушавшему его портье, демонстрируя доверие и открытость, хотя тот, конечно, и так справился по регистрационной книге, откуда прибыла столь интересная ему личность. — Так вот, — продолжил Макаров, умышленно сбиваясь и путаясь, словно стесняясь, подчёркивая важную роль своего собеседника, могущего выполнить или нет его просьбу, — этот самый приятель сказал мне, что где-то в вашем прекрасном городке отдыхает его знакомый… Я-то сам прибыл сюда не на отдых, в командировку, но это неважно… Ну вот, мой московский приятель попросил, если будет возможность, разыскать его товарища. Я понятно объясняю?