Этюд в багровых тонах (др.перевод+иллюстрации Гриса Гримли) - Артур Конан Дойл

— Мама ушла. Я думаю, ты скоро увидишь ее.

— Ушла! Как же так? — воскликнула девочка. — И не попрощалась. Она всегда прощалась со мной, когда уходила к тетушке пить чай, а тут ее уже три дня нет. Правда, ужасно пить хочется? Неужели тут нет никакой воды и никакой еды?

— Ничего тут нет, моя милая. Нужно потерпеть немножко, и все будет хорошо. Положи голову сюда, так тебе будет легче. Трудно говорить, когда во рту пересохло, но уж лучше я скажу тебе все как есть. Эй, что там у тебя?

— Какие красивые штучки! — воскликнула девочка радостно, показывая два блестящих осколка слюды. — Когда мы придем домой, я подарю их брату Бобу.

— Скоро ты увидишь куда более красивые штучки, — сказал мужчина ласково. — Подожди немножко. Так о чем я? Помнишь, когда мы ушли от реки?

— Конечно.

— Понимаешь, мы собирались скоро выйти к другой реке. Но что-то у нас не получилось. Компас подвел нас или карта, а может, еще что… Вода кончилась. Остался чуток для таких, как ты…

— И тебе нечем было умыться? — спросила девочка и серьезно посмотрела в грязное лицо своего спутника.

— Ни умыться, ни попить. Сначала ушел мистер Бендер, потом индеец Пит, а потом миссис Макгрегор и Джонни Хоунз, а потом, дорогая, ушла твоя мама.

— Значит, мама тоже умерла! — воскликнула девочка и зарылась лицом в свой передничек, горько рыдая.

— Все они ушли, кроме нас с тобой. Я думал найти где-то здесь воду, я взвалил тебя на плечо, и мы двинулись в путь. Но тут ничуть не лучше. Теперь нам не на что надеяться.

— Значит, мы тоже умрем? — спросила девочка и, перестав плакать, подняла свое мокрое от слез личико.

— Похоже на то.

— Почему же ты не сказал раньше? — спросила девочка и улыбнулась. — Ты меня напугал! А ведь когда мы умрем, мы встретимся с моей мамой!

— Да, ты встретишься с ней, моя милая.

— И ты тоже. Я расскажу ей, как ты был добр ко мне. Наверное, она встретит нас у небесных врат с большим кувшином воды и целым блюдом гречишных лепешек, горячих и, как мы с Бобом любим, поджаристых с обеих сторон. А долго еще ждать?

— Не знаю. Наверное, не очень долго.

Мужчина пристально смотрел на север. На синем небосводе появились три черных пятнышка, которые приближались так быстро, что увеличивались в размерах с каждым мгновением. Вскоре они превратились в трех больших бурых птиц, которые стали описывать круги над головами двух путников, а потом уселись на нависавшие над ними скалы. То были канюки, стервятники Запада, появление которых предвещало смерть.

— Петушки и курочки! — воскликнула девочка, указывая на зловещего вида птиц, и громко захлопала в ладоши, чтобы вспугнуть их и заставить взлететь. — Скажи, а эту землю Бог сотворил?

— Конечно, — ответил мужчина, озадаченный этим неожиданным вопросом.

— Он сотворил Иллинойс, — продолжала девочка. — Он сотворил Миссури. Но мне кажется, эту землю сотворил кто-то совсем другой. Все тут как-то плохо. Забыли про воду и деревья.

— Знаешь, а не помолиться ли нам? — ласково спросил мужчина.

— Но ведь спать еще не пора, — возразила девочка.

— Это не важно. Пусть не очень вовремя, Господь не обидится, не бойся. Прочти по очереди те молитвы, которые ты читала в повозке перед сном, когда мы ехали по равнинам.

— А почему ты сам не помолишься? — спросила девочка и с удивлением посмотрела на своего спутника.

— Я позабыл все молитвы, — ответил он. — Последний раз я молился, когда ростом был не больше этого ружья. Впрочем, помолиться никогда не поздно. Ты читай молитвы, а я буду повторять вместо хора.

— Тогда тебе надо встать на колени, и мне тоже, — заявила девочка, расстилая на камнях шаль. — Сложи руки вот так. Тебе сразу станет хорошо.

Удивительное это было бы зрелище, если бы кто-либо, кроме канюков, мог увидеть его. Двое коленопреклоненных путников, бок о бок на небольшой шали, — лепечущий ребенок и отчаянный, загрубелый бродяга. Пухленькое личико девочки и жесткое, скуластое лицо мужчины были обращены к безоблачному небу в чистосердечной мольбе к тому всемогущему Существу, с которым они стояли лицом к лицу. И два голоса — один тонкий и чистый, другой низкий и хриплый — сливались в единой мольбе о милосердии и прощении. Молитва закончилась, путники снова уселись в тени обломка скалы, и ребенок вскоре уснул, притулившись к широкой груди своего заступника. Некоторое время мужчина смотрел на спящее дитя, но в конце концов природа взяла свое. Он шел без сна и отдыха трое суток. Мало-помалу его усталые веки стали смыкаться, голова клонилась все ниже и ниже на грудь, и вскоре тронутая проседью борода мужчины утонула в золотистых локонах его маленькой спутницы, — оба они глубоко заснули и не видели снов.

Если бы мужчина не заснул, то через полчаса его глаза увидели бы нечто необыкновенное. Далеко-далеко, на самом краю солончаковой равнины, появилось маленькое пыльное облачко, поначалу еле видимое, почти сливавшееся с дымкой на горизонте. Постепенно облачко поднималось все выше, становилось все больше, покуда не превратилось в плотное, хорошо различимое облако. Оно росло и росло, и в конце концов стало ясно, что его поднимает огромное множество каких-то живых существ. В краях более плодородных можно было бы решить, что это огромное стадо бизонов, одно из тех, что пасутся в прериях. Однако в этой засушливой пустыне такое было совершенно немыслимо. По мере того как клубящееся облако пыли приближалось к одинокой крутой скале, на которой спали двое несчастных путников, среди клубов пыли стали различимы крытые парусиной повозки и фигуры вооруженных всадников, — и призрачное видение оказалось большим, следующим на запад караваном. Но что это был за караван! В то время как голова его достигла подножия гор, хвост все еще скрывался за горизонтом. Караван растянулся поперек всей огромной равнины — крытые повозки и простые телеги, мужчины на лошадях и пешие. Бесчисленные женщины, согнувшиеся под тяжелой ношей, и детишки, которые сновали подле повозок или выглядывали из-под белой парусины. Это было не похоже на обычный караван переселенцев. Скорее какое-то кочевое племя, которое под давлением обстоятельств было вынуждено искать себе новое место. От этого скопища людей над равниной вздымался неимоверный гул, сливавшийся со скрипом колес и ржанием лошадей. Однако и этого гула было мало, чтобы разбудить двух несчастных, которые спали на скале.

В голове каравана двигался отряд, состоявший примерно из двадцати вооруженных ружьями всадников с мрачными, суровыми лицами, облаченных в домотканую одежду. Достигнув подножия скалы, всадники остановились и принялись совещаться.

— Родники направо, братья, — сказал один из них, тонкогубый, чисто выбритый мужчина с густой проседью.

— Направо от Сьерра-Бланко, значит, мы выйдем к Рио-Гранде, — заключил другой.

— Не беспокойтесь о воде, братья, — заявил третий. — Тот, Кто высекал воду из камня, не оставит Свой избранный народ!

— Аминь! Аминь! — подхватил весь отряд.

Всадники уже собрались продолжить путь, как вдруг один из тех, что помоложе и позорче, громко вскрикнул и указал на бесформенную скалу, что возвышалась над ними. На ее вершине трепыхалась какая-то розовая тряпка, ясно видимая на фоне серых камней. Всадники тут же осадили коней и вскинули ружья, а со стороны каравана к головному отряду уже спешила подмога. У всех на устах было: «Краснокожие!»

— Вряд ли здесь много индейцев, — спокойно сказал пожилой мужчина, который выглядел командиром отряда. — Мы уже миновали земли поуни, а других племен здесь нет. Их владения начинаются за горами.

— Позволь я пойду и посмотрю, брат Стэнджерсон, — сказал один из всадников.

— И я! И я! — раздались голоса еще дюжины добровольцев.

— Оставьте лошадей внизу, а мы подождем вас, — приказал старший.

Молодые всадники незамедлительно спешились, стреножили своих лошадей и стали подниматься по крутому склону. Они продвигались быстро, бесшумно и ловко, что выдавало в них опытных следопытов. Стоявшие внизу их товарищи следили за тем, как те перепрыгивают с камня на камень, и вскоре они увидели их силуэты на фоне голубого неба. Вел следопытов молодой парень, который первым подал сигнал тревоги. Неожиданно шедшие следом за ним увидели, как он вскинул вверх руки, словно увидел нечто уму непостижимое, а поравнявшись с ним, они были в равной степени поражены открывшимся им зрелищем.

На плоской верхушке голого холма высился огромный обломок скалы, а у его подножия лежал долговязый мужчина с длинной бородой и жесткими чертами лица, причем на редкость тощий. Его умиротворенное лицо и ровное дыхание свидетельствовали о том, что он крепко спит. Подле мужчины, обхватив его смуглую жилистую шею своими пухлыми белыми ручками, лежала маленькая девочка. Ее голова с золотистыми локонами покоилась на его груди, поверх вельветовой куртки. Алый ротик девочки был чуть приоткрыт, обнажая ровный ряд белоснежных зубок, на ее милом личике блуждала легкая улыбка. Ее пухлые белые ножки в белых носочках, в чистых ботиночках с блестящими пряжками казались совершенно неуместными рядом с длинными, иссохшими конечностями ее спутника. Чуть выше этой необыкновенной парочки на скальном карнизе безмолвно сидели три канюка, которые при появлении следопытов разразились хриплыми воплями и в полном разочаровании улетели прочь.