маленькие и неприметные-3 - Сергей Семипядный

Подлесный вкинул удивлённый взгляд на Ларису и открыл рот, чтобы огласить несколько подступивших к горлу вопросов, однако заметил, что женщина подмигивает ему. И вопросы задавать не стал, лишь прокашлялся.

Лариса сочла возможным продолжить.

– Ты пройдёшь по карнизу и пролезешь в форточку. И там переждёшь. А я впущу этих зверей. Как только войдут сюда, уйдёшь через чердак. А то вдруг они около подъезда кого-то оставили.

– Не надо впускать! – жалобным голосом высказал своё мнение Мышенков.

– Ты молчи вообще! – зашипела на него Лариса. – Дима уйдёт, я открою дверь – и наговоришься. Я уже поняла, что имеется, что сказать этим костоломам.

И снова пошли почти непрерывные звонки в дверь. Кроме того, стали барабанить кулаками.

– Я тоже через форточку на карниз!.. – затрепыхался Мышенков.

Лариса беззвучно рассмеялась.

– Камикадзе. Дима, он самый настоящий камикадзе. Каскадёр ты наш желеобразный, – обратилась она к Мышенкову, – пойди, во-первых, и ознакомься с шириной карниза, который десять сантиметров. Представляешь, где твой центр тяжести окажется? Во-вторых, размеры форточек в наших домах рассчитаны не на сытых буржуйчиков, а на голодных люмпенов и маргиналов.

– Дмитрий мне окно откроет, – неуверенно проговорил Лев Николаевич.

Подлесному и Ларисе стало смешно. Этот жук окончательно разум утратил.

Лариса насмешливо спросила:

– После всего, что ты для него сделал?

Лев Николаевич смущённо потупился. Потом он вскинул полные мольбы глаза и предложил:

– Давайте по ноль – два позвоним! В присутствии милиционеров они не посмеют! У меня тут мобильник. – И Лев Николаевич скосил взгляд вправо и вниз.

– Да сейчас милиция не ласковее бандитов, – заявил Подлесный.

После этих слов он подошёл к Мышенкову, обшарил его карманы и забрал мобильник. Затем Подлесный приблизился к телефонному аппарату, взялся рукою за шнур и посмотрел на Ларису. Та кивнула, и Дмитрий решительным движением оборвал провод. Мышенков закрыл глаза и побледнел.

– Сваливай, Дима, – распорядилась Лариса.

Дмитрий, только-только присевший в кресло, нехотя поднялся и с надеждой поглядел на Ларису – может быть, она снова подмигнёт, и можно будет рассчитывать, что удастся избежать опасного путешествия по карнизу? Лариса тоже встала и направилась к балконной двери.

Когда они вдвоём оказались на балконе, Лариса шепнула:

– Коробки видишь? Спрячешься за ними.

Дмитрий обрадованно кивнул, затем спросил:

– Что собираешься делать?

– Посекретничать с твоим Львом Николаичем в формате один на один. Сейчас он будет говорливей самой наибазарнейшей бабы.

Убедившись, что Подлесный укрылся за тремя картонными коробками довольно удачно – от двери, во всяком случае, не видать, – Лариса возвратилась в комнату. Вопросительно вытаращившемуся на неё Мышенкову, облегчённо выдохнув, сообщила:

– Едва не сорвался. Но всё-таки получилось.

– Может, и я… – робко ворохнулся в кресле Мышенков.

– Только не проси меня развязать тебе руки. А то посадят меня за соучастие в твоём самоубийстве, – издевательски произнесла Лариса. – Да поспеши. У тебя ровно столько времени, сколько мне требуется, чтобы дойти до двери.

– Нет-нет-нет, не надо! – всполошился Лев Николаевич. – Простите меня, прошу вас!

– Мы же деловые люди. Давай баш на баш. А то – «прошу вас, простите». Рассказываешь мне то, что тебе не хочется рассказывать ребятам за дверью, а я делаю всё, чтобы помочь тебе выбраться отсюда.

– Я ни в чём не виноват!

– Бежишь зачем? Прячешься – почему? – Ларису уже стало тревожить довольно продолжительное отсутствие звонков и стука в дверь. Однако тут опять люди за дверью дали о себе знать. И очень настойчиво. Лариса сурово глянула на заелозившего в кресле Мышенкова и прошипела: – За что ты задушил Козюкова?

Мышенков дёрнулся, словно от удара.

– А?! Что?! Да вы что?! Да как вы могли?.. Как можно такое?.. – он повёл головой справа налево и обратно, чтобы не задохнуться.

– Я не дура. И всё понимаю. Это лопоухого Диму ты можешь дурить! Но не меня! – Лариса сделала паузу. – И не бандитствующих холуев Козюкова, как ты, полагаю, догадываешься, – злорадно добавила она.

Лев Николаевич покрылся смертельной бледностью. Лариса направилась к выходу из комнаты.

– Подождите! – простонал Мышенков.

– Ну?

– Пообещайте мне… – начал Мышенков.

– Говори! – рыкнула Лариса.

И Лев Николаевич заговорил. Сумбурно, перебивая самого себя, он поведал о событиях того вечера, когда Козюков нашёл свою смерть. Закончив, он с мольбой посмотрел на Ларису.

– Вы мне верите?

Лариса со скептическим видом пожала плечами. Если она заявит, что безоговорочно поверила ему, то этот субъект, пожалуй, вообразит, что и козюковцы тоже проникнутся доверием к его версии. С усмешкой она спросила:

– Если это так, то зачем затолкал труп в багажник чужой машины? Нестыковочка тут получается, согласись.

– Но ведь это же она заманила его! – горячо зашептал Мышенков. – И разве не было бы справедливым, чтобы она и отвечала за всё?

– Ты ненавидишь Бояркину, – сделала вывод Лариса. – И ты воспользовался возможностью напакостить ей. Но случился прокол. Ты прокололся, ненаглядный, со злосчастными чётками и празднуешь труса, ибо хочешь жить и процветать.

– Просто – жить, – поправил Ларису Мышенков. – Эти бандиты убьют ещё до того, как выяснят правду. Или умру от пыток, так как не выношу боли. Совершенно. И если кровь…

– Понятно, боли и крови ты не выносишь. Своей. А вот если бы это случилось с Бояркиной или Подлесным – тогда другое дело. Кстати, затихли твои враги. Видимо, убрались. Но, надо полагать, не окончательно. У подъезда, думаю, выставят пост.

– Что же делать?

– Морщить лоб и чесать репу. Сейчас позову Димку. Две головы хорошо, а три – лучше.

Лариса отправилась на балкон. Лев Николаевич проводил её недоумённым взглядом.

Возвратившись с Подлесным, Лариса указала пальцем на Мышенкова и сказала:

– Вот, Дима, твой избавитель. Оказывается, уважаемый Лев Николаич обладает эксклюзивной информацией, свидетельствующей о твоей непричастности к убийствам.

– Да ну? А почему он ничего не сказал?

– Сделай умное лицо и догадайся.

Подлесный последовал совету Ларисы, для чего нахмурил лоб и выпятил губы. Выходит, Мышенкову известны какие-то факты, подтверждающие его, Дмитрия Подлесного, невиновность в двух убийствах, однако Лев Николаевич почему-то не спешил их обнародовать. Впрочем, тут вопроса нет. Подлец он, Лев Николаевич этот сволочной. И ненавидит как Бояркину, так и его, Дмитрия Подлесного.

И вдруг его пронзила неожиданная мысль.

– Он? – Дмитрий вопросительно ткнул пальцем в темечко Мышенкову. – Это он грохнул Козюкова? Да? Так? За что?

– Давай не будем забегать вперёд, – попридержала его Лариса. – Сейчас откроем бутылочку, сядем, и он нам всё расскажет. Не спеша, подробно и обстоятельно, в духе великого своего тёзки Льва Толстого.

12

Подлесный слушал рассказ Мышенкова молча, не перебивая и не задавая вопросов. Однако вербального характера проявлений и не требовалось, чтобы любому из бросивших взгляд на Дмитрия, хотя бы мимолётный, стало понятно, что температуры кипения его организм достиг уже давно.

К счастью, Лев Николаевич, с самого начала боявшийся смотреть на него, избранной тактики придерживался неукоснительно и, полуотвернувшись от Подлесного, глядел только на Ларису. А иначе слова просто-напросто застряли бы у него в горле, перекрыли все воздуховоды и привели бы к летальному исходу.

И всё же волосы на затылке Льва Николаевича, негромко шурша, шевелились под яростным взглядом глаз Подлесного, вследствие чего тот ёжился, подёргивался, втягивал голову в плечи и периодически переходил на некие странные вскрики-всхлипы.

Лариса время от времени строго поглядывала на Подлесного, чтобы не допустить безрассудных поступков с его стороны, а когда Мышенков завершил свой рассказ и втянул голову в плечи по самые кончики ушей, спокойно произнесла:

– Всё прекрасно. И никакой трагедии. А ты, Дима, должен воспринимать эти грязные поступки нашего общего друга как мелкие пакости погоды, к примеру. Как, например, град посреди июльской жары или дождь на масленицу.

– Я так всё это и воспринял, – глухим голосом проговорил Подлесный.

Лариса продолжила:

– Пойми, Дима, жизнь прогнёт кого угодно. А наш друг вследствие комплекции и физических данных ограничен в средствах борьбы за выживание. В древнюю эпоху ему было бы несподручно лазить по деревьям в поисках питательных плодов или охотиться на диких животных типа мамонта. В эпоху средневековья ему было бы затруднительно участвовать в крестовых походах или биться на рыцарских турнирах. Однако благодаря своему гаденькому умишку подобные ему экземплярчики довольно удачно вписались в вектор эволюции, выжили и расплодились.