Две причины жить - Евгения Михайлова

Виктория стояла в прихожей, сжав кулаки. До каких пор это будет продолжаться? Угрозы, оскорбления, насилие! Когда-то ее страстное обожание превратилось в жгучую обиду и ревность, затем переросло в скрытую озлобленность и, наконец, приняло форму навязчивого и вновь такого же страстного желания. Виктория хотела, чтоб он сдох, ее муж…

Князев смотрел в презрительные глаза Блондина и убеждал его, почти гипнотизировал:

— Я все сделал. Я для этого приехал сюда из-за границы. Знал, что ты выходишь. Пойми: открыть тебе счет до отсидки или во время оной — это тебя же подставить. Да и я не был уверен в том, что за мной не следят. Сейчас ты отбыл наказание, я уже живу в другой стране. Мы свободные люди. Я завтра с утра открываю на твое имя счет в надежном банке, а днем ты идешь и снимаешь бабки.

— Так мы, конечно, и сделаем. Только утром я тебя здесь встречу, до места доведу и рядом постою.

— Пожалуйста. Смотри не проспи… Да, раз уж мы с тобой опять встретились, да еще стали неразлучными, может, ты на меня поработаешь по старой памяти?

Светлана издавала какие-то замогильные звуки. Нет, подумал Игорь, так у меня ничего не получится. С такой бабой сама мысль об эрекции абсурдна. Но вот чего ему точно не нужно, так это злить деловых и богатых клиенток, подобных этой.

Он попытался ласково свести воедино ее раскинутые ноги. Страстно зашептал куда-то в шею:

— Господи, Светик, ты меня с ума сводишь! Я так тебя хочу, даже не могу отпустить. Но сейчас сюда начнут ломиться: там клиентка пришла.

Света мычала и плохо соображала. Ему удалось ее посадить в кресло и озабоченно крикнуть в пространство: «Минуточку! Я сейчас».

— Слушай, — к Светлане вернулось сознание, как всегда, слишком трезвое, — ты с Лариской спишь? Скажи, я все равно узнаю. Эта дура мне все расскажет. Она и так всему «Останкино» дает понять.

— Да нет. Ну чего ты сразу — спишь. Просто я не могу ее грубо все время отталкивать, когда она… ты понимаешь.

— А ты отталкивай. Потому что я этого бл…ва не потерплю, понял?

— Конечно, извини, милая, ко мне уже идут. Буду ждать тебя с нетерпением.

Раскладывая свежие салфетки, он краем глаза наблюдал, сколько денег она положила на столик. О! Это Лариска — скупердяйка, которая на их близости норовит выгадать и не платит.

Тамара открыла глаза. Ей сделали операцию. Она опять в этой чудесной комнатке. Как хорошо. У окна стоит девушка. Ее зовут Дина, сиделка. Она, кажется, добрая. Но какая жуткая боль. Тамара застонала. Дина бросилась к ней:

— Сейчас больно, я знаю. Хочешь — покричи немножко, поплачь: многим помогает. У нас есть таблеточки от боли, сестра принесла. Выпей, пожалуйста. Они скоро подействуют. Тебе будет лучше, спокойнее. Ты начнешь засыпать.

Тамара слабо сжала руку Дины: «Говори, пожалуйста».

Алеша родился слабеньким и жалким. Даже сосать и плакать не умел. Но как-то сразу произошло чудесное превращение непонятного красноватого существа в распрекрасного младенца — бело-розового, с золотыми кудрями, ярко-синими глазами и ямочками на щеках. Он был приветлив и весел, охотно ел и сладко спал. Рано научился смешными гримасками приветствовать свою свиту: трех взрослых людей, постоянно околачивающихся возле его кроватки. Маму, папу и прабабушку. Судьба заранее обездолила малыша. Родители Дины погибли в автокатастрофе, когда она еще училась в школе. Дина с бабушкой, чтобы разжалобить и задобрить эту самую судьбу, иногда говорили, как две ненормальные — старая и молодая, — влюбленно глядя на малыша-красавца:

— Какой некрасивый ребенок, совсем худой и бледный, черный, косой, кривой.

Муж Дины, Вадим, смотрел на них в эти минуты с ужасом. Однажды изрек: «Самая умная и образованная женщина, по сути, —темная баба». Вадим был, конечно, светлым, положительным героем. Умен, образован, хорош собой, безумно любил Дину. Часто говорил, что любит ее больше себя, больше жизни. Кто бы мог предположить, что это страшная правда. Что совсем молодой человек, очень сильный, абсолютно здоровый физически, широкоплечий, смуглый, с ясными синими, как у сына, глазами, за несколько лет превратит свою страстную любовь в кошмар семьи. Он плакал, уезжая на три дня в командировку, однажды потерял сознание, когда к Дине зашел сосед за книжкой. Наступил день, когда он поднял на нее руку. Наступил еще более ужасный день, когда, приревновав ее к кому-то, он в отчаянии признался, что боится убить ее. Привлекательный здоровяк, самозабвенный любовник оказался тяжелейшим невротиком и психопатом. Они разводились трагически, разлучались с кровью. Вадим переехал к матери. Два раза попросил разрешения вернуться, а затем выпил смертельную дозу снотворного, вскрыл себе вены и повесился. Подстраховался. Дина долго не могла выйти из депрессии. Но однажды бабушка сказала: «Надо жить. Он — сильный человек. Спас тебя и ребенка от самого себя». И Дина тоже научилась спасать ребенка от собственной тоски, бессилия, неуверенности в будущем. От злой жизни. И дитя неизменно радовало их с бабушкой. Ему было лет пять, когда случился первый приступ. Обследование показало, что у него врожденный порок сердца. До поры до времени организм с ним справлялся, потому врачи и не заметили. У него оказалась «продырявленная» перегородка между желудочками. «Скорее всего — наследственность», — сказал кардиолог. Бабушка слегла из-за чувства вины: у нее было такое же сердце.

Алиса и Виктор Голдовские приехали на вечер встречи в физтех. Зал был переполнен. Ребята смотрели на Алису восхищенно, писали записки. Она отвечала, рассказывала о спектаклях театра, читала Цветаеву и Ахмадулину. Затем их пригласили на танцы, и они, смеясь, согласились. Выпили по бокалу шампанского. Ей как-то сразу стало хорошо. «Какие чудесные мальчики, — думала она. — Моложе нашего Петьки». Ей еще не доводилось почувствовать себя старой. Возрасту оказалось не под силу справиться с ее красотой и женственностью. Но она очень хорошо ощущала груз лет. Только вдруг захотелось от всего отвлечься. Ведь трудно ошибиться: мальчики смотрят на нее влюбленно. Алиса выпила еще один бокал и согласилась пойти танцевать.

Виктор наблюдал за ней немного удивленно и не без грусти. Она редко веселилась так безмятежно, разве что с внуком. Несмотря на возраст — шестьдесят лет, она здесь краше всех девчонок, вместе взятых. Вон как они скуксились и даже не танцуют. А к Алисе выстроилась очередь из молодых партнеров. Виктор почувствовал тянущую боль в груди. Что это? Бог мой! Неужели ревность? Ей так к лицу молодые мужчины. А он… Он просто пожилой человек, который никогда не был плейбоем. Сердце заныло сильнее. Виктор подумал о том, что, возможно, было в жизни Алисы. При всей безупречности ее поведения за все годы брака наверняка был хотя бы один мужчина, которому она дарила себя. Но все же она с ним!