Глаза Младенца - Александр Есентаев

уже не слушал. На меня смотрели глаза Младенца. И мне показалось, что в них была скорбь. Разве я заслужил такого конца – стать марионеткой с взрывчаткой в голове в руках порочных людей? Нет. Никогда я не буду марионеткой. Как только снимут наручники, я убью этого трусливого врача, Антона, наверняка контрольный чип в его голове, может, попадётся под руку ещё кто-то, и пусть мои мозги разлетятся по этим белым стенам.

Человек закончил свою речь и спросил, – может, сделать вам успокаивающий укол?

До меня не сразу дошли его слова, но, глядя в его ожидающе-сочувствующие глаза, я всё-таки понял их смысл и тихо ответил, – не подходи.

Он понимающе кивнул головой, быстро встал и вышел из комнаты. А я остался лежать на кровати. Мысли хаотично кружились у меня в голове. Мне вынесли смертный приговор. Шансов вернуться к Лили и сыну почти нет. Увижу ли я их ещё? Не знаю. Я не боюсь смерти, но хотелось бы попрощаться с любимыми, увидеть их в последний раз. Так что же делать? Не оттягивать, быстро покончить все дела с этими подлыми людьми и со своей жизнью или потерпеть – не быть марионеткой Антона, а просто выжидать? Может, удастся найти или захватить оружие и умереть более достойно, как десантник.

Я спонтанно перебирал варианты, строил планы. Но постепенно мой разум успокоился. Глаза Младенца уже не сильно мучили меня, а в некоторой степени даже утешали. Я начал платить по счетам. Значит, не так всё плохо.

Через полчаса в комнату зашёл Антон. Добродушно улыбаясь (удивительно, сотворить со мной такое, и суметь так искренне и участливо смотреть мне в глаза), он расстегнул мои наручники и спросил.

– Улеглось волнение? Я чувствую, что улеглось. Как самочувствие? У меня ещё побаливает голова.

Я молча сел на кровать, пристально смотря ему в глаза, ожидая, когда же его вопиющая самоуверенность достигнет предела, и я дам волю всем своим чувствам и мышцам.

– Я был против, Лексис, но вся операция должна идти по плану, и выхода не было. Узнай я тебя пораньше, то клянусь, до чипов дело не дошло бы. Но в жизни невозможно всё детально предусмотреть заранее.

Я удивлялся, как искренне он врёт, а может, только лукавит. Лучше бы лукавил, ложь ему дорого станет.

– Но жизнь продолжается, – воскликнул Антон, – и я приложу все усилия, чтобы с тобой ничего не случилось. Но ты и сам не плошай. А когда запланированная мной операция закончится, чип аккуратно удалят из твоей головы, и ты вернёшься к прежней жизни. Давай немного прогуляемся во дворе на свежем воздухе, а потом пообедаем вместе, нам надо подкрепить свои силы и о многом поговорить, расставив все точки над «i».

Он протянул мне руку, чтобы помочь встать, но я отстранил её и встал сам. Голова закружилась. Наверное, мне приблизительно два, три часа назад вкололи лекарство, понижающее давление, раз есть такая слабость. Антон всё предусмотрел. Мы вышли неспешно, из-за моей слабости, во двор. Свежий ветер и солнечный свет немного приободрили меня. Антон, почувствовав, что мне лучше, начал разговор.

– Повторюсь, Лексис, я хочу, чтобы всё закончилось благополучно, и ты вернулся домой к любимой жене и сыну. Можешь думать, что угодно, но я даже верю, что так оно и будет. Тебе только надо выполнять мои требования.

– Да пошёл ты, – негромко, но выразительно, с чувством ответил я.

Антон улыбнулся, совсем не обидевшись на мои слова, – я знаю, что ты не боишься смерти, впрочем, как и я. Хотя именно тебе жизнь дарит настоящее счастье. Ты познал настоящую любовь, потому что умеешь любить, и тебя любят в ответ. И ты способен развивать свой разум, значит, твоя жизнь по-настоящему может быть созидательна. Толпы людей влекут суетливое или развращённое существование, ничего не получая от жизни по-настоящему ценного и ничего по-настоящему ценного не созидая, но цепко хватаются за свою жалкую жизнь, пытаясь продлить её подольше. Их разум давно закостенел и рассыпается, но они отодвигают смерть подальше. Не понимая, что смерть им даёт избавление и новый шанс. Но они боятся такого избавления, и шансы их тают. Но ты, Лексис, достоин жизни, и не спеши умирать.

– А ты достоин жизни? – тихо спросил я.

– Я ещё в молодости прочитал один замечательный философский трактат о смерти, который научил меня жить. Парадоксально, но именно понимание сути смерти лучше всего учит жить.

Я посмотрел в глаза Младенца. Антон прав, именно смерть преподнесла мне страшный урок жизни. Антон чуть замедлил шаг, наблюдая за мной.

– Не буду скрывать, – продолжил Антон, – я убивал людей. В основном, плохих людей. Но за каждой смертью стояли десятки, сотни, иногда даже тысячи возможных невинных жертв. Я делал правильный выбор, обрекая одного или нескольких на смерть, спасая многих.

– Убив меня, кого ты спасёшь? – упрямо спросил я.

– Ты жив и будешь жить. Советую тебе забыть о микрочипе, словно его нет, а то изведёшь себя на нервной почве, – полушутя, полусерьёзно ответил Антон.

– Слушай, Антон, – громко сказал я, впервые назвав его по имени, – нет на Европе уже осмия. Его вообще уже нет. Неужели ты этого не понимаешь? А если понимаешь, то тогда зачем я тебе нужен? Это раз. И зря ты связался со мной, я для тебя больше опасен, чем полезен. И нет у тебя надо мной никакого контроля. Это два.

– Когда убедимся на все сто процентов, что осмия уже вообще нет, хотя ничего не может в природе исчезнуть бесследно, тогда и закончим операцию. А что касается твоей полезности для меня, то она есть, но не это только важно. Я тоже полезен для тебя, только ты толком это ещё не осознал. Наше взаимодействие обоюдополезно – вот в чём суть. А микрочипы, ты прав, ничего не решают, – ответил он, и после паузы продолжил, – пойдём назад, время обедать.

Мы прошли в комнату, где в середине стоял накрытый стол и два стула, а у стены – два кресла и журнальный столик с голографическим проектором. Антон пригласил меня сесть за стол и сел сам. Он налил суп себе и мне и жестом попросил начать трапезу. Мы не спеша ели, Антон иногда хвалил некоторые блюда и советовал мне попробовать. Пища была многообразная и питательная, но без излишней изысканности.

Я ел без большого аппетита, и думал, что же такое происходит со мной? Зачем я сижу здесь, и этот порочный человек, способный убить меня в любую минуту, оказывает мне внимание? Ему с