Вкус невинности - Роксана Михайловна Гедеон

над блюдом, корсаж чуть отошел от груди, и на миг стала очень ясно заметна нежная линия раздела между двумя холмиками.

- Не пейте больше, Адель. Это может вам повредить. Сегодня слишком жарко.

Она внимательно посмотрела на него:

- Вы часто бываете в таких местах, как это?

- Не так уж часто. Но если вам нравится, я готов бывать здесь каждое воскресенье.

Она допытывалась:

- А где же вы обычно бываете? В каких местах?

- В Опере, в Водевиле, в Амбигю. Или в Монтрее на скачках.

- В Монтрее! Так, значит, этот городок называется вашим именем?

Эдуард улыбнулся.

- Нет. Это мы стали Монтреями благодаря городку.

Адель произнесла, в замешательстве глядя на него:

- Представляете, я вдруг подумала, что совсем не знаю вас. Вы старше меня… На сколько?

- Полагаю, лет на двенадцать, Адель.

Мгновение она молчала, потом растерянно произнесла:

- Так ведь это получается, что, когда вы были в пансионе, я еще даже не родилась?

- Я не был в пансионе никогда, милая Адель. Я вообще нигде не учился.

- Нигде?

Какую-то секунду он и сам не мог взять в толк, почему говорит с ней об этом ей. Не в его правилах было что-то рассказывать о себе. Его прошлое принадлежало только ему и его матери, и он не делился им ни с кем. Но Адель была во всем какая-то особенная. Он произнес, не слишком, впрочем, охотно:

- Было время, когда я штудировал право в университете. Но ни в лицеях, ни в пансионах я никогда не был.

- Кто же вас учил? Ну, читать и писать?

- Сначала мама. А потом гувернантки.

- Ваша мама… Какая она?

Он покачал головой.

- Какая? Мне трудно это сказать. Я очень люблю ее.

- Мне кажется, - прошептала она, - я тоже ее люблю.

- Любите?

- Да. - Адель поспешно пояснила, заливаясь румянцем: - Может быть, это глупости, я ведь даже не видела ее никогда, но, раз ее любите вы, то, значит, и я тоже…

- Вы, стало быть, любите все, что люблю я?

- Все. Мне хочется, чтобы вам было хорошо.

Эдуард нежно коснулся губами ее руки:

- Ради Бога, предоставьте для начала эту роль мне, моя прелесть.

Он на миг задержал ее руку у своей щеки и почувствовал, как ее пальцы, робко освобождаясь, погладили его висок.

- Я уже не голодна, Эдуард, - сказала она, впервые называя его по имени. - Мне хочется пойти к Сене.

Он оплатил счет и, едва касаясь рукой талии девушки, повел Адель к выходу. Официанты кланялись им на прощанье, приглашая заходить еще. У самого выхода дорогу им неожиданно преградил мужчина в светлом сюртуке, с шелковым галстуком, повязанным вокруг шеи.

- Мадемуазель, - произнес он, приподнимая шляпу.

Адель, чуть нахмурясь, остановилась на мгновение. Она, казалось, не сразу узнала этого человека; потом лицо ее немного прояснилось и она сдержанно произнесла:

- Доброе утро, господин Лакруа.

Он окинул ее пристальным взором, раскланялся с Эдуардом и отошел в сторону, все так же не спуская с Адель глаз.

Графу де Монтрею не по вкусу пришелся этот явно заинтересованный его спутницей господин Лакруа. Скрывая раздражение, он спросил:

- Это ваш знакомый?

- Знакомый мамы, - не слишком охотно ответила Адель. - Я знала, что у него есть ресторан, но не думала, что именно этот.

- Вы, кажется, нравитесь ему.

Хмурясь, она ответила ему:

- Нет, не думаю.

Потом, на миг умолкнув, прислушалась к музыке и, просияв, воскликнула:

- А вот это уже Доницетти. Не так ли? Я права?

От жары вода в Сене стала теплой, как парное молоко. Засыпали, зарывшись в ил, утки. Стрекозы вяло перелетали с цветка на цветок. Душно было даже в густой тени огромных старых деревьев. От слабого ветра едва шевелилась высокая трава, сплошь покрывающая пологий склон холма.

Покусывая соломинку, Эдуард наблюдал за Адель. Скинув туфли, она босыми ногами шлепала по мелководью, иногда подбирала юбку повыше, заходила подальше и срывала лилии. В этот миг он видел ее стройные щиколотки, обтянутые белыми чулками и краешки кружевных панталон. Потом юбка опадала, скрывая то, чем он любовался раньше.

Адель обернулась, вся сияя улыбкой:

- Я нравлюсь вам такая?

Она бросила соломенную шляпку в траву и была сейчас в венке из трав и лилий.

- Идите сюда, - сказал Эдуард.

Она была одной из тех женщин, которым ничего не нужно для подчеркивания своей красоты, - настолько она у нее ослепительна и естественна. Встрепанная, улыбающаяся, с полураспустившимися золотистыми косами, она была прелестна сейчас; лилии отбрасывали легкую тень на ее лицо. Адель подошла, села рядом, поставив маленькие босые ступни на землю.

- Слышите? Поет соловей, - прошептала она едва слышно.

Действительно, где-то в кустах, среди цветов, разливались волшебнейшие рулады, переходящие в мелодичное щебетанье. Все будто уснуло вокруг от жары, только маленькая пташка, превозмогая густой от духоты воздух, трудилась не переставая, зачаровывая всех, кто ее слышал. Шумный вздох вырвался из груди Адель.

Она чувствовала себя, как во сне. Действие выпитого вина было в тысячу раз усилено небывалой жарой, щеки Адель пылали. Ей казалось кровь как-то иначе течет сейчас в ней - играет или кипит, что ли. Сладкая и жаркая истома проникала в каждую клеточку тела. Все ее существо будто ожидало чего-то. Сердце стучало тяжело, учащенно, дышалось не слишком свободно.

Эдуард видел, что с ней. Его состояние было немногим спокойнее. Летний зной словно туманил сознание. Наступила минута, когда молодой человек понял, что так не может дальше продолжаться: он должен прикоснуться к ней. Напряженность словно повисла в воздухе и ее надо было хоть чем-то разрешить. Его рука потянулась и обвила талию Адель; девушка коротко вздохнула, будто ждала этого, и совсем легко, гораздо легче, чем он предполагал, подчинилась ему. Он откинулся назад, ложась в траву и увлекая ее за собой. Она упала ему на грудь, их глаза встретились, и оба на какой-то миг замерли.

Он видел ее лицо теперь совсем близко: кожа ее дышала теплом, легкая испарина покрыла высокий лоб, губы были полуоткрыты. Адель прерывисто прошептала:

- Что я должна делать теперь?

Он поневоле рассмеялся, удивленный этим наивным вопросом, хотя, честно говоря, невыносимая дрожь желания пробегала уже по его телу.

- Ничего, - проговорил он негромко, прослеживая кончиками пальцев овал ее лица. - Ничего, Адель. Доверьтесь мне, и