Верхний ярус - Ричард Пауэрс

— Он имеет в виду, что если это неправильное дерево для сиблинга?

Отец небрежно отмахивается от столь нелепой идеи.

— Мы просто должны выбрать красивое.

Заплаканный Адам не покупается на такое объяснение.

— Нет, пап. Ли вечно понурая, как ее вяз. Джин прямая и хорошая. Железняк Эммета — да ты посмотри на него! А мой клен краснеет, как и я.

— Ты это говоришь только потому, что уже знаешь, кому какое дерево принадлежит.

Когда Адам станет старше, чем его отец сейчас, он будет рассказывать выпускникам психологического факультета о чем-то подобном. Контекстуальный стимул, прайминг, предвзятость подтверждения, слияние корреляции с каузальностью — ошибки, встроенные в разум самых проблемных из больших млекопитающих. Адам построит карьеру на этой теме.

— Нет, папа. Мы должны выбрать правильно. Мы не можем просто выбрать.

Джин гладит его по волосам.

— Не волнуйся, Дэмми.

Ясень — это благородное тенистое дерево, источник многих лекарств и настоек. Его ветви напоминают канделябр, но незрелая древесина обжигает.

— Давайте каноэ, — кричит Эммет.

Железняк сломает топор, ты даже не успеешь срубить это дерево.

Как обычно, отец подтасовывает выборы.

— Победил черный орех, — говорит он, и с демократией покончено.

По случайности в американском дендрарии не находится ничего лучше для малыша Чарльза: это внушительное прямослойное дерево с такими твердыми орехами, что их приходится разбивать молотком. Дерево, которое отравляет почву под собой так, что на ней больше ничего не растет. Но древесина его такая изысканная, что орех частенько становится добычей браконьеров.

Саженец привозят еще до появления младенца. Отец Адама, проклиная все вокруг, тащит завернутый в мешковину корневой ком к дыре, вырытой в совершенной зелени газона. Адам стоит вместе с братьями и сестрами на краю ямы, но тут видит нечто ужасающе неправильное. Он не может поверить, что никто не вмешивается.

— Папа, остановись! Ткань. Дерево задыхается. Его корни не могут дышать.

Отец фыркает и не обращает внимания. Адам бросается в яму, чтобы предотвратить убийство. Вес корневого кома приходится на его худенькие ножки, мальчик кричит. Отец произносит самое ужасное слово из всех. Он выдергивает Адама за руку из живой могилы и швыряет сына через газон прямо на крыльцо. Мальчик лежит на бетоне, горько рыдает, но не от боли, а из-за непростительного преступления, учиненного над деревом будущего брата.

Чарльз приезжает домой из больницы, тяжелая беспомощность, завернутая в одеяло. Месяц за месяцем Адам ждет, что задушенный черный орех умрет и заберет с собой младенца, который задохнется от собственного покрывала с клоунами. Но оба выживают, что только доказывает Адаму: жизнь старается сказать нечто, чего никто не слышит.

ЧЕТЫРЕ ВЕСНЫ СПУСТЯ, когда листья начинают распускаться, дети Эппичей дерутся за то, чье дерево самое красивое. Они спорят снова, когда появляются семена, а позже орехи, и наконец во время осеннего прилива цвета. Здоровье и сила, размер и красота: они спорят по поводу всего. У каждого дерева есть свое выдающееся качество: ромбовидная кора ясеня, длинные составные листья ореха, дождь кленовых вертолетиков, раскинувшаяся, похожая на вазу крона вяза, бороздчатые мускулы железняка.

Адаму девять, и он решает провести выборы. Прорезает щель в картонном яйце, чтобы сделать ящик для тайного голосования. Пять бюллетеней, пять деревьев. Каждый ребенок голосует за свое. Начинается второй тур. Эммет покупает голос четырехлетнего Чарльза за половинку шоколадного батончика, а Джин голосует за клен Адама из-за того, что можно назвать любовью. Все сводится к железняку против клена. Агитация ожесточенная. Джин помогает Адаму делать листовки. Ли берет на себя обязанности менеджера Эммета. Для лозунга Ли и Эммет переиначивают стихотворение, которое они нашли в старом школьном ежегоднике отца:

Пусть работа мала,

А награды редки.

Даже могучий железняк

Был орешком, как ты.

На это Адам и Джин делают плакат:

Голосуй-ка за клен, юный друг,

Ведь в Канаде он — главный продукт.

— Не знаю, Дэмми, — Джин на три года старше и потому увереннее держит руку на пульсе электората. — Они, возможно, не поймут.

— Забавная надпись. Люди любят забавное.

Они проигрывают выборы, три к двум. Адам куксится следующую пару месяцев.

АДАМУ ДЕСЯТЬ ЛЕТ, он — одиночка. Дети его травят. Как-то раз брат берет Адама с собой в поход, а там дает попить из баклаги мочи со льдом. В парке редкие друзья говорят ему, что от картофельных чипсов может позеленеть кожа на голове. Адам в панике бежит домой, но мать лишь попрекает его за то, что он такой доверчивый. Адам не может понять, почему люди делают то, что делают. От такого невежества все вокруг еще больше хотят его обмануть.

Адам держится замкнуто, но даже его захудалый участок позади дома — это пристанище для миллиона существ. «Золотой определитель насекомых», банка с пробитой крышкой — и обычный воскресный день превращается в мечту коллекционера. Вооружившись «Золотым определителем ископаемых», Адам приходит к выводу, что бугорки и комочки на каменных плитах двора — это зубы ихтиозавра, вымершего задолго до того, как млекопитающие стали хотя бы вставным номером на лесных подмостках. «Золотым определителем жизни в пруду», «Золотым определителем звезд, камней и минералов, рептилий и амфибий»: люди в таких делах совершенно излишни.

Месяцы проходят в сборах образцов. Совиные катышки и гнезда иволги. Сброшенная кожа полоза, полная, с кончиком хвоста и глазными перепонками. Пирит, дымчатый кварц, серебристо-серая слюда, отслаивающаяся чешуйками, похожими на листочки бумаги, и кусок кремня — Адам убежден, что это наконечник палеолитической стрелы. Он записывает дату каждой находки, снабжает ярлычком с местом, где та была найдена. Коллекция сначала занимает всю комнату мальчиков, потом выливается в коридор. Даже в святая святых, в гостиной, начинают попадаться экспонаты.

Однажды зимой Адам возвращается домой из школы и выясняет, что весь его музей отправили в мусоросжигатель. Он с плачем бежит по комнатам.

— Милый, — объясняет ему мать, — это же был мусор. Заплесневевший мусор с кучей жуков.

Он дает ей пощечину. Она отшатывается от неожиданности, прижимает руку к лицу, уставившись на мальчика. Не может поверить в свою боль. Она не понимает, что случилось с ее сыном, тем самым, кто еще в шесть лет взял у нее из рук влажное кухонное полотенце и сказал, что теперь займется всем сам.

Отец Адама узнает о пощечине вечером. Он преподает сыну урок, сильно выворачивает ему запястье, то трескается. Никто даже не понимает, что это перелом, пока рука не раздувается и странно синеет, прямо как