Мой дом там, где любимый - Марта Шилдз

Алекс медленно покачала головой.

— Потрясающе. Твоя мать, наверное, была очень сильной женщиной.

Хэнк задумался. Он всегда считал свою мать маленькой и хрупкой. Но сейчас понял, что она просто казалась маленькой, потому что рядом был его отец. Он обращался с ней как с нежным цветком, и Хэнк тоже. Но она, несомненно, была сильной — и не только физически. Она терпела его отца все эти годы. Его тоже.

— Да, пожалуй, ты права.

— Представляю, как тебе было трудно, когда родители умерли.

— Ты знаешь, что произошло?

— Ты сказал, они утонули во время наводнения.

Хэнк заговорил, преодолевая внезапно возникшую боль в груди:

— Один из наших быков застрял в овраге на юге владений. Они бросились спасать его. Бык выбрался. Они — нет. Когда лошади вернулись одни, то работники стали их искать. Через несколько часов они нашли маму и папу в полумиле вниз по течению.

Алекс помолчала, потом проговорила:

— Тебя не было дома в тот момент?

Он покачал головой.

— Меня нашли только на следующий день. Я был по дороге из Мескуайта в Эбилин.

— Сейчас ты мучаешься из-за того, что не был там. Особенно из-за матери.

Хэнк изумленно посмотрел на нее.

— Ты угадываешь мысли.

— Нет, но могу понять, что мучает людей. Жизнь научила.

И прежде, чем он успел что-то спросить, она продолжила:

— Жалко, что я не могла познакомиться с твоей матерью.

Хэнк попытался представить мать и Алекс вместе. На удивление, это оказалось очень легко.

— Ты бы ей понравилась.

— Вот как? Почему ты так думаешь?

— Вы очень похожи. Ты много работаешь, быстро схватываешь, умеешь постоять за себя.

— О!

Они некоторое время молчали, потом Хэнк попытался снова перевести разговор на Алекс:

— А как ты родилась? Если Ла-Нет не больше Дубойса, там, наверное, тоже нет больницы.

— Нет, — ответила она. — Но там был врач, который помогал при родах. Он еще работал, когда я уезжала.

— И когда ты уехала?

— Шесть лет назад. Мне было девятнадцать. Когда тебе было девятнадцать, ты уже два года жил сам, не так ли?

Хэнк покачал головой. Узнать что-нибудь об Алекс было не легче, чем затолкать быка в стойло. И она же обвиняет, что он ничего не рассказывает. Пожалуй, придется сначала рассказать немного о себе. Возможно, она тоже расслабится и поведает о своей жизни.

Он поудобнее устроился на сиденье.

Рассказать о себе. Для Хэнка это было довольно тяжело.

— Ты уехал из дома, чтобы быть подальше от отца? — спросила она.

Хэнк потянул ручной тормоз и повернулся лицом к ней.

— Вернее, я сбежал, потому что он выгнал меня. Однажды мы подрались, и когда я вернулся через четыре дня пьяный, он орал так, что стекла дрожали.

— Похоже, ты это заслужил, — заметила Алекс.

Хэнк поскреб подбородок.

— Возможно. Не думаю, что он действительно хотел меня выгнать, но я понимал, что ничего хорошего не выйдет, если я останусь. Меня тогда уже неплохо знали в местных кругах родео, и я решил стать профессионалом. Я бросил школу, приврал насчет возраста и получил членскую карточку ПАКР. — Она непонимающе заморгала, и Хэнк уточнил: — Профессиональной ассоциации ковбоев родео.

— Но разве можно бросить дом, в котором вырос, свою семью?

Ее глаза расширились и смотрели на него мрачно, обвиняюще. Смущенный ее явной болью, он понизил голос.

— Я думаю, многие так поступают, Алекс. Ты ведь уехала?

Она покачала головой, и солнечный луч, пробившийся сквозь заднее стекло, заиграл в ее распущенных волосах.

Ему безумно захотелось зарыться в этот каштановый шелк.

— Я это сделала не по своей воле. Я… — Она отвернулась, и ей в глаза бросился дорожный знак. — Мы остановились.

— Минут пять назад.

— Да, я и не заметила.

Он усмехнулся.

— Правда?

— Прости мое любопытство, но я…

— Не извиняйся. Итак, почему же это случилось?

Она резко повернулась к нему.

— Слушай, зачем тебе знать о моем прошлом?

— А зачем тебе знать о моем? — парировал он.

Краска залила ее щеки. Алекс отвернулась.

— Ты забыл, что я южанка, вспомнил? Мы любопытны.

— Ты доказывала мне пару дней назад, что следует обсуждать вопросы, что нужно доверять друг другу. Почему бы тебе тоже не попробовать?

— Хорошо. — Она тяжело вздохнула. — Ты хочешь слушать всю историю сейчас? Почему бы нам не отложить разговор? На обратном пути будет масса времени.

Хэнк изучающе посмотрел на нее. Она обещала, но он не сомневался, что она попытается уклониться от разговора.

— Ты стыдишься своего прошлого?

— Не совсем так.

— Тогда что же?

Она взорвалась.

— Ненавижу, когда меня жалеют! Все, сказала! Доволен?

— Нет. Ты, как обычно, не сказала ничего. Почему я буду жалеть тебя?

— Потому что я выросла в сиротском приюте!

Хэнк откинулся на спинку. Он читал «Оливера Твиста», слышал истории об ужасах в сиротских приютах и знал детей, которые жили с приемными родителями. Но ему не приходилось встречать человека, выросшего в сиротском приюте. По крайней мере, он не знал таких людей.

У него сразу возникли сотни вопросов. Знала ли она родителей? Хотела ли, чтобы ее удочерили? Но он знал, что на расспросы уйдет много времени.

— Ты права. Мы поговорим по дороге домой.

Алекс, не отрывая глаз, смотрела, как он открыл дверцу и обошел вокруг машины. Когда он открыл перед ней дверцу, она спросила:

— Ты ничего не скажешь? Никаких «Ах, бедняжка» или «Мне так жаль»?

— Бывают вещи и похуже, чем детство в приюте. Ты же не хочешь, чтобы тебя жалели?

— Просто я… О, не беспокойся. Почему ты не заходишь в магазин? Мне ведь не нужно идти с тобой.

Он взял ее за руку.

— Нужно. Мы подберем тебе пару сапог для верховой езды.

— Подожди минутку. Я видела каталоги в доме. Самые дешевые сапоги стоят больше сотни долларов. Я не могу позволить себе…

— Не беспокойся. Я покупаю.

— Что? Ты и так уже заплатил авансом за ремонт моей машины. — Она прищурилась. — Мне не нужны подачки.

Он выругался сквозь зубы. Теперь, узнав о ней больше, он понял ее поведение. Но ей нужны эти сапоги, и он намерен купить их.

— Это не одолжение. Ты заработала эти деньги, делая по дому больше, чем положено тебе. Кроме того, ты отработаешь эти деньги, когда будешь кормить меня и моих работников во время перегона скота. Но для этого тебе нужно научиться ездить верхом. А ты не научишься ездить верхом в тех мягких тапочках, что были на тебе позавчера.

Она недоверчиво покосилась на него.

— У меня хорошо получалось. Ты сам сказал.