Кровавый пир - Андрей Зарин

Чуя себе большую наживу в этом деле от Лукоперовых, воевода тотчас послал боярского сына Калачева с упреждением о жалобе Чуксанова.

– Да закинь им, – наставлял посланца воевода, – что, дескать, думаем мы сыск начать!

– Знаю, боярин! – ответил смышленый Калачев и уехал пугать сыском Лукоперовых.

Василий ушел от воеводы с опущенной головою. Сразу по всему он учуял, что не добыть ему правды от воеводы, и сердце его опять наполнялось непримиримою злобою. Почитай, с детства его травили. Годов в десять он сиротой остался на руках старого дядьки и с той поры не знал доброго слова. Рос как волк в лесу. Только Наташа и согрела его сердце, а люди и тут прислужились!

«Эх! Да уж задам я вам поминки! – злобно думал он и снова мечтал о Наташе. – Коли любит она, так везде за ним уйдет. Увидела, чай, что ее родня за люди. А коли уйдет за ним, так ему нигде не страшно. Везде он в люди выйдет!..» – и он даже улыбнулся при этой мысли.

Обедая со своим кабальным, Василий не выдержал и поделился с ним своим горем.

– Ничего не осталось у меня. Только ты да изба эта, и вот тебе мой зарок: володей избой и иди куда хочешь, ежели воевода их не присудит!

– Милостивец ты мой! Государь – батюшка! – упал ему в ноги Аким. – Пошли тебе Бог за это счастья и радости!

– Ты лучше за это службу мне справь, – сказал ему Василий, – возьми моего коня и гони в усадьбу ворога моего. Больным скажись, будто немой ты, и Еремейку – знахаря требуй. Свидишься с ним и скажи: господин‑де мой мне наказывал государыню Наталью повидать и спросить: будет ждать она али нет! С тем ответом назад скачи. Да живо поворачивайся!

– Мигом, милостивец! – угодливо ответил Аким и тотчас пошел во двор. К вечеру он уже скакал к Широкому.

«Чует, чует мое сердце недоброе», – грустил Василий, и в душе его смутно складывались планы кровавой мести.

VIII

Через четыре дня Василия призвали к воеводе. Он вошел и увидел в переднем углу, под образами, старика Лукоперова. Маленькие глазки его горели злым блеском, голый череп был красен, и тонкие губы его кривились усметкою. Василий побледнел, увидя его, и с отчаяньем стиснул зубы.

– Ну, ну! – заговорил Лукоперов. – Как ты это нас перед воеводой оплел, рассказывай!

– Что ж это, сучий сын, – зарычал на него и воевода, – ты мне облыжно показывал, а? Что ж ты не сказал, что, дворянскую честь пороча, через тын лазил, евойную дочку сбивать, а?

– Я не сбивал его дочери. Мы любим друг друга! – твердо ответил Василий.

Для воеводы, который сватался к Наталье и получил отказ, эти речи были горше полыни.

– Любите?! – заорал он. – Ах ты смерд! Нищий, голытьба – и к такому богатею! Любите?! А что же ты не сказал, что избил Сергея Ивановича!

– То у меня прописано, – ответил Василий, – я от него оборонялся.

– Оборонялся так, что он и сейчас больной лежит, – визгливо заговорил старик Лукоперов. – Может, я его хоронить буду, а ты еще наплел, что он твою усадьбу сжег, паскудник, прощелыга!

Василий даже пошатнулся.

– А кто же? Кто же надругался надо мною? Коли воевода не сыщет с вас, я сам сыщу! – крикнул он злобно.

– Ну, ну! Воевода сыщет! – сказал воевода. – Вот что! Я тебе его, Иван Федорович, головой выдаю! Чтобы не плел в другой раз по злобе!

Все, но не такое уж издевательство, ожидал от воеводского суда Василий. Ноги его точно приросли к полу, язык словно отнялся. «Где же правда‑то?» – мелькало в его голове, а в ушах в то же время раздавались голоса воеводы и Лукоперова.

– Ну его к шуту! – злобно говорил Лукоперов. – Что мне в его голове. Рад, что его песье гнездо выжгли. Место поганить не будет! Выдери его – да и взашей!

– Это ты правильно! – согласился воевода. – Правильно и милостиво. Ему бы надо плетюков надавать. Ну, да Бог с им! Осип, позови трех стрельцов!

Василий очнулся:

– Ты не смеешь того, воевода! Это не по закону! Я дворянин! Я до царя пойду!

– Эй, голова, голова! – добродушно сказал воевода – Чего кипишь? Знаешь ли ты, какое время нынче? Мне государь в наказе волю дал: хочу живого в воде сварю. А ты: «не смеешь»! А к царю идтить я не пущу. Как пойдешь, ну – кась! Ничего, Василий Павлович, покрестись да и ляг! Ну, вы!

Трое стрельцов бросились на Василия, и опять началась дикая расправа.

После ста ударов Василия подняли. Кровь текла с него.

– Ну вот и остыл, молодец, – ласково сказал воевода. – Благодари его, милостивца, что только блох попугали. Оденься‑ка да слушай! Время теперь смутное, страшное. От царя указ – служилых людей набирать, так я с тебя почин сделаю! Быть тебе государевым стрельцом! Калачев, сведи его в избу вместях с Антошкою да Митькой. Иди с Богом!

Василий промолчал, тупо смотря в землю. Его свели в избу, где жили стрельцы Антошка с Митькою, и дали ему там палати, стол и лавку, потом перенесли его оружие и привели его коня, а с ним вместе пришел и Аким.

Василий лежал на лавке, но, увидя Акима, позабыл про боль и сел.

– Ну что?

– Я не смог увидеть ее, – сказал Аким, – а старик сказывал, что она передать велела, что, окромя тебя, никого любить не будет!

Слезы радости брызнули из глаз Василия. Он кивнул Акиму.

– За такую весть и коня возьми! – сказал он. Аким повалился ему в ноги.

Легко и весело стало на душе у Василия. Теперь он знал, что будет делать, лишь бы спина зажила. Голубушка, уж он ее вырвет из когтей воронов! А им, извергам… Ништо, отольются им все удары, попомнят они все сделанное, кровью все смоют, да потихонечку, не сразу. Будут умирать и поминать Василия.

Попомнит и воевода свой суд праведный.

Ему вспомнилось представление скоморохов, и он злобно засмеялся. Все показали, как и взаправду деется.

– Нет, воевода, не к царю пойду, а сыщу этого самого Стеньку Разина! – почти вслух проговорил Василий. – А уж с ним и к тебе в гости!

Вспомнились ему наставления Еремейки. «Правда твоя, старик! Спасибо за наущение!..»

И, горя местью, Василий быстро поправлялся, а через четыре дня встал на ноги. В ночь он приготовился бежать. Снарядился, прицепил к боку саблю и сосчитал деньги.

Рано утром, лишь только открыли ворота, он выскользнул из города, прошел посад, надолбы и вышел в поле. Вдруг до него донеслись крики. Из города прямо на него скакали два стрельца.

– Ей! – кричали они. – Куда ты? Вернись!

«Погоня, – подумал Василий, – ну да ладно!«И он остановился.

– Ты што это, леший, шутки шутишь! – сказал первый стрелец, подъезжая к нему, но Василий вдруг махнул саблею, и полетела с плеч стрелецкая голова. В ту же минуту Василий сбросил труп с седла и, вскочив на коня, погнал его. Другой стрелец испуганно одернул лошадь и вернулся в город.

Нещадно гнал коня Василий, опасаясь погони. Он скакал до глубокой тьмы, скакал до той поры, пока конь его не захрапел и не свалился, весь покрытый кровавою пеною.

Василий соскочил, ослабил подпругу, но конь захрипел и сдох. Василий торопливо снял с его седла ружье, два мешка, один с порохом и сечкой, другой – с толокном и сухарями, да епанчу, и, оставив коня, быстро пошел в сторону от дороги. Теперь для него уже не было иного исхода. К Стеньке Разину!

Василий не знал, как он найдет его, и решил идти берегом вниз по Волге.

– Пождите, воевода да дворяне богатые, вспомните вы и сермяжного дворянина! – бормотал он, идя по песчаному берегу реки.

IX

Ночная тьма спустилась на землю. Идти стало трудно. Уже Василий хотел опуститься на землю и сделать роздых, когда увидел вдали краснеющий огонек. Он быстро оправился и пошел прямо на огонь. Свет то исчезал, то снова появлялся. Василий шел с добрый час и наконец приблизился настолько, что мог разглядеть людей, сидящих вокруг костра, над которым висел черный котелок. Вокруг костра сидело шесть человек, судя по костюму, голытьбы. Четверо из них были босоноги и только двое в лаптях. Одеты они были кто в зипуне, кто в посконную рубаху.

Василий колебался, подойти ли к ним, как вдруг до него донесся отрывок разговора:

– Ен, батюшка, им потачки не дает. Не бойсь! – и Василий решился.

Он быстро приблизился к костру и громко сказал:

– Дай вам, Боже! Пустите, молодцы, толокна сварить!

Сидевшие испуганно повскакали со своих мест, и один из них поднял топор, другой ухватил двузубые вилы, третий рогатину.

– Кто ты? Чего тебе надо? – грубо спросили они, подозрительно оглядывая его костюм и оружие.

– Сирота горький! – ответил им Василий. – Иду к Стеньке Разину правды искать.

– Ой ли? – недоверчиво сказал рыжий лохматый богатырь с кривым глазом.

– Вот ей – Богу! Бежал из Саратова, стрельца убил, коня загнал!

– Ну, ну! – заговорили все, кладя свое оружие. – Бог с тобою! Садись! Мы тут уху варим, подбрось толокна, что же!

Василий вздохнул с облегчением и сел между рыжим кривым и черным, маленьким, коренастым, как дуб, молодцом.

– С чего ж это ты так? – спросил его черный.

– Пожди! – остановили его. – Поначалу похлебаем, а там и погуторим.