Пьяная Россия - Элеонора Кременская

Мать укладывала кота наподобие грудного младенца и, поместив так, начинала укачивать. Мишка был доволен. Под мерное покачивание он довольно скоро засыпал и сопел громко, без притворства, уткнувшись носом в ее полную грудь, видя сны и расслабившись до уровня тряпичной куклы.

Мать он любил и боготворил, часто выражал ей свою признательность, подходил и лизал шершавым языком ей руки, а когда она отнекивалась и отстраняла его, он находил способ обязательно лизнуть ее в ногу.

Он всегда встречал ее у входной двери, а она, не понимая его, думала, что он ждет только вкусненького и шла торопливо наливать в блюдечко ему клубничный йогурт, лакомство, которое он понимал превыше всего и разгружая сумки, говорила ему о том, что он слишком много ест.

Животные почти не умеют лгать. И Мишка был явным тому подтверждением. Выражением глаз и морды, своими поступками, он бессчетное количество раз высказывал свою безграничную преданность матери Марка и восхищение ею.

Марку много раз казалось, что кот даже голос изменял, мяукая с нею. Мать ворковала ему о чем-то, о своих каких-то делах, а кот отвечал ей преувеличенно мягко и певуче мурлыкая.

Отца кот не замечал. Он был для него нечто вроде мебели или скорее удобного кресла. После работы отец, плотно поужинав, обычно располагался на диване и Мишка тотчас же забирался ему на живот. Отец, недовольно что-то пробурчав, все-таки, не сталкивал Мишку прочь, а позволял расположиться. И оба, поглядев немного вокруг сонными глазами, крепко засыпали. Впрочем, происходило это каждодневное шоу с вариациями. То отец смотрел некоторое время новости по телевизору и естественно ругался, размахивал руками и из положения, лежа, вконец рассердившись, немедленно садился, а кот шипел на него недовольно, шерсть у него вставала дыбом и он, распушив хвост, уходил восвояси, забираясь с головою под покрывало на кровати у Марка. То отец шуршал газетой и читал, иногда находя интересные места, громко, с выражениями и смехом, адресуясь в основном матери, которая с кухни плохо слышала, отцу приходилось орать и кот негодуя на такое отношение к его персоне, видимо, в его глазах, весьма уважаемой, опять-таки слетал с колышущегося живота отца, выгибал спину дугой и вообще выражал всем своим видом негодование и презрение. В глазах у него читалось возмущение и недоумение, как же это может такое быть, чтобы ему, удобно устроившемуся на толстом теплом животе, не давали спать и кто? Мебель!

Впрочем, доставалось и Марку. Кроме утренних насильнических побудок он приставал к Марку с играми. Если ему хотелось играть, он просто подбегал и кусал Марка за тапку. И легче было уступить, потому что не раз уже отказывая, мальчик получал от кота такое… в виде разодранной обуви или лохматых клочков от ученической тетради…

У кота были странные вкусы. Он отвергал все магазинные игрушки, игнорируя пушистых искусственных мышек и звенящих шариков, предпочитая таскать за шнурки старую потасканную кеду Марка. Каждый раз, он трепал ее и бросая на пол, ждал, замирая, а вдруг, оживет.

Марк вынужден был от него прятать шариковые ручки и карандаши, так кот наловчился из ванной таскать зубные щетки. Щетки он подбрасывал в воздух, ловил, прижимая лапами, а потом гнал их мордой по всем комнатам, чтобы забить в конце концов под кровать или под шкаф.

Все газеты отца он, так или иначе, рвал и с наслаждением, разбегаясь, ездил в бумажных клочках, точно также ездят мальчишки на ледяной дорожке, разбегаясь и падая на колени.

Марк пытался его приучить к цивилизованным играм, к бантику на веревочке, но Мишка поиграв немного, быстро остывал, переходя к своим разбойничьим повадкам. И очень обижался, если Марк его ругал, а ругал он его довольно часто. От обиды кот переходил к неприкрытой враждебности и мстительности, затаивался где-нибудь под кроватью, а потом, вдруг, неожиданно выбегал и плевался, сильно смахивая при этом на редкостную змею. Марк просто не знал, что с ним делать, у него было такое впечатление, что он обзавелся младшим братом. И брат этот имел весьма противный характер. Он не мог отгородиться от кота, как это всегда делал дед, не мог просто не пускать его в комнату, сколько бы он не мяучил и не царапался под дверью, у Марка было довольно чувствительное сердце, и кот этим активно пользовался.

По совету Роберта, Марк решил наладить с котом телепатическую связь, и тем самым дать ему понять, что он им занимается и его понимает, так иногда некоторые более-менее умные родители наводят контакт со своим нервным ребенком и дают ему понять, как они любят его, жертвуя при этом своим собственным здоровьем и своей собственной нервной системой. Впрочем, многим родителям далеко до телепатии, далеко вообще до понимания сути своего чада, как правило, не являющимся их собственностью, даже, если они и родили его в муках, а пришедшему в их семью из другой жизни с уже спланированной адонайцами программой…

Марк выждал, когда кот уснул, как всегда, на толстом животе отца. Вышел из гостиной на цыпочках, заглянул в кухню, где безмятежно напевая, мать месила тесто для пирогов. Пришел в свою комнату, уселся на кровати и мысленно представил свой ежедневный утренний сон с огромным мешком корма, который он предлагает коту. Кот при этом светился от счастья. Открыв глаза, Марк чуточку напрягся, объяснив коту, что все это явь, он, мол, только что сбегал в магазин и купил мешок корма, вот он стоит посередине комнаты, а взглянув на дверь, Марк явственно увидел радостно вбегающего кота.

Тут же, Марк услышал возню, стук падения, возгласы и мяуканье из гостиной. Вбежали двое. Отец, с недоумением и кот с недоверием. Оба оглядывали комнату так, как будто ждали, действительно ожидали от нее чудес.

Оказывается, отцу привиделся явственный сон с мешком корма, в котором он, довольный жизнью и судьбой сидел и ел. Кот взглядом подтвердил, что и ему это же привиделось. Недоверчиво и с подозрением Мишка долго-долго глядел в глаза Марку, явно не понимая, как же это он мог, какой-то человечишка, наладить с ним контакт? Как?..

6

Кристина должна была стать очень красивой в будущем. Она и в девять лет выглядела настоящей красавицей. У нее были темные, каштановые волосы, густые и блестящие, очень своеобразно они закручивались в мелкие кольца. Кристине каждый раз приходилось долго воевать с ними, расчески у нее менялись каждую неделю, потому что даже самые крепкие из них неизменно ломались, застревая в гриве ее волос.

Иной раз ей удавалось сладить с ними и заплести в толстую тугую косу, но каждый раз непостижимым образом волосы высвобождались сами по себе, и уже часа через два голова у Кристины напоминала нечто между взрывом Вселенной и головой с кучей шевелящихся змей, словно у Медузы Горгоны.

Но чаще Кристина просто перевязывала волосы широким бантом и они пышным хвостом лежали у нее на спине, вызывая жгучую зависть у девчонок.

Черты лица у Кристины были почти законченными, во всяком случае, без труда можно было представить ее более взрослой, когда она станет весьма привлекательной девушкой. Вот только глаза останутся неизменными, ярко-зелеными с золотыми искорками, будто солнечные лучики, пойманные взглядом Кристины прочно окружили черные ее зрачки, чтобы нет-нет да и подстрелить кого-то с романтическим сердцем.

Впрочем, в плен ее взгляда сразу же попался один поклонник.

Парень сидел в четвертом классе уже третий год. Он был переростком, занимал сразу два стула на «камчатке». У него уже лезли усы, отдельные черные волоски торчали неровными клочками над его верхней губой и чем-то напоминали усы крысы. Он был невыносим.

Волосы у него почти всегда бывали грязные. Одежда вечно измятая, кроссовки затасканные до неопределенного серого цвета, сменку он в школу не носил.

Парня звали Васей, из неблагополучной семьи, он любил выпить пива и курнуть травки. Вася был тупицей. Ничего не читал, ничего не знал, не умел даже подойти к компьютеру и играл разве что в телефонные игрушки, слушал какую-то дикую музыку с визжащими и вопящими голосами. И всегда имел одну непоколебимую точку зрения, в основном сводящуюся к тому, что все учителя – козлы, отличники – стукачи, а прочие взрослые и дети – просто его враги.

В классе Васю боялись и заискивали перед ним, надеясь лестью отвести от себя беду. Он был ничтожеством, но все его страшились и с ужасом беспомощно наблюдали, когда он кого-нибудь загонял в угол и бил там, безжалостный и очень сильный.

При нем боялись получить пятерку и вздыхали облегченно, когда он прогуливал уроки, а проделывал он это довольно часто.

Вася вносил в традиции школы некое новшество, где главное – не ум и успеваемость, а физическое насилие и неуправляемая злоба. Наравне с хамоватым отношением к учителям и откровенным матом, он мог посреди урока смачно рыгнуть или громко пустить газы.