Алкоголики - Джим Томпсон

— Ну, наверное...

— Не «наверное», Джеф, а вы именно такой. И вам следует с этим смириться — принимать себя таким, какой вы есть. Пока все ваши страхи весьма иллюзорны, они ни на чем не основаны. Но если вы и дальше будете пить, у вас появится вполне реальный повод для беспокойства. Вы начнете избегать людей, бояться услышать их мнение о вас, почувствовать их пренебрежение. Ваша работа начнет пробуксовывать, и чем дальше, тем больше. Короче, вы не только будете считать себя остолопом, вы действительно им станете. При всем моем уважении к пациентам, я вынужден называть вещи своими именами. Джеф кисло улыбнулся:

— Ваша правда, док. Я действительно вел себя как последний дурак. Но...

— Да?

— Ну, это... Не скажу, что я сильнее или лучше этих ребят, но вряд ли мой случай так уж...

— Ясно, — тихо произнес док, не зная, смеяться ему или плакать. Никакого проку от всех этих бесед. Никогда. Все они неглупые люди, и ты стараешься, чтобы они поняли. Они слушают и кивают, время от времени вставляя словцо. А когда ты им все выложишь... — Ясно, — повторил он. — Берни Эдмондс — вот уж, действительно, стоящий парень. А генерал, а Холкомы — вы же знаете, кто они такие. Большие люди, с мозгами, но уже не могут с собой справиться. А вы еще можете.

— Но, док, — смутился Джеф, — я ведь не это имел в виду. Понятное дело, мне теперь надо следить за собой, пить с оглядкой, но...

— Но вы пока не алкоголик. Не настоящий алкоголик. Просто слишком много пьете и вам надо это прекратить, вот и все. Возможно, вы и правы. Я распоряжусь, чтобы вам принесли одежду, и можете быть свободны.

— Свободен! — Джеф резко выпрямился. — Н-но... меня еще немного пошатывает, док!

— Ну, это дело поправимое, — ответил доктор Мэрфи. — Заложите пару бутылок за пояс — они помогут вам держаться прямо — и вперед! Но прежде чем вы уйдете, будьте добры, сделайте мне одно небольшое одолжение. У меня проблема, которую я хотел бы обсудить с вами — строго конфиденциально, вы понимаете, — и, возможно, вы мне что-нибудь подскажете. Мне нужна помощь, но здесь никого нет, кроме этих алкоголиков, и...

Недовольно пожав плечами, он встал со стула. Джеф тоже поднялся, пытливо глядя доктору в лицо.

— Послушайте, док. Я ведь не... Вы меня, наверное, не так поняли.

— Я вас понял. Вы не алкоголик, а мне как раз и нужен такой человек. Кто-нибудь, кто сможет дать дельный и непредвзятый совет. Вы ведь хотите мне помочь? Это займет всего несколько минут, и можете отправляться домой.

— Но... — Джеф все еще сомневался, пытаясь уловить иронию в словах или выражении лица доктора. Но ничего подобного не обнаружил. Что ж, неудивительно. Доктору Мэрфи было хорошо известно, как бесполезно убеждать людей, когда они чего-то не хотят. — Хорошо, док, — наконец согласился Джеф, — но только я не знаю...

— Я все объясню, — пообещал доктор и, выйдя из комнаты, стал подниматься по лестнице.

Они остановились у комнаты номер 4, и док толкнул тяжелую дверь. Она распахнулась, они вошли и...

— О боже, — простонал он.

Глава 12

Хамфри Ван Твайн Третий неподвижно лежал в своем коконе из простыней, чуть приподнятый наклоном стола. В головах у него стоял маленький сервировочный столик, у которого спиной к пациенту застыл Руфус.

Указательный палец его левой руки был намертво зажат в зубах у Ван Твайна.

Доктор Мэрфи мгновенно оценил ситуацию. Очевидно, Руфус отвернулся к столику в тот момент, когда кормил Ван Твайна. И тот вцепился ему в палец, парализовав руку и лишив возможности сопротивляться.

Огромный негр трясся от страха. Док быстро подошел к нему и ободряюще заглянул в посеревшее лицо.

— Сейчас я тебя освобожу, — прошептал он. — Он тебя сильно прихватил? Прокусил насквозь?

— Н-н-не думаю, сэр. Я т-только отвернулся.

— Ничего. Со всяким может случиться, ты все делал правильно. А сейчас стой спокойно.

Док повернулся, обошел бледного, вытаращившего глаза Джефа и заглянул в бессмысленные немигающие глаза Ван Твайна. Поднял было руку, но тут же опустил. Бесполезно зажимать ему ноздри — он сможет дышать через рот. А в ответ на воображаемое нападение животный инстинкт лишь заставит его плотней сомкнуть челюсти.

Доктор Мэрфи снова поднял руку, на этот раз левую, и осторожно положил ее на голову Ван Твайну. Мягко и нежно он стал поглаживать его бинты.

— Хороший мальчик, — приговаривал он. — Хороший, чудный, замечательный. Хороший мальчик, хороший, хороший, хороший... Руфус, отойди подальше, но не двигай пальцем. Хороший, милый, чудный, хороший, хороший, хороший мальчик... — Рука доктора легла Ван Твайну на лоб, задержалась там на мгновение и медленно скользнула вниз, прикрыв его глаза. — Хороший, хороший мальчик, спи, деточка, спи... Руфус... хороший, милый... Руфус, у этого хорошего мальчика... Давай, Руфус.

Руфус дернул руку. Палец выскользнул из зубов, и Руфус, покачнувшись, упал на колени. Док помог ему подняться и обнял за плечи, кивнув Джефу Слоуну.

— Руфус вел себя очень разумно, — спокойно объяснил он. — Оценил обстановку и понял, что ему нужна помощь. Конечно, он сам виноват; он совершил ошибку и попал в неприятную историю. Но он сообразил, что следует делать, и это его спасло. В противном случае, если бы он не учел обстоятельств и не стал ждать помощи, он бы потерял палец. Возможно, мы бы нашли его здесь умершим от потери крови.

Док осмотрел палец и убедился, что, несмотря на глубокие отметины, кожа не была прокушена. Он посоветовал Руфусу продезинфицировать палец и сделать горячую примочку, проводил его до двери вместе с подносом и столиком и повернулся к Джефу.

— Ох уж этот Руфус, — добродушно усмехнулся он, — я ору на него каждый божий день, но не променяю парня ни на кого другого. Он, конечно, иногда черт-те что вытворяет, но на него можно положиться. Ради вас он вывернется наизнанку, последнее отдаст не задумываясь. Если бы мы, с нашими возможностями, знаниями, образованием, так вели себя... — Док пожал плечами и притянул Джефа поближе к столу. — Вот, — сказал он, — вот о чем я хотел с вами поговорить.

Джеф отвел взгляд от бледного, ничего не выражающего лица, с которого смотрели широко открытые, немигающие, невидящие глаза. Потом спросил еле слышным шепотом:

— Что... кто это?

— Вы, должно быть, слышали о нем. Он, правда, выпал из жизни какое-то время назад, но его имя вам наверняка известно. Хамфри Ван Твайн Третий.

— Это он! Но... — произнес Джеф, скривив губы. — Слышал я об этом толстосуме!

— М-м-да. Вы думаете, он отдавал себе отчет в том, что делает? Он просто жил как хотел, потому что ему это нравилось. Плохой дядя, как называют дети киношных злодеев.

— Насколько я знаю, — Джеф слегка покраснел, — он ведь не был...

— Не был. Мистер Ван Твайн был всего лишь алкоголиком, который отказывался признавать свой порок и имел неограниченные возможности, чтобы ему предаваться. Подумайте, как хорошо, что можно не идти на работу, когда у вас голова трещит после вчерашнего. Вы можете пригласить девочку и продолжить веселье. Как здорово, что вы можете послать весь мир к черту и дать ему пинка под зад, если он замешкается. Ну что ж, ваше счастье, что у вас нет такой возможности.

Джеф сглотнул, не в силах оторвать глаз от предмета, лежащего на столе.

— Он... сумасшедший?

— О нет. Сумасшествие предполагает присутствие интеллекта, а у Ван Твайна его нет. Он, вероятно, сохранил кое-какие воспоминания о взрослой жизни, но вряд ли соотносит их с собственной персоной. В общем-то его умственный потенциал находится на уровне младенца.

— А зачем... — Джеф кивнул в сторону стола, — зачем вы его так упеленали? Он что, опасен?

— В какой-то степени. Младенец ведь может махать руками и кусаться, а при таких размерах это не шутка. Но опасен он, прежде всего, для себя самого. Начнет мастурбировать и покалечится. Или будет есть свои экскременты. Всякие такие штуки.

Джеф покачал головой:

— И что вы будете с ним делать?

— Вот об этом, — ответил доктор Мэрфи, — я и хотел спросить вас. Что с ним делать?

Он начал рассказывать о том, что произошло с Хамфри Ван Твайном, и о своих собственных проблемах. Говорил спокойно, почти небрежно, ничего не приукрашивая и не скрывая устрашающих подробностей этой малоприятной истории. Говорил так, словно вся ответственность лежала на Джефе, а не на нем.

А Джеф слушал, временами облизывая пересохшие губы, и на лбу у него выступила испарина.

— Ну вот и все, — закончил док и опустил глаза на непроницаемое лицо Ван Твайна. — Глупо, наверное, он себя чувствует, если до него что-то доходит. Конечно, он уже слегка отвык от самостоятельности, но, все равно, странное это ощущение. Слышать, как о тебе говорят и распоряжаются твоим телом, и не иметь возможности высказать свое мнение.

Джеф, казалось, его не слышал. Он упрямо и несколько раздраженно повторял: