Я. Не. Жертва - Весела Костадинова

кем поделиться своими чувствами и переживаниями, зная, что дальше это никуда не пойдет. Высказать свои сомнения и непонимание. Может быть в моей жизни действительно наступила светлая полоса?

Часть 3. Я. Не. Жертва. 1

Телефон коротко звякнул, сообщая мне о пришедшей смске. Я скосила глаза на телефон, но оторваться от работы не могла — титрование занимало все мое внимание. Как сказал мой научный руководитель — Дмитрий Борисович — большую часть своего диплома я уже выполнила и мне не хотелось бы из-за глупости потерять работу последних недель.

Все чаще и чаще я думала над предложением Пятницкого о том, чтобы перевестись на бакалавриат. Середина апреля — у меня еще было время для перевода, и действительно в этом случае у меня появлялось гораздо больше вариантов для маневра, как и перспектив, включая дальнейшее обучение за границей. Но окончательного решения я пока не приняла, впрочем, интенсивно продолжая работу над дипломом.

Наконец-то я получила нужный мне результат и выдохнула, радостно улыбнувшись. На сегодня работу можно было заканчивать, тем более, что Лариса Петровна обещала подбросить меня до дому. А завтра — сердце сделало радостный кульбит — физика и, я снова увижу своего Геннадия Ивановича…

Еле сдерживая улыбку, я взяла телефон, проверяя сообщения. Странно, последнее пришло с незнакомого номера. Может реклама?

Я открыла сообщение и…. почувствовала, как внутри меня разливается ледяное оцепенение. Мороз прошел по всему телу от шеи по позвоночнику до ног.

«Скучала по мне, куколка? — повторно прочла я, чувствуя, как подкатывает к горлу дурнота, — скоро увидимся».

Ноги меня не держали — я тяжело упала на стул. Только один человек в мире так называл меня, только один имел наглость писать подобное. И его я ненавидел так, как даже не думала, что умею ненавидеть.

Прошло три с половиной месяца, я была уверенна, что, получив свое, этот человек забыл обо мне, исчез из моей жизни навсегда. И тем страшнее было снова получить от него сообщение.

Сердце гулко стучало, голова кружилась, а к горлу подкатывала тошнота. Не зная, что делать, я просто удалила сообщение и поставила номер в черный список, надеясь, что этого достаточно.

Я ошибалась. Сильно ошибалась.

Пару дней меня никто не беспокоил, не дёргал и я даже стала немного успокаиваться. Но каждое сообщение, в том числе и от Пятницкого заставляли меня вздрагивать. За это я ненавидела Белова все сильнее и сильнее.

Геннадий Иванович, если и заметил изменения в мое настроении, то ничего не сказал, но нахмурился. Впрочем, только его сообщения и стали мне спасением эти дни. Когда страх и тревога снова поднимались из глубины души, я перечитывала теплые послания, и снова и снова мне становилось теплее.

Вечерами было еще прохладно, и, выходя в пятницу из корпуса, я невольно поежилась, не смотря на теплый ветерок.

Прошла ворота, попрощавшись с охранником и пошла по дороге к остановке. Внезапно путь мне перегородил черный внедорожник, едва не сбивший меня с ног.

— Да, е…. С ума сошли?! — выругалась я на водителя в черные, тонированные стекла автомобиля.

Те неспешно отъехали и, все внутри у меня замерло от страха и отвращения. Из авто на меня смотрело красивое, злобное лицо чудовища, разрушившего мою жизнь.

— Садись в машину, куколка, — велел мне Белов.

Я резко побледнела и отшатнулась, с трудом подавляя желание бросится наутек.

Мы смотрели друг на друга, и я чувствовала себя кроликом перед удавом. Сердце бешено колотилось, во рту пересохло от страха, а мысли знатно путались в голове.

Ни говоря ни слова, я постаралась обогнуть машину и уйти, но Белов выскочил и преградил мне путь.

— Что я сказал, куколка? — прошипел он мне в лицо, — садись, довезу тебя до дому. На улице холодно, а ты одета явно не по погоде.

— Уйдите с дороги, — мне удалось справиться с голосом. — Я никуда не поеду с вами.

Лицо его дернулось, как от удара.

— Ладно, — но голос оставался спокоен, — согласен. Последняя наша встреча прошла не очень…. Удачно. И все же, куколка, я приехал не ругаться. Я просто захотел тебя увидеть.

Каждое его слово пронзало мне мозг как иголка. Удачно? Захотел увидеться? Он сейчас серьезно?

— Послушай, — горячо сказал он, шагнул ка мне, но остановился, увидев, что я попятилась от него, — мне жаль, правда жаль. На улице холодает, я могу отвезти тебя домой и по пути мы просто поговорим.

Просто поговорим…. Мне хотелось и плакать, и смеяться. Память услужливо подбрасывала воспоминания его слов: ты сама приехала, сама зашла в спальню. Сейчас: сама села в машину? Нет, такой ошибки я больше не совершу. Никогда.

— Я не сяду к вам в машину, — тихо прошептала я, — просто дайте мне уйти.

Он вздохнул, сунув руки в карманы джинсов. Посмотрел на темнеющее небо, потом на меня.

— Знаешь, — внезапно признался он, — я все эти три месяца думал о тебе. Был далеко отсюда и думал.

Что мне было от этих признаний? Лучше бы он забыл про меня навсегда. Стер меня из своей памяти, как, уверенна, стирал сотни девушек и до меня.

Людей на улице становилось все меньше, меня охватывал настоящий ужас. Да, сейчас он не делал попыток запихнуть меня в машину, но я отчетливо помню его силу, его злость, его уверенность в своей безнаказанности. Помню. Хоть и хочу забыть его горячее дыхание у меня на лице, его руки на моем теле, его тяжесть.

Краем глаза я уловила сбоку движение и поняла, что один из моих сокурсников заводит машину, уезжая домой.

— Антон, — кинулась я к нему со всех ног, — Антон, пожалуйста, увези меня домой!

Мы никогда с ним не были особо дружны, но видимо мои глаза были такими, что быстро оценив обстановку, парень кивнул, и я молнией забралась к нему в машину.

Мы тронулись, и я едва заметно выдохнула. Белов проводил нас недовольным взглядом, но к счастью, преследовать не стал.

Дома я смогла более менее успокоиться, только стоя под горячим душем. Минута за минутой, а меня все тряс озноб, не смотря на почти кипяток, который я включила. Я все никак не могла понять, почему этот человек снова нашел меня, что ему надо, зачем я ему нужна. Эти странные признания, эта игра в хорошего парня — все это ложь, от начала и до конца. Я видела истинное лицо зверя, я знаю его оскал и никогда не смогу этого забыть. Сейчас он был спокоен, как был спокоен и