И я ему не могу не верить… - Теодор Гладков

— Здравствуйте, товарищи! Садитесь!

— Вот взгляните…

На столе лежал листок, испещренный цифрами, — плод раздумий Феликса Эдмундовича. Менжинский и Артузов быстро пробежали глазами записи, обратив внимание на итог: один к десяти.

— Надеюсь, вы поняли смысл этого соотношения?

— Как не понять, Феликс Эдмундович, — утвердительно ответил Менжинский. — Мы тоже занимались подобными расчетами и пришли примерно к тем же цифрам. Сегодня в Москве наших сил мало — все, кто мог, ушли на деникинский фронт. Белогвардейцев в столице окопалось раз в десять больше, чем бойцов в гарнизоне. Они, безусловно, выжидают удобный момент, чтобы выступить против Советской власти. Такой момент, по нашему мнению, и это совпадает с оперативными данными, наступит, когда Деникин подойдет к Туле.

— С вашей оценкой сложившейся ситуации вполне согласен, — убирая листок, проговорил Дзержинский и устало сел. Все эти дни председатель ВЧК спал лишь урывками — не позволяла обстановка. Посерело от переутомления лицо, черты его заострились, глаза лихорадочно блестели. Однако и в таком болезненном состоянии Дзержинский не позволял себе расслабиться, выглядел, как всегда, подтянутым и собранным.

Лаконично и четко Феликс Эдмундович сообщил о последнем разговоре с Владимиром Ильичей, дал конкретные указания о нанесении удара по окопавшемуся контрреволюционному сброду в Москве.

— Удар по «Национальному центру», «Штабу Добровольческой армии Московского района», другим организациям и военным группам заговорщиков должен быть нанесен одновременно, — излагая суть оперативного плана, говорил Феликс Эдмундович. — Разрозненные аресты лишь заставят противника законспирироваться еще глубже или преждевременно выступить. И то и другое нам никаких выгод не сулит. Удар к тому же должен быть не ответным, а упреждающим…

Этот план, отвечающий сложившейся обстановке и учитывающий реальное соотношение сил, был принят к руководству.

Да, действительно, в Москве надежных, верных войск в ту пору было мало. Они ушли на фронт, на какое-то время стабилизировавшийся в районе Курска. Главной военной силой ВЧК были дислоцированные в Кремле пулеметные курсы, сформированные из бывших унтер-офицеров.

Опорные пункты контрреволюции — военные школы «Выстрел» (пехотная), «Маскировка» и артиллерийская. В одной только «Маскировке» окопалось несколько десятков контрреволюционно настроенных офицеров.

Перед ВЧК встала нелегкая задача — обезвредить белогвардейских офицеров, не допустить их выступления в поддержку Деникина. Для этого по замыслу Дзержинского необходимо было в первую очередь выявить руководящее ядро белогвардейцев и нанести по нему удар.

Перед чекистами — непосредственными исполнителями плана председателя ВЧК — встал вопрос: с чего начать? В создавшейся обстановке промедление смерти подобно. Офицеры могли выступить со дня на день. Срочно были приняты некоторые меры для их нейтрализации. Руководители операции, конечно, понимали, что этим офицерского мятежа не предотвратишь, в лучшем случае — можно лишь ослабить. Их неотступно преследовала мысль: «Надо найти честных людей и опереться на них. Только так можно добраться до белогвардейской верхушки».

С ликвидацией подпольного руководящего штаба Ф. Э. Дзержинский справедливо связывал успех всей операции.

И действительно, такие люди, конечно, были. ВЧК всегда держала курс на поддержку своей деятельности народом, всеми честными людьми, в том числе и лояльно настроенными военными специалистами, бывшими офицерами старой русской армии. И на этот раз руководство ВЧК не мыслило проведение операции без помощи преданных Советской власти людей. У ВЧК уже обозначились кое-какие подходы к офицерской среде. Но пока они только обозначились, достаточным оперативным материалом чекисты еще не располагали. И все же в их руках вскоре оказалась важнейшая нить, которая привела к одному из главных руководителей белогвардейского заговора.

…Артузову позвонили из комендатуры:

— Военный, наймется, доктор, хочет непременно увидеть товарища Дзержинского. Приходит второй раз. Пускать или не пускать?

Сердце екнуло от предчувствия…

— Я выйду, разберусь. Задержите доктора до моего прихода.

Через несколько минут Артузов уже беседовал в своем кабинете с молодым еще человеком в хорошо подогнанной военной форме, с отличной выправкой кадрового офицера.

Артузов представился и спросил:

— Что вас, уважаемый доктор, привело к нам? — он уже знал, что неожиданный посетитель действительно военврач, в настоящее время — начальник медсанслужбы окружной артиллерийской школы.

Вздохнув, доктор просто ответил:

— Совесть…

— Слушаю вас…

— Мне бы хотелось встретиться с товарищем Дзержинским.

— Это вполне возможно. Но мне нужно знать, по какому делу вы добиваетесь такой встречи? Феликс Эдмундович чрезвычайно занятой человек, хотя и старается никому не отказать в разговоре. Может быть, я смогу быть вам полезным?

— Видите ли, я оказался в двусмысленном положении… С одной стороны, я врач окружной артиллерийской школы и должен в интересах этого учреждения не выносить, как говорится, сор из избы… С другой стороны… Словом, дело в том, что по слабости характера я позволил втянуть себя в сомнительную офицерскую организацию, выступающую против Советов.

— Вот как? — удивленно вскинул брови Артур Христианович. — И что же это за организация, каково ее политическое кредо?

Видимо, признание нелегко давалось сидящему перед Артузовым военному.

— Организация офицерская… — с усилием выдавил он наконец, — действует в нашей артиллерийской и других школах… Совесть не позволяет мне молчать. Я не раз слушал Ленина и во многом с ним солидарен…

Артузов усмехнулся по поводу такой искренней политической наивности, заметил мягко:

— Раз вы с Лениным солидарны, значит, и с нами должны быть солидарны. ВЧК-то создан Лениным и является орудием диктатуры пролетариата. И вы должны нам помочь ликвидировать эту организацию, раз она выступает против Советской власти. Кто ее возглавляет?

Доктор замялся:

— Я пришел к вам, как на исповедь, а вы толкаете меня на это самое… на фискальство.

Артузов понимал собеседника: подобные взгляды были типичны для определенной части интеллигентов в то тревожное время, и, конечно, столкнуть с них доктора будет нелегко. Утешало одно: он, Артузов, имеет дело с безусловно честным человеком, хотя и склонным к идейным шатаниям и разделяющим предрассудки своего окружения, но искренне симпатизирующим Советской власти. В конце концов, сообщение об организации в артиллерийской школе — уже конкретный факт, опираясь на который можно работать.