Эм + Эш. Книга 1 - Елена Алексеевна Шолохова

Вику Вилкову вообще мало кто волновал, кроме неё самой. Она сроду никогда ни про кого не спрашивала и никому не мыла косточки, не из принципа, а просто потому что ей это неинтересно. Любой разговор Вика умело и как-то очень естественно переводила на себя. А тут вдруг спросила про Черникову — это что-то новенькое.

— Как вижу, в схватке победила Шестакова и приз достался ей, — хихикнула Вилкова.

Я промолчала — это не та тема, какую хотелось бы обсуждать, но её прямо пробрало на разговор.

— А я рада, — призналась она, — что Черникова осталась с носом. А то много о себе воображает.

— Ты просто злишься на неё из-за той истории с Катаняном.

Вообще-то, я Вику понимаю. Светка тогда и впрямь повела себя не лучшим образом, с энтузиазмом пересказывая, как «осрамилась» Вилкова перед Катаняном. Светка всегда любила посплетничать, просто хлебом не корми, но тут, как по мне, могла бы проявить и внутриклассую солидарность.

— Уже нет, за тот случай больше не злюсь, но в целом отношусь к ней плохо. — Вика помолчала, будто подбирала слова, готовясь сказать что-то неприятное. — Вообще не понимаю, как ты можешь с ней дружить. Что у вас может быть общего.

Приплыли! Мало мне отцовских нотаций и распоряжений, с кем дружить, а с кем — нет. Пока я обдумывала, как бы пресечь этот поток назиданий и при этом её не обидеть, Вика неожиданно переключилась на другое:

— А тебе самой он как?

— Кто он? — не поняла я.

— Новенький. Как его? Эдик Шаламов?

— Что-то я тебя сегодня не узнаю, — усмехнулась я. — С чего вдруг такой интерес к другим людям?

— Но всё же?

Вика зачем-то замедлила шаг, как будто хотела непременно получить ответ, иначе дальше не пойдёт.

— Да ничего такой. — Не рассказывать же ей, как он меня на самом деле бесит. — Прикольный…

— Да…

Мы уже дошли до конца коридора, куда доползал бледный уличный свет, льющийся из окон вестибюля, когда периферийным зрением я уловила лёгкое движение. У стены, прямо перед выходом в вестибюль кто-то стоял, привалившись плечом к косяку. Глаза уже мало-мальски привыкли к темноте, так что силуэт я различила чётко — высокий, стройный, в узких брюках. Он ещё ничего сказать не успел, а я уже знала, кто это.

— Вы чего так поздно тут гуляете?

Вика коротко взвизгнула:

— Кто здесь? Фуф, напугал… Ничего мы не гуляем, — зачем-то принялась она ему объяснять, — просто у нас тренировка недавно закончилась…

Даже в темноте я знала, буквально чувствовала кожей, что смотрит он на меня, и это очень нервировало.

— Может… — начал было он, но договорить ему не дали. В вестибюле громко хлопнула входная дверь и по каменному полу раздались торопливые, уверенные шаги.

— Матвей Ильич! Чёрт! Какая темень! — узнала я голос отца. — Где тут…

В следующий миг в вестибюле вспыхнул свет. Подслеповато щурясь, мы с Викой переглянулись. Отец заметил нас и ринулся ко мне. Полы расстёгнутого коричневого плаща так и развевались на ходу.

— Ты почему до сих пор здесь? Почему не идёшь домой?

— Да иду я, — возразила я. Но отец, оглядев нас с Викой, подозрительно на Шаламова. Не сводя с него взгляда, он процедил:

— Вижу, как идёшь, даже не поторопишься…

— Ох ты, Александр Маркович, а я-то думал, уж нет никого, свет везде погасил, — откуда-то появился полусонный Матвей Ильич, учитель автодела у мальчишек и по совместительству школьный сторож.

Отец нахмурился, снова смерил многозначительным взглядом Шаламова и повернулся ко мне. Кивнув в сторону дверей, мол, следуй за мной, пошагал прочь, ни с кем не прощаясь. По дороге домой он снова устроил допрос с пристрастием:

— Почему так задержалась? Почему домой не шла?

— У нас тренировка недавно закончилась, — устало пояснила я.

— Да? А где тогда все остальные?

— Остальные уже ушли, незадолго до твоего прихода. Я просто медленно переодевалась, потому что устала с непривычки, — терпеливо объясняла я.

— Зачем вообще эти тренировки нужны? Только от учёбы отвлекают! — никак не успокаивался отец. — И почему я должен бегать, искать тебя? Завтра же поговорю с Андреем Геннадьевичем…

Судя по тону, он ожидал, что я взмолюсь: «Не надо, пожалуйста, с ним разговаривать!». Наверное, так и не поверил, что мы действительно допоздна занимались. Даже как-то обидно.

— А этот… Шаламов что там забыл? Тоже, что ли, тренировался?

— Да я понятия не имею, — начала сердиться я. — Он не с нами.

Отец немного помолчал, затем добавил:

— Не хочу, чтобы ты с ним общалась. Я уже наслышан про его похождения…

— Я с ним и так не общаюсь! — пресекла его я, теряя терпение.

Отец поджал губы, и больше до самого дома не проронил ни слова. Я тоже не рвалась с ним беседовать, но всё же… интересно, что за похождения? Что такого он наделал? Надо было всё-таки дать отцу договорить. А ещё интересно, слышал ли Шаламов, что я назвала его прикольным? Если слышал, наверное, теперь ещё больше уверится в своей неотразимости. Хотя куда уж больше? Но сильнее всего меня интересовало другое: что он вообще делал в школе так поздно?

На следующий день мышцы противно ныли в наказание за долгое безделье. В школу шла на негнущихся ногах. Хорошо хоть до игры оставалось два дня — есть время оклематься. На крыльце снова толпились парни из 11 «В», прямо как прописались, только на этот раз не восседали по-птичьи на перилах и никто из них не курил. Шаламов что-то оживлённо рассказывал и даже показывал в лицах. Наверное, что-то смешное, судя по взрывам короткого хохота. Потом он оглянулся и увидел меня, и пока я шла через двор, не отводил глаз. А когда я оказалась почти вровень с ними, буквально в трёх шагах, он подался в мою сторону с таким лицом, будто хотел что-то сказать. Но в этот миг меня обогнала Шестакова, пронеслась мимо так, что чуть с ног не сбила.

— Меня ждёшь? — проворковала она Шаламову и без всякого стеснения обняла его за