Евангелие – атеисту - Борис Григорьевич Ягупьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
[Дальше две страницы рукописи отсутствуют. Листы были продырявлены дыроколом и поэтому при падении папки, а она у меня падала, видимо оторвались. Может быть ещё где-нибудь всплывут.]
Место было конечно, то самое, и лес вокруг был все тот же. Но свободное пространство поляны по идеальной окружности было как- бы ограждено от окружающего прозрачной мерцающей границей-стеной. Травы густой и высокой, полной ароматов и мошкары не было. Почва под ногами была странная. Звуков и запахов не было никаких. По свободному пространству ходили и в нем сидели, лежали как бы человеческие, но плавно меняющие облик фигуры. У меня появилось желание сосчитать их. Вывел меня из полу-шокового состояния ровный механический голос Хранителя, ставшего для меня вдруг невидимым, но я умудрялся ощущать его рядом или надо мной:
«Место это не лучше и ни хуже иных. Многие годы на поляны эти егеря и браконьеры приволакивали туши убитых животных, здесь разделывали, здесь разводили костры и жарили, и пили здесь, пролита была даже кровь человека здесь. Земля здесь немало напитана кровью. Поэтому трава высока и густа. Не пытайся сосчитать тех, кого видишь. Не удастся это тебе. Я зову их евангелистами. Это те, кто сами на себя возложили или дозволили иным возложить на себя тяжкую ношу свидетельства о Жизни и Деяниях Иисуса. Число их меняется. Один из них временами выглядит псом, т. к. желал быть псом, гонящим стадо Христово, а другой изобразил себя любимцем Иисуса и намекал на свою собачью преданность. Вот и он порой "преображается". Такова воля Господа. Облик же других меняется в зависимости от того, какие годы они вспоминают, молодые или преклонные. Пускает же их в ваш мир Господин, чтобы видели плоды трудов своих. Они стараются прослеживать жизни потомков своих родов. Ты им не интересен. Может быть только Матфи немного заинтересуется тобой».
«Разве это милосердно?»
«Тебе ли рассуждать о милосердии? Не лезь в учителя, не дано это тебе. Пытайся подобрать, уразуметь крохи и вынести их в мир смертных. Там найдутся те, кто по крохам истинное обретет. Не тебе одному открывается малая картина Мира Божия. Дает это знание Господин одномоментно очень и очень многим из разных земель, народов. Каждый из них может вынести очень немногое».
Повисло молчание. Я чувствовал на своих безволосых щеках слезы. В это время Хранитель произнес:
«Иди, Борух, спрашивай, вслушивайся в ответ. Звучание слов будет тебе не знакомо, но понимать будешь на своем наречии. Можешь задать вопрос Господину. Получишь ответ через меня. Ко мне же можешь обращаться без ограничений».
Слезы высохли, и я пошел по поляне. Первое, что я ощутил, это непривычно жаркий для меня воздух, не душный, а именно — горячий, словно отражённый от раскалённого песка или камней. Под ногами у меня было и то и другое, а еще колючки, веточки сухие, листики пожухлые. Присутствие солнца или движения воздуха я не ощущал.
В центре поляны я увидел беззвучно бьющую струю "фонтанчика" высотою в два моих роста. Струя ощутимо холодная, свежая, но без лужицы или ручейка от нее. К струе подходили фигуры: кто-то с чашей в руке, кто-то с кистью винограда, кто-то омывал лицо, руки или пил из ладони, но очереди не возникало- струя легко разделялась… На белоснежной большой кошме лежал Иисус, совершенно обнаженный, лежал на спине, положив руки под голову, глаза Его были закрыты, лицо спокойно, дыхание медленное, ровное, глубокое. Он был совершенен, прекрасен! Услышал шепот:
«Он отдыхает, но работы своей не прерывает. Хотя это не значит, что Он прервал свою работу».
Я отошел в сторону, и увидел вблизи на коленях сидящего опрятно одетого гиганта, почти такого же могучего, как Господин, но старше. Лицо его было поднято к небу. Он напоминал каменное изваяние, только вот слезы с этим обликом не вязались…Мне было подсказано, что это Шимон, и я тихо отошел. Подошел к крупному полноватому человеку, сидящему на круглых цветных подушках. Ноги его были сложены по восточному. На коленях стоял поднос, на котором лежала горячая еда, куски которой он брал мягкими большими пальцами и неспешно ел. По лицу его градинами тек пот, но было оно уверенным и полным какой-то бульдожьей силы. Глаза были по рачьи выпучены и полны холодной жестокости. Шепот сообщил мне, что это Шауль. Я отошел. Обошел я вокруг всю поляну, рассматривая людей разных возрастов. Никто не обращал на меня внимания, даже взглядом ни один не скользнул, будто и не было меня среди них. Я уж отчаялся поговорить с кем-либо. Одни лежали, другие сидели или ходили, и вокруг каждого был свой ландшафт, возможно тот, который сопровождал их воспоминания: каменистый песок, сочная зелень, сухой ракушечник и блеклые водоросли на берегу реки или озера. Подходя близко, я ощущал разные ароматы, видимо характерные для тех мест. Люди интересны мне, а эти были интересны необычно, и я вглядывался в их фигуры, позы, отмечал манеру движений, старался рассматривать лица и старческие и юные. Звуков я никаких не слышал. Там, где никого из них не было, почва — пол напоминала пластик или палас. Пошел к струе фонтана, ко мне она услужливо не склонилась, но умыться и напиться из ладоней позволила, тогда я побрызгал еще под одежду на грудь и тело, почувствовал легкость и прилив бодрости.
Подошел я к кошме и стал медленно, от ногтей, рассматривать спящего. Любые слова будут неточны и блеклы при попытке описать увиденное. Это надо видеть! Упала тень, это тихо подошел пожилой мужчина, чуть повыше меня ростом, но более коренастый, длиннорукий, чуть кривоногий, очень легкий в движениях. Взгляд отметил смуглую плешь, низковатый лоб, густые рыжеватые брови и такого же цвета венчик волос вокруг плеши. Лицо подошедшего
