Баламут (СИ) - Alexander Blinddog

Баламут сплюнул и прошёлся туда-сюда.

— Всё зря. Чуть не подох тут из-за тебя и княжны твоей. Может, и нет её вовсе на белом свете. Придумал ты её себе, или приснилась. Сказки только твои одни слушаю, да шкурой своей рискую, почём зря. Обманул ты меня, чтобы сюда заманить со Змеем биться? Признавайся давай. Самое время!

— Есть она, — упрямо ответил Алексей. — Горыныч её похитил. Я своими глазами видел.

— Что ещё ты видел? Русалку в озере? Рыжего кота верхом на чёрном петухе, что по крышам скачет и портит молоко коровам?

— Видел я, как он похитил её! — выкрикнул княжич.

— Ну так где она? Где?

Баламут всплеснул руками и демонстративно огляделся.

— Не видать, чего-то. Ау, княжна, где ты, родная? Куда задевалась, солнце ты наше красное?

Он нагнулся, приподнял мелкий камешек и заглянул под него.

— Тут тоже нет. Не пойму, куда запропастилась. Может, в уголочек закатилась? В мышку превратилась, да в норку спряталась, а?

— Прекрати паясничать, — Алексей поднялся на ноги. — Своими глазами я видел, как он её похитил, говорю тебе!

— Ну видел и видел, чего заладил? Может, сожрал её Змей давным-давно? Или где-то в лесу выбросил, за ненадобностью?

— Не верю я в это, неправда, — княжич набычился.

— Ну вон, иди, спроси у него, чего он с ней сотворил.

Баламут подошёл к туше убитого Горыныча и пнул её сапогом.

— Эй, зверюга, куда княжну дел, отвечай!

Наёмник приложил ладонь к уху, прислушиваясь.

— Нет. Молчит чего-то, не в настроении, видимо. Завтра спросим. Ты сам спросишь, точнее. Без меня уже. Я всё, умываю руки.

— Значит это был не тот Горыныч! — выкрикнул Алексей. — Если есть один, значит есть и другие! Найдём того, который княжну похитил и с ним тоже сразимся.

Баламут застонал, как будто от этих слов у него заболели все зубы разом.

— Да хватит! — крикнул он. — Это шутки тебе что ли всё? Мало тебе Фёдора мёртвого? Себя убить хочешь? Меня убить хочешь? Что?! Да что ты хочешь-то ещё, ты мне скажи?!

— Княжну спасти хочу, чего же ещё.

— А смерти-то не боишься, нет, княжич? Это Фёдор воином был, тебе-то ещё расти и расти!

Алексей хлопнул его ладонью по плечу.

— Да мне-то с тобой ничего не страшно, Баламут. Ты же и стрыгу убил и с Горынычем бился! Ты же охотник на таких тварей, мне с тобой рядом бояться нечего, правда. Ты поди чудищ и пострашнее видел. Я у тебя буду учиться, как надо сражаться с нечистью поганой.

Баламут застонал, закрыл лицо ладонями.

— О господи, за что ты послал мне на шею этого олуха? За какие грехи такие? Алёша, ты что, дурак? Не понял до сих пор? Фёдор-то меня с первого взгляда раскусил, земля ему пухом, да тебе, видимо, говорить не стал, чтобы сердечко твоё наивное не разбивать. Никакой я не охотник на нечисть. Выдумал я это всё. Я ничего подобного в жизни своей не видел никогда!

Он показал на тело Горыныча.

— Я в жизни своей ни с кем страшнее кабацкого пьянчуги никогда не бился! — закончил наёмник.

Алексей стоял с таким видом, будто на него вылили ушат ледяной воды.

— Да хватит тебе шутки шутить, — сказал он. — Заканчивай, не время сейчас.

— Никаких шуток, дружок. Кончились шутки. Только чистая правда-матка. Я не охотник на нечисть. И никогда им не был.

— Подожди, а как же шрам твой? — спросил Алёша. — Ты же говорил, что его тебе мантикора оставила? Или кикимора, или кто там?

— Когда маленький был, это я с печки упал. Ты что, олух во все мои россказни верить?

— А как же череп, который ты в трактире показывал? Ну, тот самый с тремя рогами и одним глазом?

— Ты что, дурачок или притворяешься, в самом-то деле? О, господи! Это бычий череп, который мне знакомый мастер, резчик по кости, сладил за целковый. Прилепил пару рогов, что-то там накрутил-навертел, вот череп и готов. Ладно, забулдыги кабацкие с пьяных глаз. Ладно, крестьяне доверчивые души. Ты-то, ты-то как поверил?

— Ты не настоящий борец с нечистью?!

— Вот так новость, да? Тебе ещё три раза повторять не понадобится? Чудо господне, слепец прозрел. Не дошло ещё, когда я тебя в лесу к деревцу привязаться заставил, чтобы ограбить немного? Не хотел тебе напоминать о той нашей лёгкой размолвке, что было, то прошло. Но до такого-то ты уже мог бы и сам догадаться, балбес?

Алексей стоял, как громом поражённый.

— И как же это я раньше не понял? — прошептал он.

— Хороший вопрос. У меня есть ответ на него, но тебе не понравится, что я считаю тебя балдой малохольной.

Княжич пропустил оскорбление мимо ушей.

— Так ты чего, получается? С самого начала в Горыныча не верил? Что это он украл княжну? Думал, мне приснилось?

Баламут закивал.

— Разумеется. Думал, сошёл с ума ты, юный князь. Напился медовухи, сидя в кустах, да померещилась жуть всякая, коей на белом свете не бывает. Где это видано, чтобы трёхголовые летающие змеи дев воровали? В бабкиных сказках только, а оттуда, знаешь, редко в настоящий наш мир зверьё перебегает. Походим, думаю, туда-сюда, княжич голову-то проветрит, припомнит, как оно всё на самом деле-то было, и всего делов. Хлопнет пядью себя по лбу и одумается, не юродивый, чай. А медальончик мне на карман упадёт. Нет, кто бы мог подумать, Горыныч-то и вправду был. Рассказать кому — не поверят.

Алексей стоял широко раскрыв глаза, не в силах переварить услышанное.

— Вот почему дядька тебя мошенником назвал. Говорил он мне, в кабаке ещё, не связываться с подобным отребьем, вроде тебя. А я-то, дурак, не верил ему.

Застонав, он схватился за голову.

— Да как ты спишь-то по ночам, вор? Мошенник! Убийца! Как у тебя совести-то хватает народ честной обманывать, ты мне скажи?

Эти слова действительно задели Баламута.

— Чего-чего? Да что ты говоришь? Чья бы корова мычала.

Он подошёл ближе к княжичу и похлопал его ладонью по животу.

— Этот мамон ты наел благодаря тяжкому труду? Щёчки эти накусал себе на чёрном хлебе и несолёной воде? У тебя-то как язык-то повернулся, попрекать меня? Обманываю я честный народ, вы на него посмотрите. Я и в половину, в десятой доле, за жизнь свою тяжкую не сожрал, сколько ты, палец о палец никогда не ударивший. Не ведавший ни горя, ни забот, ни голода. Которому всё на свете досталось даром, только потому, что родился у нужного папаши в светлом тереме, а не в чёрной избе!

Княжич в гневе пнул подвернувшийся под ногу камень.

— Я не выбирал где рождаться и в какой семье! За меня провидение всё решило! Коли родился одноногим, так не вини здорового, что он бегун, лучше твоего! Ты мне что, своей судьбинушкой тяжкой на совесть давишь? Так я, знаешь, хочу стать великим воином, а мне что предложили? Что? В монастырь уйти! Монахом в чёрной рясе стать, и до конца дней своих корпеть над книгами и в молитве склониться! Потому что слишком много у меня старших братьев. Не хватит земли на всех. Но у меня хотя бы хватило смелости, чтобы пойти наперекор семье, рискнуть и искать воинской славы.

Баламут скривился.

— А ты не кривись, не кривись, — продолжал княжич, срываясь на крик. — Пусть мне повезло в жизни больше, чем тебе, и голода я никогда не видывал. Только я, имея страх не получить того, что хочу, не на большую дорогу вышел, и не выманивал у людей своей ложью и запугиванием последний кусок. Я решил стать их защитником и опорой! В отличии от тебя, вор! Делать то, что ты только обещаешь им! Я воин. Буду воином. Это моё призвание и с этого пути я не сверну.

Наёмник застонал. Кинул в сердцах шапку себе под ноги, растрепал волосы, провёл взглядом по верхушкам острых скал, словно ища у них подсказку нужных слов.

Алексей сел на камень, спрятал лицо в ладонях, ничего больше не говоря. Баламут смягчился. Он мягко похлопал его кончиками пальцев по руке.

— Ну, хватит тебе, княжич, нагеройствовал. Столько всего успел за эти дни, мало что ли? Сколько можно жизнью рисковать, почём зря? Поедем, вернёшься домой.

Тот упрямо мотнул головой.

— Нет. Сам видишь, не врал я. Горыныч есть в самом деле. И княжну он похитил. Только куда дел не знаю. Будем дальше искать.