Грозовой перевал - Бронте Эмили Джейн

Вот и получается, что с самого начала найденыш стал причиной разлада под нашим мирным кровом. Когда миссис Эрншо умерла (а она и двух лет не прожила с тех пор), стало только хуже: молодой Эрншо возомнил родного отца семейным тираном, а Хитклифа – вором и проходимцем, укравшим причитающиеся Хиндли по праву рождения любовь и привилегии. С годами обида молодого Эрншо только усугубилась и, признаюсь, я некоторое время симпатизировала ему. Но когда дети заболели корью и на мои плечи разом упали все женские заботы по их уходу, отношение мое поменялось. Хитклиф захворал очень тяжело, и когда он был совсем плох, то не отпускал меня от своей постели ни на шаг. Он чувствовал, как много я делаю для него, но не догадывался, что я только выполняю свои обязанности, и не более того. Впрочем, положа руку на сердце, заявляю: он был самым спокойным малышом, которого только мне приходилось выхаживать. Разница между ним и другими детьми заставила меня отбросить предубеждение. Кэти и ее братец мне буквально покоя не давали, а Хитклиф был безропотен, как ягненок. Хотя терпение его шло не от природной кротости характера, а от неуступчивости.

Он поправился и, по словам врача, во многом благодаря моей заботе. Похвалы доктора мне польстили и заставили смягчиться по отношению к тому, кто стал их причиной. Так Хиндли потерял свою последнюю союзницу в борьбе с найденышем. Все же настоящей нежностью к Хитклифу я так и не прониклась и не могла понять, что же мой хозяин нашел хорошего в угрюмом мальчишке, который, если мне не изменяет память, ни разу не отплатил своему приемному отцу хотя бы намеком на благодарность. Хитклиф не был груб или враждебен к своему благодетелю, а только бесчувственен, хотя и знал, что завладел сердцем хозяина настолько, что потрудись он раскрыть рот, весь дом плясал бы под его дудку. Помню, мистер Эрншо на местной ярмарке купил мальчикам двух жеребят и каждому предложил выбрать по жеребенку. Хитклиф выбрал того, что покрасивей, но его конек скоро захромал, и, обнаружив это, Хитклиф тут же заявил Хиндли: «Ты должен поменяться со мной лошадками. Мне моя не нравится! А если ты откажешься, то я расскажу твоему отцу, что на этой неделе ты трижды поколотил меня, и еще покажу ему свою руку, которая от синяков до самого плеча почернела». В ответ Хиндли показал ему язык и двинул в ухо. «Меняйся сейчас же! – только и прокричал в ответ Хитклиф, отбегая к выходу на двор (разговор происходил в конюшне). – Тебе не отвертеться! Стоит мне только заикнуться об этих побоях, и ты получишь их назад с процентами!» – «Пошел вон, собака!» – заорал Хиндли, схватившись за железную гирю, которой взвешивали картошку и сено. «Бросай! – заявил Хитклиф, замерев на месте. – А я расскажу, как ты хвастался выкинуть меня за порог, как только хозяин умрет, и мы посмотрим, кого выкинут первым». Хиндли метнул гирю, и она ударила Хитклифа прямо в грудь. Мальчишка упал, но тут же, шатаясь, поднялся, задохнувшись и побелев лицом. Только мое вмешательство не позволило Хитклифу прямиком отправиться к хозяину и отомстить обидчику в полной мере. Один его вид говорил сам за себя, а уж Хитклиф не стал бы скрывать, кто его так отделал. «Забирай моего жеребчика, проклятое цыганское отродье, и катись к черту!» – в досаде воскликнул молодой Эрншо. «А я буду молить Господа, чтобы ты сломал шею, объезжая его. Бери, и будь ты проклят, нищий проходимец! Наверное, надо, чтобы ты обманом лишил моего отца всего, и только тогда у него откроются глаза, кого он пригрел на груди, дьявольское отродье! Хватай моего коняшку, и пусть он тебе мозги вышибет!»

Хитклиф, как ни в чем не бывало, отвязал жеребенка и повел его к себе в стойло. Но стоило ему оказаться чуть сзади лошади, как Эрншо привел свою угрозу в исполнение, толкнув Хитклифа прямо под копыта. После этого молодой хозяин сбежал со всех ног, даже не взглянув, исполнился ли его зловещий замысел. Я поразилась спокойствию Хитклифа. Он просто поднялся на ноги и продолжил начатое: поменял жеребчикам седла и прочую упряжь, присел на кучу сена, чтобы прийти в себя от страшного удара гирей в грудь, а затем пошел в дом. Он легко позволил мне возложить всю вину за его повреждения на лошадь. Мне показалось, что ему вообще все равно, какую сказку я придумаю, коль скоро он добился желаемого. Хитклиф жаловался настолько редко, что я решила, что он не мстителен по натуре. Сейчас я расскажу вам, как же сильно я ошибалась.

Глава 5

Время шло, и мистер Эрншо начал сдавать. Он – всегда здоровый и бодрый – вдруг почувствовал такой упадок сил, что почти не покидал уголок у камина. От этого характер его очень испортился. Любой пустяк выводил его из себя, а сама мысль о том, что его авторитет кто-то оспаривает, вызывала у него страшные приступы раздражения. Особенно это проявлялось тогда, когда кто-нибудь пытался сказать хоть слово против его любимца – маленького Хитклифа. В этих случаях старый Эрншо просто впадал в бешенство. Он вбил себе в голову, что из-за его любви к найденышу все остальные ненавидят мальчика и пытаются его обидеть. Хитклифа это чрезмерное обожание окончательно испортило: те из нас, кто был подобрее, не хотели раздражать хозяина и потакали его привязанности, питая гордыню и черные стороны натуры его любимца. Но как нам было поступить иначе, если пару раз открытое презрение, с которым Хиндли в присутствии своего отца обращался с Хитклифом, приводило старика в ярость? Он хватался за палку, чтобы ударить сына, и трясся от бессилья и гнева, потому что тело не слушалось его.

Наконец наш викарий (а у нас тогда был викарий, который жил тем, что учил маленьких Линтонов и Эрншо и сам обрабатывал свой клочок земли) посоветовал отправить молодого человека в колледж. Мистер Эрншо согласился, но скрепя сердце, заявив: «Хиндли – пустая душа и никогда не преуспеет в жизни, чем бы он ни занимался!»

Я от всей души надеялась, что после отъезда Хиндли у нас в доме наконец-то воцарится мир. Ведь получалось, что хозяин пострадал от своего же добросердечия, а семейные распри только усугубили тот гнет, который наложили на него старость и болезни. Так, во всяком случае, мне казалось. На деле же старый Эрншо просто угасал. Впрочем, с учетом всех наших обстоятельств мы могли бы теперь жить в относительном покое, если бы не два человека – мисс Кэти и слуга Джозеф. Вы его наверняка видели на Грозовом Перевале. Он был и, верно, остается по сию пору самым занудным и самодовольным ханжой из тех, кто копается в Библии, чтобы найти благость для себя и проклятье для ближних своих. Он так поднаторел в чтении проповедей и показном благочестии, что сумел произвести впечатление на мистера Эрншо. Чем больше расстраивалось здоровье хозяина, тем большим влиянием пользовался Джозеф. Он неустанно внушал старику, что тот должен позаботиться о своей душе и руководить детьми со всей строгостью. Именно Джозеф заставил его взглянуть на Хиндли – своего собственного сына – как на беспутного и никчемного юнца и каждый вечер отравлял сознание хозяина наговорами на Хитклифа и Кэтрин, да так хитро, что умудрялся учесть слабость Эрншо и возложить основную вину на нашу маленькую мисс.

Справедливости ради должна сказать, что мисс Кэти была самым упрямым и своевольным ребенком из тех, с кем мне приходилось до этого сталкиваться. По пятьдесят раз за день она выводила нас из себя. С той минуты, когда она утром спускалась вниз, и до того, как ложилась спать, у нас не было ни единой минуты покоя, потому что мисс Кэти всегда была готова на любую шалость. Чувства всегда переполняли ее, а язычок молол не переставая – она пела, смеялась и докучала каждому, кто не разделял ее веселья. От этой девочки можно было ожидать самой дикой выходки – но у нее были самые красивые глазки, самая нежная улыбка и самая легкая поступь во всем приходе. В конце концов, она озорничала не со зла: бывало, доведет тебя до слез, а потом еще и всплакнет вместе с тобой и не отступится, пока ты сама не начнешь ее утешать. И еще она была слишком привязана к Хитклифу. Самым страшным наказанием для нее было, когда их разлучали. Но и доставалось ей из-за Хитклифа больше всех нас. В играх она не просто всегда стремилась верховодить, но и давала волю рукам. Со мной она тоже попробовала тычки и окрики, но я сразу дала понять, что со мной такое не пройдет.