Смертельный удар - Ричард Цвирлей

– Слышишь, о чем говорит молодежь? – Олькевич криво усмехнулся Бродяку. –Какой-то детский бред.

– «Зеленые лягушки» – популярная группа, – сказал Блашковский. – Они исполняют панк-рок, и большинство участников фестиваля хочет, чтобы они победили в этом году.

– Подумать только, – сказал лейтенант. – Ну так выпьем за их здоровье, – Теофиль рассмеялся и вынул из внутреннего кармана маленькую плоскую фляжку с Мишкой, талисманом Олимпийских игр в Москве. Он не был на олимпиаде, а вот его шурин-железнодорожник был. Он работал на поезде дружбы, отвозившем польских молодежных активистов на Олимпийские игры в столицу международного пролетариата, и именно там он купил мужу своей сестры эту фляжку. Олькевич неоднократно оценил ее пользу. Он всегда брал ее с собой, когда приходилось куда-то ехать, ведь неизвестно получится ли что-то купить, когда захочется. А благодаря Олимпийским играм в Москве и, конечно, благодаря шурину он не зависел от местных магазинов.

Он протянул Бродяку открытую фляжку. Тот сделал большой глоток и вернул фляжку Олькевичу. Блашковского не угостили, потому что он был еще слишком молод.

14:49

Сейчас Харон не читал свою любимую «Мифологию». Он открыл ее для видимости, чтобы казалось, что он читает. У него не было времени на чтение. Он пришел в это убогое заведение лишь с одной целью. У него был план. Ничего особенного, он появился случайно. Два дня назад ранним утром на палаточном поле его разбудили странные звуки, долетавшие снаружи. Он сразу проснулся. Надел рубашку, сунул босые ноги в кеды. Выйдя из палатки, он увидел скорчившегося длинноволосого парня в кепке с козырьком, рыдавшего, как ребенок. Парень держался правой рукой за согнутую левую руку. Было достаточно светло, поэтому было видно, что из-под ладони течет кровь. Харон сразу заметил, что на земле лежит пустой шприц с остатками мутной жидкости. Все понятно. Этот идиот впрыснул дозу, и настолько неумело, что повредил вену.

Наркоман бросил затуманенный взгляд на Харона.

– Что уставился, лучше помоги мне.

Он действовал на автомате, анализируя позже эту ситуацию, он удивился, что поступил таким образом. Он нырнул обратно в палатку и вынул из сумки кожаный ремень. Этим ремнем он пережал парню руку выше раны.

– Это поможет ненадолго. Иди в «скорую помощь», чтобы зашили. Когда вернешься, верни ремень.

Парень ушел пошатываясь, даже не поблагодарив его. Ремень он, конечно, не вернул.

Сегодня, когда Харон, шел в сторону железнодорожного вокзала, он случайно заметил компанию и того парня с ней. Он инстинктивно пошел за ними. Они зашли в бар на рынке. Он подождал несколько минут и тоже зашел. Заказал пиво и сел у стены. Начал вести наблюдение. Ему это даже понравилось. Он сидел над книгой, делая вид, что читает, а сам краем глаза наблюдал за парнем. Спустя несколько минут он уже знал, что его зовут Кермит. Он терпеливо ждал, чтобы поговорить с ним. У него появилась такая возможность, когда тот встал и пошел в туалет. Однако он решил, что еще слишком рано. Он видел, что веселая компания только начала застолье, потому что их столик был заставлен кружками с пивом. Наверное, наученные опытом, они заказали сразу несколько кружек на случай, если бармен приостановит продажу, что часто случалось в питейных заведениях. Они больше не зависели от настроения бармена и спокойно могли выпить. Кермиту придется встать еще раз, чтобы облегчиться. Он действительно пошел в туалет во второй раз, но к сожалению еще с одним парнем.

В какой-то момент в заведение вошли еще трое посетителей. Один выглядел как валютчик, второй был в сером и немного тесном костюме, третий, самый молодой, не отличался от людей, приехавших на фестиваль. Харон внимательно их рассмотрел, но вскоре перестал ими интересоваться.

В конце концов Кермит, успевший со всеми поссориться из-за группы «Зеленые лягушки», встал из-за стола и пошел неуверенным шагом в сторону туалета. Он прошел мимо посетителя, читавшего книгу, и спустя минуту исчез за коричневой толстой занавеской, разделявшей туалеты и барный зал.

Харон подождал немного, потом забросил на плечо свою холщовую сумку и пошел вслед за ним. Вскоре он был уже внутри.

Внутри неприятно пахло мочой, рвотой и хлоркой. Стена с тремя писсуарами была покрашена зеленой масляной краской, отслаивающейся в нескольких местах большими кусками.

В небольшом помещении царил полумрак, потому что лампочка давно перегорела, а маленькое окошко, выходившее во двор, почти не пропускало свет. Кермит стоял у последнего писсуара. Он находился под воздействием алкоголя и вынужден был держаться за стену. Он был занят процессом и не обратил внимания на вошедшего. Харон передвинул сумку на живот и сунул в нее руку. Он быстро нащупал молоток.

– Что уставился, педик, – пробормотал Кермит, заметив краем глаза длинноволосого парня в метре от себя.

– Ты должен был вернуть мне ремень.

14:59

Следственная группа, возглавляемая старшим лейтенантом Бродяком, приехала в Яроцин час назад. Сначала они были на палаточном поле, чтобы осмотреть место преступления, а потом, оставив там лучшего специалиста, то есть капитана Лещинского, поехали в комиссариат. Бродяк знал, что не стоит околачиваться возле палатки, когда там работает Лещ, – так капитана называли коллеги. Он не любил, когда кто-то путался у него под ногами без надобности. Лучше оставить его с криминалистами и заняться своими делами. Тем более нужно было решить проблему Блашковского, тоскливо дожидавшегося помощи.

Кавалерия прибыла вовремя, в момент, когда Блашковский заканчивал предварительный отбор задержанных и большинство из них хотел отпустить. Однако натолкнулся на сопротивление старшего лейтенанта Медушевского, заявившего, что не для того их задерживали, чтобы сразу отпустить.

К счастью в момент, когда ситуация накалилась, в комиссариате появились Бродяк, Олькевич и водитель, почти два метра ростом и весом сто двадцать килограммов, сержант Гжегож Коваль.

Обрадованный Блашковский сразу представил Медушевскому группу из воеводства.

Бродяк немедленно взял на себя руководство. Когда Блашковский представил устный рапорт о предварительных результатах, он принял все к сведению и тоном, не терпящим возражений, приказал Медушевскому выполнить поручения Блашковского, старшего лейтенанта Блашковского, добавил он, не оставляя милиционеру из Яроцина ни малейшего шанса для объяснений.

Для более тщательного анализа информации Бродяк созвал совещание в узком кругу в близлежащем баре на яроцинском рынке.

– В этом комиссариате как будто время остановилось. Эти идиоты избили какого-то парня только потому, что он убегал, и так сильно, что пришлось вызывать скорую, – возмущался Блашковский.

– Если убегал, значит что-то было на его совести, – сказал Олькевич, допивая остатки пива из своей кружки.

– Я не об этом говорю, Теофиль, я о том, что здесь к людям относятся