Декабристы рассказывают... - Э. Павлюченко Составитель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мои служебные отношения в Елизаветграде ни в каком смысле не могли быть приятны уже потому, что они вновь ставили меня в положение, совершенно чуждое моим познаниям и моей предыдущей опытности. В этой громадной степной местности, где 90 тысяч душ, приписанных к военным поселениям, занимались земледелием и скотоводством, хозяйство велось совершенно инстинктивно и неправильно, что по местному наречию и называется диким или воровским хозяйством. Ни малейшего раздела полей, никаких отведенных лугов и пастбищ: пашут, где хотят, сеют, покуда урожаи хороши или даже посредственны, и затем бросают этот участок, доколе он не отдохнет от испытанного им обременения…»
Граф Алексей Андреевич Аракчеев. С этим именем связано немало мрачных страниц русской истории.
Кто не помнит эпиграммы Пушкина:
Всей России притеснитель,
Губернаторов мучитель
И Совета он учитель.
А царю он — друг и брат.
Полон злобы, полон мести,
Без ума, без чувств, без чести.
Кто ж он? Преданный без лести,
…грошовый солдат.
Сохранился любопытный документ аракчеевских времен — донос на Г. С. Батенькова, представленный в 1825 году П. А. Клейнмихелю, одному из приближенных Аракчеева, в будущем влиятельному фавориту Николая I. Донос написан после трагических событий в имении Аракчеева Грузине, где крестьяне, не вынесшие зверских истязаний графской любовницы Настасьи, убили ее.
Доносчик сообщает:
«Меня удивили в сем случае суждение и образ мыслей служащего при графе Алексее Андреевиче инженер-под-полковника путей сообщения Батенькова. Тогда как все почти изумлялись и считали происшествие сие ужасным поступком, Батеньков изъяснялся об нем в разных шутках, в разных насмешках и всегда в веселом духе. Правда, что сие делал он не открыто, а только при одном из Сибири с ним живущем задушевном его приятеле и при мне, почтив и меня своей откровенностью. Но сие-то и показывает настоящее свойство его души и прямые его качества. На сожаление и удивление, по сему страшному происшествию изъявляемое, говорил он: «Не нужно жалеть! Вещи идут своим ходом. Несчастье невелико. Впрочем несчастие одних есть счастие для других» — и, оборотись к сибиряку своему преданному, сказал: «Не правда ли, что мы сделались счастливы от того, что многие в Сибири подверглись несчастию? Иначе же мы бы не поднялись вверх! Стояние вещей в одном положении невыгодно в обществе и вредно. Что за беда, что Настасий не стало? И есть ли о чем жалеть?» В сем месте его разговора изъяснял он о покойной Настасий Федоровне разные нелепости и столько распространялся в самых язвительных насмешках, что человеку, благородно мыслящему, невозможно слышать без досады, которая и во мне произошла к Батенькову, видя его в столь развратных, подлых и бессовестных мыслях. Потом, обрати разговор о графе, говорил: «Не беспокойтесь! Если случай сей расстроил графское здоровье и силы, то вместо графа Алексея Андреевича найдется другой граф Сидор Карпович и при нем может быть и нам еще лучше будет. Например, — сказал он, — если такой случай приблизит по-прежнему к государю нашего хозяина (хозяином разумел Сперанского, у которого живет он, Батеньков, и с ним привезенные из Сибири), то мы без сомнения не проиграли бы, а были бы весьма рады».
При сих и многих подобных изъяснениях Батенькова обмер я от удивления и до сего времени не могу выйти из поразившего меня изумления…»
Аракчеевщина: мрачное слово сохранилось в языке. Как и пушкинское «Всей России притеснитель», как рылеевское «Надменный временщик, и подлый и коварный».
Несколько десятилетий спустя после описанных событий петербургский гимназист (в будущем видный врач) Владимир Чемезов записал свои впечатления от пребывания в Грузине, бывшей резиденции Аракчеева. Дневник Чемезова недавно обнаружен в Новосибирске, в собрании рукописей академика М. H. Тихомирова.
ИЗ ДНЕВНИКА ВЛАДИМИРА ЧЕМЕЗОВА
«25 июня 1861 г. Теперь я хочу по возможности отовсюду собрать сведения о графе Аракчееве… Сколько я могу судить о нем по отзывам одного старика по имени Иван Васильевич, жившего еще при нем… то можно сказать, что он был нехороший человек. Иван мне рассказывал, как Алексей Андреевич наказал его во время холеры, погубившей множество людей. Во времена графа на месте нынешнего корпуса был лазарет, а на месте лазарета конюшни. Каждый день умирало по нескольку человек, которые до погребения ставились в лазаретский склеп, освещаемый чуть брезжившим светом лампады. Таким образом накопилось однажды двенадцать покойников. В то время Иван в чем-то провинился. Аракчеев рассердился и засадил его на целую ночь к покойникам, да еще велел нумеровать кровати у голов мертвецов. Можете судить, каково было бедному Ивану Васильевичу провести такую приятную ночь, а он еще был любимцем графа. По этому можно судить, как он наказывал других, которых не любил. После этого рассказа старик прибавил: «Крутенек был батюшка Алексей Андреевич».
Когда во время Таганрогской поездки Александра здесь была убита поваром любовница Аракчеева, солдатка, его крестьянка Анастасья, он тотчас бросил все государственные дела, прискакал сюда и, не находя виноватого, тотчас написал об этом к новгородскому губернатору записку, которая еще до сих пор хранится в золотом ковчеге в тамошнем правлении В этом письме граф просил как можно скорее разыскать преступника. С тех пор пошли ужаснейшие пытки. Достаточно было только одного неосторожного шага, одного пустого подозрения, чтобы подвергнуться ужаснейшим мучениям… Когда он впервые вошел в связь с Настасьей, у нее еще был жив ее муж, солдат. Желая от него избавиться, этот изверг велел утопить его, и вот
